Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

73

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, НП.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 5. Оп. 2. Ед. хр. 2.

Дат.: 24 ноября 1909 г. — по датировке Р. Д. Тименчика (НП. С. 56).

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Его Высокородию Валентину Иннокентиевичу Анненскому». Штемпеля и марок нет (вручено нарочным).

Стр. 3–4. — Ср. дневниковую запись М. А. Кузмина от 24 ноября 1909 г. о поездке в Царское село: «...Ехали со Зноской; он показывал письмо к Маковскому, <...> которое его будто несколько расстроило. Были Чулков, Мейерхольд, Бородаевский и Потемкин. Женя читал свою вещь, кажется, не очень понравившуюся. Потом ужинали и дивагировали. Коля поехал нас провожать, чтобы делать мне конфиденции, но я был так расстроен Женей, что не был склонен их выслушать...» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 189). Евгений Александрович Зноско-Боровский (о нем см. комментарий к № 78 наст. тома), читал на этом вечере пьесу «Крейсер «Алмаз» (Цусима). Сцены из войны» (вышла отдельной книжкой в 1910 г.). Адресат данного письма, Анненский-Кривич, Кузминым не упоминается, и можно предположить, что он на вечере не присутствовал. «Конфиденции» Гумилева, по всей видимости, касались В. К. Шварсалон (см. о ней комментарий к № 77 наст. тома). Стр. 4–5. — 27 ноября 1909 г. Гумилев выехал из Петербурга в Киев, где вместе с Кузминым, А. Н. Толстым и П. П. Потемкиным выступал на вечере «Остров искусства» 29 ноября 1909 г. После окончания вечера Гумилев пригласил учившуюся тогда на киевских Высших женских курсах А. А. Горенко в гостиницу «Европейскую» пить кофе и получил ее «последнее и окончательное» согласие на брак (подробнее см.: Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 244–253; а также: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915... С. 190–191, 655–657; Черных В. А. Летопись жизни и творчества Анны Ахматовой. Ч. 1. М., 1996. С. 32–33). В следующий день, 30 ноября (день кончины И. Ф. Анненского), Гумилев отправился из Киева в Одессу и оттуда на два месяца в Абиссинию.

74

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1986 (публ. М. Баскера и Ш. Грэм), Полушин, НП.

Автограф — РГБ. Ф. 109. К. 17. № 28.

Дат.: 1 декабря 1909 г. — по почтовому штемпелю.

Почтовая открытка с видом Одессы. Штемпель почтового отделения Одессы — 01.12.09.

