Полковник Империи
Шрифт:
Тут надо сказать, что хоть Меншиков и выковывался в горниле Российской армии, во многом впитавшей традиции Советской, выросшей из Имперской, однако это никак не помешало ему придерживаться совсем других ценностей и взглядов. Все вышло как с воспитанием детей. Ребенок ведь либо подражает родителям, если ему нравится их поступки, либо старается поступать зеркально, отрицая их модель поведения как ошибочную.
В вопросах техники Максим оказался последовательным сторонником германской парадигмы времен Второй Мировой войны. В чем это выражалось? Советский Союз стремился массировать количество танков. В итоге одних только Т-34 разных модификаций было выпущено около шестидесяти тысяч, не считая самоходок на их шасси и послевоенных лицензионных копий. Немцы же танков PzKpfw V «Panther» выпустили ровно на порядок меньше — около шести тысяч. PzKpfw IV — около восьми с половиной тысяч, PzKpfw III — около пяти с половиной, и так далее.
Почему так? Не могли? Могли. Может быть немецкие танки были очень дорогие и сложные? Согласно распространенному мифу — да [13] .
13
Очень часто сравнивать нормо-часы (н-ч), идущие на изготовление Т-34 и человеко-часы (ч-ч), идущие на производство «Пантеры», говоря, что условно 1000 н-ч это в 5 раз меньше, чем 5000 ч-ч, из-за чего танк в 5 раз дешевле и проще. А это, по меньшей мере, не компетентно. Нормо-час — это время, на которое будет занят участок конвейера, человеко-час — время, которое работал отдельно взятый работник. Чтобы понять смысл, приведу пример. Деталь обрабатывается в цеху 10 часов (10 н-ч), из них 2 часа на токарном станке 1 мастером (2 с-ч, 2 ч-ч), 1 час на фрезеровальном станке 1 мастером (1 с-ч, 1 ч-ч), остальное время ее доводят до ума напильниками и какой-то матерью 7 работников (7 раз по 7 ч-ч). Что это? Это 10 нормо-часов, 3 станко-часа и 52 человеко-часа.
Тут нужно немного отвлечься и дать небольшое пояснение, так как это известная тема для ругани и даже драк. Все дело в том, что стоимость классического танка, не напичканного всякого рода электроникой, процентов на шестьдесят-семьдесят определяется сложностью изготовления его корпуса. В отдельных случаях — до восьмидесяти, но это редко и только у части легких довоенных танков. Еще процентов двадцать-тридцать обычно дает двигатель и орудие.
Корпус у «Пантеры» был по своей сложности сопоставим с корпусом Т-34. Такая же сложная геометрия большого количество наклоненных плит. Только бронирование было дифференцированным, а не однородным, что давало кардинальное преимущество при правильном использовании.
Бензиновый двигатель у «Пантеры» выходил дешевле, чем знаменитый дизель «В-2» как в общей стоимости, так и в станко-часах и ресурсоемкости. Ведь картер и головку цилиндров нашего дизеля отливали из дефицитного в те годы алюминия, поставляемого в Союз по ленд-лизу в основном. Был, конечно, завод в Волхове, проработавший всю войну, но его продукция была каплей в море, на фоне потребностей авиации и танкостроения. Хуже того, этот дизель оказался не только дороже «сердца» своего немецкого конкурента, но и имел существенно меньший ресурс, усугублявшийся совершенно неудачной трансмиссией. В частности, переключение скоростей на ходу в Т-34 было затруднено из-за несинхронизированной коробки передач, расположенной в корме. Привод до нее был обычный, механический, что лишало рычаг чувствительности и кардинально снижало точность переключения. В итоге зачастую требовалось усилия и механика-водителя, и сидящего рядом стрелка-радиста, чтобы «воткнуть» передачу из-за непомерных усилий и сложностей данной операции. Что, в свою очередь, вынуждало экипажи эксплуатировать танк на заранее включенной второй передаче. На ней трогались, на ней и ездили. Из-за чего скромный ресурс дизеля «В-2» уменьшался еще сильнее.
