Полковник Империи

— Извините, — тихо ответил командир штурмовиков, совсем потупив взгляд и теперь заметив, что мундир Максима весь в крови.

— Ты оспорил в боевой обстановке мою власть. Ты усомнился во мне в ситуации, когда мне была нужна твоя верность. Ты угрожал мне оружием, пустив кровь. И теперь просишь извинить тебя?

— Я искуплю… — тихо прошептал и склонил голову.

Меншиков задумался на секунду. А вместе с тем замерли и окружающие его офицеры. Ключевой момент. Сложный выбор.

По-хорошему, этого офицера нужно убить, как человека, оспорившего его власть публично. Но убивать его было вредно, так как он требовался для дела. Да и не привыкли остальные офицеры к столь радикальным решениям. Плюс ко всему поведение самого Максима было едва ли не за гранью допустимого. Ребята очевидно перепугались. Их психика была просто не готова к действительно жестким и жутким поступкам. Даже там, под Зальцбургом, когда он приказал рубить головы убитых и складывать из них курган, они едва подчинились. А сейчас… мда… Поэтому, чуть помедлив, Максим произнес:

— Чашку кофе мне принеси, со сливками, и мундир новый, и санитара пригласи. Негоже идти на переговоры в таком виде с пусть и липовым, но королем. — «Не распорядись принести», а «принеси». Лично. То есть, вот таким нехитрым образом ударив по репутации. С ним можно будет и потом разобраться. А сейчас низведение его в статус «мальчика на побегушках» вполне терпимый выход из ситуации.

— Да-да, — оживился офицер и бросился исполнять распоряжение командира. Да и остальные быстро испарились, кто куда. Раз — и куда-то делись.

Дальше все прошло относительно тихо и предсказуемо.

Король Италии вывел Италию из состава коалиции Центральных держав, а потом обратился к Меншикову, как к представителю Антанты, с просьбой войти в этот союз. Максим же, немедленно эту просьбу удовлетворил.

Имели ли он какие-нибудь полномочия для этого? Конечно, нет. Мог ли кто-то это решение оспорить? Тоже нет. И Великобритания, и Франция, и Россия уже вечером подтвердили МИДу Италии полномочия Максима. В полном объеме. «Не отходя от кассы», так сказать. Просто потому, что Антанте этот шаг был предельно выгоден.

В одночасье Центральные державы получили удар, по сравнению с которыми наступление Третьякова в Померании выглядело мелкой шалостью. Раз — и огромной линии фронта не стало. А вместо него зияет зловещая дыра, затыкать которую просто нечем. Последние резервы были брошены на блокировку русских: прорыва на севере и отрядов вырвавшихся на свободу военнопленных.

И это не говоря о другом. Италия — это ведь не только ценный мех, но и много вкусного, диетического мяса. Она была важнейшей житницей Центральных держав, поставлявшая огромное количество сельскохозяйственной продукции и рыбы своим германским союзникам. Так что ее уход «из партии» делало невозможным ведение продолжительной войны, просто из-за стремительно нарастающих проблем с продовольствием.

Ну и геополитические последствия.

Даже если Центральные державы сумеют заткнуть дыру на новом Итальянском фронте, что само по себе выглядело чудом, лучше от этого им станет не сильно. Потому как Марсель вновь вступает в действие как главная Военно-Морская база Франция в Средиземном море. А обретение портов в Южной Италии позволяло Атланте начать нормально оперировать в центральной и восточной зоне Средиземноморья. То есть, создать закритические трудности для Османской Империи, которая уже почти год чувствовала себя там сухо и уютно, продолжая методично давить англичан в Египте.

Вся грандиозная мощь Центральных держав начала складываться как карточный домик. Казалось бы, какое место в этой войне занимала Италия? Ведь слабый вояка. Жидкий. Однако же его выбывание в сложившейся обстановке стало очень, крайне болезненным.

