Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике
Шрифт:
Таблица 2
Доверие к политическим институтам Средний балл (1 – совсем не доверяю; 10 – полностью доверяю)
Уровень удовлетворенности «работой» демократии в России – 4,8 (по 10-балльной шкале, где 1 – «совершенно не удовлетворен», а 10 – «полностью удовлетворен») оказывается ниже, чем весьма умеренная оценка степени демократичности нашей страны – 5,3 (по такой же шкале, где 1 – «совсем недемократическая», а 10 – «полностью демократическая»).
С целью более дифференцированного анализа отношения российских граждан к представительству и демократии в целом мы выделили несколько типологических групп респондентов на базе их представлений
Наибольшее число респондентов (39%) высказались за представительную версию демократии («народ осуществляет власть через своих избранников в органах власти»). Версии прямой демократии («граждане принимают политические решения сами, без посредников»), элитистской демократии («властные функции осуществляют профессионалы, имеющие знания и опыт») и плебисцитарной демократии («осуществление власти лидером, избранным большинством народа») поддержали, соответственно, 12, 18 и 18% респондентов.
Внутри групп респондентов, по-разному трактующих содержание демократического правления, соотношение сторонников развития демократии и сторонников сильного лидера значительно отличается. У «представительных демократов» оно почти равное и близко к среднему по выборке (39%), тогда как у «элитистов» и «плебисцитариев» число приверженцев сильного лидера более чем вдвое превышает количество сторонников развития демократии. Между тем у «прямых демократов» соотношение обратное: число выступающих за развитие демократии в два раза больше, чем число приверженцев сильного лидера (см. табл. 3).
Таблица 3
Характерно, что количество сторонников единства (versus конкуренция) среди приверженцев плебисцитарной и элитистской версий демократии намного превышает среднее значение по выборке (соответственно, 70 и 66%). Эти группы людей готовы напрямую, без политических посредников, делегировать полномочия президенту и правительству ради «единения» общества. Конкуренция для них незначима: среди «плебисцитариев» ее поддерживают лишь 13%! Что касается сторонников представительной демократии, то среди них ориентирующихся на единство меньше, чем в среднем по выборке, а сторонников конкуренции, напротив, больше (52 и 33%). Наконец, у «прямых демократов» сильнее выражена ориентация на конкуренцию и очевидно меньше – на единство (37 и 39%) (см. табл. 4).
Таблица 4
Именно группы прямой и представительной демократии – при очевидном различии исходных установок – остаются в поле демократического представительства, в отличие от групп элитарной и плебисцитарной интерпретаций демократического порядка.
Любопытно, что именно среди «плебисцитариев» (а не «представительных демократов») оказалось больше всего предпочитающих партию как форму политического объединения (37% против 30% по выборке в целом) по сравнению с другими формами – политическим движением и неформальной группой политических активистов (см. табл. 5).
Таблица 5
По-видимому, респонденты, готовые делегировать власть сильному лидеру, имеют в виду партию как институт, создаваемый сверху и реализующий политику лидера (такова модель «партии власти»; в данный момент это – «Единая Россия»), а не как выразителя интересов определенных социальных групп, реализующий функцию согласования интересов в пространстве политики. Вместе с тем лишь 8% «плебисцитариев» доверяют такой форме политического объединения, как политическое движение, и всего 4% – неформальным группам активистов. По-видимому, это обусловлено неприятием респондентами тех форм политических объединений, которые возникают, как правило, «снизу», спонтанно (политические движения 16 и неформальные группы), и являются, по признанию современных теоретиков демократии, наиболее гибким и современным способом представительства интересов, вовлечения в политику граждан, ранее исключенных из этой сферы.
16
Хотя
следует оговориться, что политические движения в нашей стране зачастую создаются сверху и служат не средством представительства интересов, а способом мобилизации с целью легитимации существующего режима.Сторонники «прямой демократии», напротив, отдают предпочтение именно таким формам политического объединения. Можно предположить, что данная группа респондентов, полагая, что существующие политические партии не отстаивают в должной мере интересы граждан, видит в движениях и неформальных группах активистов новые, неинституциональные формы представительства интересов. Данное предположение подтверждается также анализом ответов на вопросы о формах демократического правления и партиях (см. табл. 6).
Таблица 6
Если в среднем по выборке 43% ответили на данный вопрос отрицательно, то в группе «прямых демократов» таковых оказалось 60%. В то же время в группах «элитистов» и «плебисцитариев» число тех, кто ответил положительно, существенно превысило средний показатель по выборке (31%). Однако, как уже отмечалось, функция партии в понимании этих респондентов, очевидно, не представительство интересов, а мобилизация с целью легитимации власти лидера.
Группа сторонников прямой демократии отличается от других групп еще по целому ряду параметров. Так, в ней наибольшее количество респондентов смогли идентифицировать свои политические взгляды (см. табл. 7).
Таблица 7
В этой же группе существенно больше, чем в других, число интересующихся политикой: 29% «очень интересующихся» (против 17% по выборке) и 42% «в некоторой степени интересующихся» (среднее значение – 46%), а также количество тех, кто считает себя «политически информированным»: 68 против 56% по выборке. Среди них также больше всего тех, кто получает политическую информацию в первую очередь из Интернета: 27% (среднее по выборке – 19%) (см. табл. 8).
Таблица 8
Можно, следовательно, сделать вывод, что именно эта группа включает в себя наиболее образованных, компетентных граждан, способных идентифицировать свои политические взгляды и ориентированных на прямое участие в политике. Показательны в данной связи ответы на вопрос о «личном участии в выступлениях граждан с политическими требованиями». В группе «прямых демократов» в таких акциях принимает участие около 40% респондентов, тогда как среднее число участвующих в политических акциях по всей выборке – около 18%. Наконец, среди них – рекордное количество тех, кто считает, что массовые протесты «ведут к позитивным изменениям в обществе»: 62% (против 34% в среднем) (см. табл. 9).
Таблица 9
Однако что касается выборки в целом, то относительное большинство наших респондентов (около 43%) полагают, что массовые протесты «скорее разрушительны для общества», и лишь около 35% считают, что они «скорее ведут к позитивным изменениям».
Между тем современные исследователи представительства, о которых шла речь в первой части статьи – Б. Манен, Д. Касс-тильоне, Н. Урбинати, – указывают на стимулирующую роль протестных выступлений для институциональной системы демократического представительства, которая вынуждена реагировать на недовольство определенных категорий граждан, совершенствуя политическую систему, делая ее более адаптивной, способной к саморегуляции. С. Хантингтон связывает адаптивность организации или процедуры с «давлением со стороны окружающей среды». «Чем больше требований предъявляет окружающая среда», тем большую адаптивность проявляет организация или система, – отмечает он. А чем более «адаптивна организация или процедура, тем выше уровень ее институционализации» [Хантингтон, 2004, c. 32]. Давление и требования могут, по Хантингтону, носить как медленный, постепенный характер, так и острый, конфликтный, часто – революционный характер.