Немцы, столкнувшись с аналогичной проблемой, просто поставили коробку передач вперед и сделали чувствительный рычаг. Да, это неприятно повлияло на компоновку. Но это позволяло нормально пользовать коробкой передач и нормально управлять танком.
На первый взгляд — малозначительная мелочь. Однако на деле это приводило к тому, что Т-34 был крайне уязвлен в эксплуатационных, маневровых и маршевых качествах. Тут и кардинальное снижение подвижности, которая у Т-34 оказалась существенно ниже паспортных характеристик. Это и проблемы с дальними марш-бросками для оперативного маневра. А еще была необходимость в частых капитальных ремонтах, для которых в войсках, как правило, постоянно не хватало запчастей и нужного объема сервисных служб. Ведь фронту требовалось больше танков… а эксплуатироваться они там будут уже сами, как-нибудь…
Но мы отвлеклись. Разница в стоимости двигателей покрывалась более дорогим орудием у «Пантеры», что во многом уравнивала их цену в деньгах, человеко-часах и станко-часах. Дифференцированная броня и мощное орудие наделяли «Пантеру» категорическим преимуществом перед Т-34. При правильном использовании, конечно.
Союз старался. Он стремился оптимизировать крупносерийное производство своих танков и снизить их стоимость. Однако происходило это зачастую за счет ухудшения их качеств. Так, например, переход на литую башню у Т-34 можно считать прекрасным образцом такого решения. Ведь литая броня на четверть имеет меньшую снарядостойкость, чем катаная-цементированная. Да и рикошетность ниже из-за заметно большей вязкости. Но выходило да, дешевле, хотя и не сильно, из-за большого количества брака отливок, но все равно — дешевле. И это было очень важно. Ведь в начале выпуска Т-34 лишь немногим уступал в стоимости тяжелому танку КВ-1… Очень показательно. Но руководство Союза это не смущало. И мы продолжали творить свое чудо.
Так вот. Что делали немцы? У них не было ресурсов для того, чтобы героически выпускать десятки тысяч танков. Такой лихостью и удалью молодецкой могли похвастаться только Союз да Штаты. Немцы, сидящие на крайне скудной диете ресурсов, такого расточительства себе не смогли
позволить, даже если бы и захотели. Поэтому они внедрили в войска большое количество ремонтно-восстановительных подразделений и обеспечили их запчастями. Это оказалось дешевле и проще. В итоге существенно меньший парк техники был преимущественно на ходу, исправен и боеспособен. Даже такие проблемные машины как PzKpfw V, VI и VII. Про такие аппараты как PzKpfw III и IV и речи не идет, так как они были не только дешевы, но и адаптированы конструктивно к упрощению ремонтно-восстановительных работ. Этот подход позволял немцам доминировать на поле боя или хотя бы держать паритет до тех пор, пока их экономика окончательно не «схлопнулась» в 1944 году. А у «толпы» советских танков постоянно были какие-то проблемы, не позволявшие их использовать в полную силу. То рукав порван, то сапог в дерьме, как говорится…Максим не считал подход Союза правильным. Более того, он его раздражал, вызывая «жабье удушье» от чувства чудовищного количества бездумно слитых ресурсов. Поэтому он сам при формировании механизированного полка уделил самое пристальное внимание сервисным службам. Но им нужно было дать время. На ходу они толком не работали. Поэтому он согласился на предложение временного правительства Римской Империи и принял командование союзным контингентом в Вероне…
Итальянская и французская армии не справились. Они не смогли надежно заблокировать австро-венгерские дивизии. Не сумели. Поэтому те прорвались и начали относительно организованный отход. Да, со значительными потерями. Да, потеряв всю тяжелую артиллерию и приличную часть обозного хозяйства. Но как раз по той железнодорожной ветке, что шла через Верону. Вот Рим и спешил, идя на все возможные меры, дабы заблокировать противника, с каждым днем, с каждым часом, терявшим боеспособность и организацию из-за острого дефицита продовольствия и боеприпасов. Именно по этой причине Рим к Максиму и обратился с предложением. Именно