Стр. 1. — В Одессу Гумилев приехал из Киева 1 декабря 1909 г. На следующий день он сел на пароход через Варну в Константинополь (см. ниже); перед отъездом он еще побывал в сопровождении художницы А. А. Экстер (в мастерской которой он вместе с Кузминым остановился в Киеве — см.: Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 190; Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 251; добавим, что ее муж, «декадентский меценат» Н. Е. Экстер финансировал издание «Чтеца-декламатора» — см. комментарий к № 69 наст. тома) на готовившейся к открытию художественной выставке «Салон» и там же, спеша «на пароход, идущий в Африку», познакомился с Д. Д. Бурлюком (см.: ЛН. С. 494). Из Одессы Гумилев также послал открытку М. А. Кузмину (см. комментарий к стр. 6–7 № 72 наст. тома). Стр. 3–5. — Сведения о путешествии Гумилева в Абиссинию зимой 1909/1910 гг. крайне ограничены: фактически единственный источник достоверной информации представляют собой опубликованные в наст. томе письма. Из данного письма Иванову выясняется, что первоначально, как и в прошлом году, Гумилев собирался отправиться пароходом в Константинополь через турецкий порт Синоп, где он в сентябре 1908 г. застрял на 3–4 дня в карантине (см. комментарий к № 48 наст. тома). Но в этот раз — по-видимому, уточнив пароходные рейсы уже после отправления открытки, — он поехал в Константинополь «альтернативным» маршрутом через Варну. Из Одессы он отправился, действительно, «в среду» — однако 2-го, а не 3-го декабря, как он ошибочно писал Иванову (после бурных событий предыдущих двух недель Гумилев путался в датах: следующий вторник был соответственно 8-е декабря, а не 9-е). Днем в четверг, 3-го декабря, он прибыл в Варну, где тоже оказался карантин, однако Гумилев на несколько часов «сбежал» на берег. В полночь он отплыл в Константинополь; туда, как он и предполагал в открытке приятелям из Варны, он приехал, скорее всего, утром, в субботу 5/18 декабря (№ 76 наст. тома). Судя по той же открытке, он в тот же день сел на «румынский пароход», делавший остановку в Пирее по пути в Александрию, куда он доехал во вторник, 8/21 декабря. Вероятно, на следующий день он поехал поездом в Каир (см. №№ 76, 77 наст. тома) и провел там 5–6 дней (12/25 декабря он ездил «в пустыню на охоту»). К 16/29 декабря он перебрался поездом в Порт-Саид — отправочный пункт по Суэцкому каналу и Красному морю в Джибути (24 декабря 1909 / 6 января 1910 г. — см. №№ 80, 81, 82 наст. тома), исходную точку всякого путешествия вглубь Абиссинии. Из Джибути (25 декабря 1909 г. / 7 января 1910 г.) Гумилев добрался до Дыре-Дауа и Харэра, но дальше, в Аддис-Абебу (№№ 81, 82), не поехал (подробнее см. № 83 наст. тома). Даты его обратного маршрута из Абиссинии не зафиксированы, однако П. Н. Лукницкий сообщает, что Гумилев заехал в Киев около 2 февраля 1910 г. («Ночевал у В. Эльснера. В Киеве был у Анны Андреевны Горенко») и прибыл в Петербург и Царское село 5 февраля (Труды и дни. С. 199; на следующий день, 6 февраля 1910 г., неожиданно скончался его отец). Если предположить, что он вернулся в Россию прямым рейсом из Джибути (см. № 83), то, должно быть, он отплыл не позже 2/15 января и приплыл в Одессу не позже 1 февраля 1910 г. Стр. 5. — Упоминание о Триесте, по-видимому, относится непосредственно к Вяч. Иванову, который к моменту отъезда Гумилева из Петербурга, как будто бы, все еще намеревался присоединиться к нему в Африке (см. № 72 наст. тома и комментарий к нему). Иванов, должно быть, думал поехать через Триест (по давно ему знакомой дороге в Италию) и оттуда морем в Египет: Гумилев, уточняя вопрос о карантине на Черном море, указывает ему на более удобный маршрут. На настоящее письмо Иванов, очевидно, не отреагировал.

75

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 3/16 декабря 1909 г. — авторская датировка.

Монохромная открытка с изображением фонтана городского сада г. Варны, адресованная: «Москва. ЕВБ Вал<ерию> Як<овлевичу> Брюсову. Цветной бульвар, собств<енный> д<ом>». Штемпели стерты. Авторская датировка по ст. стилю.