Максим же не просто заставил подписать спешно, буквально на коленке «состряпанные» акты, но и, пригласив местных журналистов, устроил пресс-конференцию. На которой присутствовал не только совершенно подавленного вида король Италии, но и Кайзер Германии. Мрачный, конечно, но от него ничего не требовалось, только присутствовать. Поэтому проблем он не создавал и создать не мог. Ему специально позволили переговорить в приватной обстановке с Виктором Эммануэлем III, чтобы тот передал правильное настроение этому нордическому усачу. Вроде как по ошибке или недосмотру. Но какая разница? Дело сделано. Страх посеян.

Именно здесь, при большом стечении народа и журналистов, и прозвучали манифесты «О мире», «О войне» и «О державе». И уже через несколько часов не только вся Италия знала об этих грандиозных новостях, но и весь мир. Разумеется, поверили не все. Но на это и не было расчета. Главное — подобный шаг создавал просто феерический бардак на юге французского фронта, где итальянские части стояли вперемежку с австро-венгерскими. А значит, что? Правильно. Отступить австро-венгерские части для закрытия образовавшейся «дыры» вряд ли смогут. Во всяком случае, в значимом количестве и быстро. А это, хочешь — не хочешь, распространит панику дальше, шире и глубже. В Берлине и Вене начнут принимать экстренные меры на нервах…

Глава 6

1916, 21 мая. Берлин

В этот раз Кайзерин посетила Генеральный штаб чинно и спокойно. Без криков, как в прошлый раз. Ее ярость была спокойной и взвешенной. И выдавала ее только чуть безумный взгляд окаймленный припухшими, покрасневшими веками. Видимо плакала. Долго и много. И мало спала. Ну и довольно значительный крестик, что она теребила в руках, не был для нее ранее характерен. А так — вон, теребила, оглаживала, чуть ли не почесывала, не отпуская, казалось, ни на минуту. Он был, правда, не шейный, а «ручной» для ритуального благословления. Но ее это нисколько не смущало. Как и мрачные черные цвета нарядов, словно бы она траур держит по близким людям.

— Господа офицеры, — холодно поприветствовала она кивком подорвавшихся со стульев Гальдера, Бека и прочих.

— Ваше Императорское Величество, — склонились они в уважительном поклоне.

— Рассказывайте, — процедила она сквозь зубы и уселась на стул за столом без всякого приглашения, даже формального. Те бы пригласили, но просто не успели и рта толком открыть.

— Что рассказывать? — Осторожно осведомился Гальдер, после небольшой заминки.

— Как вы собираетесь выпутываться из сложившейся ситуации. Насколько мне известно, вы не верили в то, что Меншиков может отправиться в Рим. Не понимали, зачем ему это нужно. И что теперь скажите?

Гальдер нахмурился и поджал губы. Возразить Кайзерин было нечего. Новость о том, что Италия заключила сепаратный мир с Антантой и перешла на ее сторону потрясло всех вокруг до глубины души, мягко говоря. Так-то народ отчаянно матерился. Такой подлянки от итальянцев не ожидал никто. «Бомбалейло» по всей Германии и Австро-Венгрии стоял такой, что теплом от «горящих задниц» можно было вполне уверенно растапливать ледник в Гренландии.

«Внезапно» оказалось то, что итальянцы оказывается очень плохо ладили на фронте. Сказывались старые конфликты и без всяких оговорок — вековая вражда. И если во время союзных отношений на эту проблему можно было как-то закрывать глаза, то теперь она вылилась в настоящую катастрофу. Итальянское руководство получило подтверждений новостей о переходе Италии на сторону Антанты, то «взяла быка за рога» и постаралась оперативно заблокировать своих вчерашних союзников. Намного быстрее, чем сообразили французы и со всей своей страстью присоединились к начавшегося празднику.

Как итог меньше чем за сутки двадцать одна австро-венгерская оказались заблокированы, отрезанные от снабжения, дорог и командования. А три дивизии удалось полностью разоружить и принудить к капитуляции. Да, заблокированные силы оказались не дискретными и раздробленными, а сгруппированными по три-четыре дивизии. Так что просто так не сомнешь, особенно в свете того, что они стали окапываться и агрессивно маневрировать. Но деблокировать ни у Австро-Венгрии, ни у Германии сил не было. Тем более, что, узнав об этой новости, Ренненкампф активизировался в Померании, где еще был очень нестабильный фронт.