по этой причине Париж и решил подождать с ответом Берлину. Если австро-венгерским дивизиям удастся прорваться и добраться до своих земель, то они засядут на горных перевалах и продолжение войны потеряет всякий смысл. Италия эти позиции не прорвет, даже с помощью союзников. Франция истощена. Сильно. Критично. Еще год такой опустошительной войны она не вытянет. Развалится, погрузившись в череду обостренных внутренних конфликтов. Поэтому предложение Берлина заключить Белый мир будет выглядеть очень интересно. Да, по сути, это взаимное признание поражения без уступок, признание своей неспособности победить. Но это лучше гибели от истощения, хотя люди и будут крайне раздражены масштабностью бессмысленных жертв. Обострятся социальные противоречия с резким ростом волнений, а то и открытыми вооруженными выступлениями, хотя и не так масштабно, чем в сценарии с продолжением этой безумной войны еще на год. Это в оригинальной истории эта война на истощение продлилась до 1918 года, завершившись из-за окончательного развала тылов у части стран Антанты и всех Центральных держав. Здесь и сейчас же из-за куда большей интенсивности событий, усталость от войны накопилась быстрее и намного сильнее. И тылы поплыли раньше. Намного раньше.
А вот если удастся остановить австро-венгерские дивизии на подступах к Вероне, то дело поворачивается совсем другой стороной. Это открывает возможность нанести Германии решительное поражение и достигнуть победы. А значит — все не зря. А значит, что огромные жертвы можно будет оправдать какими-либо серьезными территориальными и материальными приобретениями. А это мощный душевный подъем населения. Это возможность сгладить и как-то придушить давно накопившиеся социальные противоречия и, возможно, достигнуть социального компромисса за счет побежденных. Поэтому Париж молчал. Париж ждал, внимательно наблюдая за тем, что происходит в окрестностях Вероны. И не только Париж. Все затаили дыхание и наблюдали за сражением, в котором решалась судьба войны…
Перед Максимом не стояла задача выстроить оборону на широком фронте. Австро-венгерским частям требовалась железная дорога. Вот ее он оборонять и собирался. Поэтому и эшелонировал свою оборону, сконцентрировав свои силы вдоль «железки».
Позиционная война в этом варианте Первой Мировой наступила на год позже, поэтому и продвинулась не так недалеко, как могла бы. То есть, по сути сводилась к эшелонированию траншей, лишенных большого количества укрытий и ходов сообщения. Про оборонительные узлы и концепцию эластичной обороны еще даже не задумывались. Максим тоже. Зачем ему задумываться? Он ведь знал, как ее строить. Эти «откровения» для него было дремучей древностью, хорошо отработанной и дополненной за XX век. Поэтому все маршевые роты итальянцев были вооружены лопатами, тачками и с какой-то матерью отправлены заниматься народной русской забавой — копать от забора и до обеда. То есть, обустраивать позиции. Ну и значительная часть личного состава механизированного полка тоже. Все-таки дело важно и крайне полезное…
«Австрияки» не имели тяжелой артиллерии, но обладали категорическим численным преимуществом. Поэтому решили применить довоенную схему наступления. Чуть доведенную до ума.
Батареи легких орудий открыли огонь шрапнелью с закрытых позиций, осыпая русско-итальянские траншеи свинцовыми шариками. Но тут прозвучали сигнальные свистки на позициях. И личный состав поспешил укрыться в нишах или отойти на вторую линию по изломанным ходам сообщения.
Минута. Максимум две.
И первая линия опустела. Остались только наблюдатели в защищенных НП, вынесенных вперед. Там их было не достать. Территориально они были вынесены чуть вперед и в сторону от оборонительных узлов и траншей, ну и перекрыты как блиндажи деревом. Их только прямым попаданием снаряда можно было разрушить. Но вот беда — туда не стреляли. Там ведь не было наблюдаемых позиций. Зато там сидел человек и имелся телефон, проведенный по присыпанной и замаскированной канавке. А еще было «поганое ведро» для естественных нужд и запас сухих пайков для питания.