Стр. 3. — Предыдущее письмо Гумилева к Брюсову было более чем шестимесячной давности (11 мая 1909 г., см. № 65 наст. тома). Безусловно, столь долгое молчание объяснялось, отчасти, сближением Гумилева с Вяч. И. Ивановым и возникшим при этом охлаждением Брюсова к «изменившему» ученику (напомним, что в упомянутом майском письме Гумилев весьма сдержанно отозвался о «Всех напевах» Брюсова и восторженно — о лекциях Вяч. Иванова в Поэтической академии, а Брюсов, со своей стороны, не отвечал Гумилеву по поводу печатания его стихов и не участвовал в «Острове»). В это же время Гумилев сблизился и с другим «учителем», И. Ф. Анненским, а также приобрел известный самостоятельный «вес» в литературных кругах в качестве участника «молодой редакции» «Аполлона». Но следует также иметь в виду, что после встречи с Гумилевым в Москве в конце мая (см. комментарий к № 13 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома) Брюсов провел три месяца за границей (с середины июля по середину октября (Рига, Берлин, Прага, Швейцария, Париж, Бельгия)), а по возвращении в Москву (18 октября 1909 г.) пережил острый кризис личных отношений с Н. И. Петровской и был вовлечен в тяжелые редакционные интриги, сопровождавшие агонию умирающих «Весов». Стр. 5–8. — Как наглядно видно из этих строк, Гумилев в этом году, в отличие от прошлого, имел четкий план путешествия. К тому же, он в этот раз изначально не планировал длительного путешествия, рассматривал свою поездку скорее как «разведку». Возможно, что он уже имел в виду точную дату возвращения, связанную с (редкими) пароходными рейсами из Джибути. Слова «о павианах и пальмах» по-своему прокомментировал В. В. Бронгулеев: «Многие, прочтя эту открытку, могут получить о поэте совершенно превратное представление. Может сложится впечатление, что он просто праздно шатающийся бездельник, не знающий, чем себя занять, и поэтому бессмысленно стреляющий все, что попадается ему на глаза. Такое мнение будет глубоко ошибочным. В поэте все еще продолжалось становление «мужского начала». Он стремился сделать из себя сильную личность... <...> Отсюда и фраза о «двух, трех павианах». Вполне возможно, что по тем же причинам он был так скуп в своих письмах на какие бы то ни было лирические отступления. Он крайне опасался проявить хотя бы малейшую сентиментальность и, может быть, как раз потому, что все время подозревал в своей душе ее присутствие» (Бронгулеев В. В. Посредине странствия земного. Документальная повесть о жизни и творчестве Николая Гумилева. Годы 1886–1913. М., 1995. С. 154–155). Стр. 7–8. — В сентябре 1909 г. было решено продолжить в расширенном виде весенние лекции «Академии стиха» (см. комментарий к № 65 наст. тома). 21 сентября 1909 г. секретарь «Аполлона» Е. А. Зноско-Боровский обратился в этой связи письмом к Брюсову: «Уже в прошлые годы молодые поэты Петербурга общались на частных квартирах в особых собраниях, во время которых читались доклады, посвященные вопросам формы стиха, затем разбирались новые, ненапечатанные стихотворения, с которыми их авторы знакомили тут же собрание. С этого года эти собрания решено поставить на более прочное основание и соединить с «Аполлоном», главный редактор которого Сергей Константинович Маковский отнесся к этой идее с большим сочувствием. План этих собраний остается прежний, только будут они происходить более регулярно (предполагается — еженедельно) и, следовательно, более серьезно. И вот для чтения лекций-докладов все будущие участники собраний очень приглашают Вас, зная, что Вы в этом году намерены жить в Петербурге. <...> Кроме вас для той же цели пока приглашены гг. Вячеслав И. Иванов и Иннокентий Ф. Анненский, в числе своих слушателей вы увидите всех молодых поэтов, живущих здесь. Главным инициатором является Н. С. Гумилев» (РГБ. Ф. 386. К. 86. Ед. хр. 61. Л. 1; цит. по: ЛН. С. 494). 26 октября Брюсов ответил на это предложение согласием, обещав «прочесть 5–7 лекций по теории и истории русского стиха», начиная, однако, только после Рождества (см.: Переписка <Брюсова> с Вячеславом Ивановым (1903–1923) / Предисловие и публикация С. С. Гречишкина, Н. В. Котрелева и А. В. Лаврова // Валерий Брюсов. (Лит. наследство. Т. 85). М., 1976. С. 524). Однако 18 января 1910 г., размышляя в мрачных тонах о разладе русской литературной жизни и своем разочаровании в молодых писателях (среди них — Гумилев), которых он «первый приветствовал», Брюсов написал Вяч. Иванову: «В Петербурге у вас я не вижу никаких радующих предзнаменований. Может быть, я ошибаюсь, судя издалека. Мне кажется, что союз «Аполлона» — вполне внешний. <...> «Академия» — учреждение очень приятное, заслуживающее всяческой поддержки, полезное, но ведь оно имеет смысл только при существовании истинной жизни. Иначе ее роль — сохранять, и бессмысленно сохранять, традиции и формы, чтобы передать их более счастливым поколениям» (Переписка <Брюсова> с Вячеславом Ивановым... С. 524–525). Лекции Брюсова не состоялись, — хотя несколько месяцев спустя, 2 июня 1910 г., он все же сообщал в письме к П. Б. Струве: «И эту Академию я могу только от всей души приветствовать и надеюсь быть ей полезным: готовлю для нее целый курс о русском стихе и о стихе вообще...» (см.: ЛН. С. 495).

В связи с упомянутым Зноско-Боровским планом более регулярных и «серьезных» собраний, «домашняя» (башенная) «Академия стиха» было переименована в «Общество ревнителей художественного слова» (название определилось в десятых числах октября) и официально зарегистрирована под таким названием в петербургском градоначальстве: «Учредителями Общества 20 октября 1909 г. зарегистрировались <...> И. Анненский, Вяч. Иванов и С. К. Маковский. 20 ноября Правление Общества сообщило в канцелярию градоначальника свой состав: действительный статский советник И. Ф. Анненский, потомственный дворянин А. А. Блок, потомственный почетный гражданин В. Я. Брюсов, титулярный советник Е. А. Зноско-Боровский, сын титулярного советника В. И. Иванов, потомственный дворянин М. А. Кузмин, коллежский асессор С. К. Маковский (РГИА СПб. Ф. 287. Оп. 1. Д. 148. Л. 1, 4)» (ЛН. С. 494–495; после кончины Анненского на его место был кооптирован Ф. Ф. Зелинский). Заседания проводились теперь в помещении редакции «Аполлона» и начались за месяц до отъезда Гумилева, 26 октября 1909 г.: «Первые недели — по воспоминанию Вл. Пяста — прошли, чередуясь, в повторении и развитии «Про-Академического» курса Вячеслава Иванова и связанных с ним общностью подхода, как и темы, лекций Иннокентия Федоровича Анненского» (Пяст В. Встречи. М., 1997. С. 105). По изложению В. Иванова в письме к Брюсову от начала января 1910 г., в котором он также утверждал «полное» отделение «Общества ревнителей...» от «Аполлона» «в смысле организации и юридически»: «Я читал в этом семестре о метафоре и символе (три вечера) и потом о внутренних формах лирики, именно о «reine Lirik» и гимне. Анненский был прерван <...> на начале серий: «Ритмы Пушкина и их судьба в нашей позднейшей лирике». Зелинский в этом полугодии прочтет о законе клаузулы в прозаическом периоде и об элегическом ритме (дистихи) в антике и у нас» (Переписка <Брюсова> с Вячеславом Ивановым... С. 523). Ср. также анонимную газетную заметку о деятельности «Общества ревнителей...» к началу февраля 1910 г.: «В этом году были прочитаны курсы: И. Анненского (прерваны его смертью), В. Иванова (О метафоре), М. Кузмина (О прозаическом стиле), Е. Аничкова (Поэтика Веселовского), Ф. Зелинского (Об элегантном стиле) <...> были прочитаны и разобраны: трагедии И. Анненского; «Венок сонетов» М. Волошина; стихи А. Блока, Н. Гумилева, В. Бородаевского и друг<их>. Ю. Верховским были прочитаны найденные им стихи Баратынского и Дельвига» (Речь. 8 февраля 1910. № 38). Краткий обзор деятельности «Общества ревнителей...» за весь период по декабрь 1916 г. с указанием литературы см.: Шруба М. Среды Вячеслава Иванова и связанные с ним литературные объединения // Вячеслав Иванов: творчество и судьба. К 135-летию со дня рождения. М., 2002. С. 181–183.

76

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

ЛН (публ. Р. Д. Тименчика в комментариях (С. 494)).

Автограф — Архив Лозинского.

Дат.: 3/16 декабря 1909 г. — по дате письма № 75 наст. тома.

Почтовая открытка — художественная фотография с изображением болгарского сельского хора и надписью под изображением: «Варна. Народно селско хоро. Varna. Danse nationale bulgare», — адресованная: «Russie. Петербург. Редакция «Аполлон». Мойка, 24». Штемпели неразборчивы.

Открытка адресована самым близким друзьям Гумилева второй половины 1909 г., которые составляли ядро так называемой «молодой редакции» «Аполлона» (выражение Е. А. Зноско-Боровского: см.: Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 47). Помимо Е. А. Зноско-Боровского (см. о нем комментарий к № 78 наст. тома) и М. А. Кузмина в обращении упомянуты С. А. Ауслендер и П. П. Потемкин.

Прозаик, драматург и критик Сергей Абрамович Ауслендер (1886–1937 (?)) был племянником М. А. Кузмина: его мать Варвара Алексеевна (1857–1922; урожденная Кузмина, во втором браке Мошкова) была старшей сестрой поэта. Отец, Абрам Яковлевич Ауслендер (1859–1887), в студенческие годы был арестован за революционную деятельность и умер в ссылке («Отец и мать мои, будучи студентами, были сосланы в Сибирь по делу тайной народовольческой типографии. Я родился <...> в Петербурге, куда мать моя вернулась из ссылки. Отец умер, когда мне было несколько месяцев» (Ауслендер С. А. Собрание сочинений. Т. I. М., 1928. С. 19)). Еще гимназистом С. А. Ауслендер вошел (благодаря Кузмину) в интимное «башенное» окружение Вяч. Иванова, став участником тесно-замкнутого общества «друзей Гафиза», черты которого нашли косвенное отображение в его раннем рассказе «Записки Ганимеда» (Весы. 1906. № 9. Ганимед — «гафизитское» прозвище Ауслендера; ср.: Богомолов Н. А. Петербургские Гафизиты // Богомолов Н. А. Михаил Кузмин: Статьи и материалы. М., 1995. С. 71, 78–79). В дальнейшем он печатал рассказы как в «Весах», так и в «Золотом руне», на страницах которого он вел иногда резкую полемику против «Весов». Подробнее о его первых литературных шагах см. комментарий к № 53 в т. VII наст. изд. Его первый сборник рассказов, «Золотые яблоки», вышел в Москве в 1908 г.; с весны 1909 г. он принял деятельное участие в подготовительной работе к изданию «Аполлона», где он первое время заведовал театральным отделом, вел литературную и театральную хронику. Знакомство Гумилева с Ауслендером состоялось 26 ноября 1908 г. (см. комментарий к № 54 наст. тома). По воспоминаниям Ауслендера, «весной 1909 года мы с <Гумилевым> часто встречались днем на выставках и не расставались весь день. Гуляли, заходили в кафе. Здесь он был очень хорош, как товарищ...» (Жизнь Николая Гумилева. С. 43). Ауслендер стал бывать у Гумилева в Царском селе («...Тетушки. Обеды с пирогами. По вечерами мы с ним читали стихи, мечтали о поездках в Париж, в Африку. Заходили царскоселы, и мы садились играть в винт...» (Там же. С. 42–43)), иногда посещал заседания «Академии стиха». В мае 1909 г. Гумилев «протащил» его в газету «Речь», где Ауслендер в конце июня поместил рецензию на № 1 «Острова» (см. комментарии к №№ 64, 65 наст. тома). Далее в течение года они тесно общаются и сотрудничают. На Пасхе 1910 г. Гумилев гостил у Ауслендера в деревне, где, по словам последнего, они «подружились особенно нежно» (см. № 85 наст. тома), а в августе того же года поэт был шафером (вместе с Кузминым и Зноско-Боровским) на свадьбе Ауслендера с сестрой Е. А. Зноско-Боровского, актрисой Надиной Александровной. Гумилев к тому времени был женат, и, по свидетельству Ауслендера, их «холостяцкая» тесная дружба перешла в более «отдаленные», хотя и вполне доброжелательные отношения (ср., к примеру, инскрипт Ауслендера на экземпляре его «Второй книги рассказов»: «Милому Николаю Степановичу Гумилеву. Любящий его искренне Сергей Ауслендер. 22 марта 1912. С.-Петербург» (Жизнь Николая Гумилева. С. 235)). В последний раз они встретились в сентябре 1916 г., когда Ауслендер навестил Гумилева в Лазарете деятелей искусств (см.: Степанов Е. Е. Н. Гумилев. Хроника // Соч III. С. 359). О дальнейшей судьбе Ауслендера, репрессированного в 1937 г., см. комментарий к № 53 в т. VII наст. изд.

Знакомство Гумилева с поэтом, переводчиком, критиком, драматургом, шахматистом Петром Петровичем Потемкиным (1886–1926) произошло через несколько часов после знакомства с Ауслендером: Потемкин тоже присутствовал в этот знаменательный день 26 ноября 1908 г. на «башне» Вяч. Иванова (см. комментарий к стр. 5–6 № 54 наст. тома). П. П. Потемкин входил в то время и в литературное окружение А. М. Ремизова; ранее он состоял в «Кружке молодых» и в 1907 г. был в близких отношениях с Кузминым. Период его наибольшего сближения с Гумилевым приходится на 1909 г., когда они совместно создавали «Поэтическую академию» и были соратниками по журналу «Остров» (см. комментарии к №№ 53, 54, 63–65 наст. тома). Впрочем, в связи с последним у них возникали временные размолвки (в частности, в отношении А. И. Котылева или С. М. Городецкого — см.: Второй номер журнала «Остров» / Публикация А. Г. Терехова // Исследования и материалы. С. 322–323). В 1911 г. Гумилев, который высоко ценил своеобразный талант своего приятеля и активно «продвигал» его (см. комментарий к № 53 наст. тома), пригласил Потемкина в «Цех поэтов» (Тименчик Р. Д. Заметки об акмеизме // Russian Literature. № 7/8. 1974. P. 35), и, по сообщению Ахматовой, на потемкинской квартире даже прошло одно из ранних заседаний «Цеха» (Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924–1925 гг. Paris, 1991. С. 193). Однако дальнейшее участие Потемкина в жизни «Цеха поэтов» было номинальным; и хотя они с Гумилевым продолжали встречаться, в «Бродячей собаке» и других «литературных» местах предвоенного Петербурга, к этому времени их пути уже отчетливо расходились. После революции Потемкин уехал в эмиграцию. На известие о расстреле Гумилева он откликнулся из Кишинева стихотворным циклом «Че-ка» (опубл.: Родник. Рига, 1989. № 7. С. 14). Скончался в Париже. Подробнее о Потемкине и его отношениях с Гумилевым см.: Тименчик Р. Д. «Остров искусства»: Биографическая новелла в документах // Дружба народов. 1989. № 6. С. 245–246).

Стр. 6. — Альберт (или «Французский») — ресторан (Невский проспект, 11), излюбленное место молодых «аполлоновцев». Последний раз перед отъездом в Абиссинию Гумилев побывал там 23 ноября, на следующий день после дуэли с Волошиным. См. характерную запись в дневнике Кузмина: «...Гумми и Зноско отправлялись со мною [в «Аполлон»] к Альберу, где опять был пьяный Скрыдлов. Болтали очень долго и откровенно...» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 189).

77

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Полушин, НП (публ. Р. Д. Тименчика).

Автограф — РГБ. Ф. 109. К. 17. № 34.

Дат.: 12/25 декабря 1909 г. — по дате прибытия в Каир, указанной в письме № 72 наст. тома и аналогии с датой письма № 76.

Вера Константиновна Иванова-Шварсалон (1890–1920) — дочь второй жены В. И. Иванова, Л. Д. Зиновьевой (1866–1907), от ее первого брака с Константином Семеновичем Шварсалоном. После кончины матери падчерица Иванова с короткими отлучками продолжала жить на «башне» уже на правах «хозяйки»; именно с ее разрешения Гумилев впервые появился там в ноябре 1908 г. (см. комментарий к стр. 5–6 № 54 наст. тома). Гумилев регулярно виделся с В. К. Шварсалон во время частых посещений «башни» в течение 1909 г., и между ними устанавливаются дружественные отношения. К середине октября у них возникает проект «геософического общества», куда, помимо «основателей», должен был войти и М. А. Кузмин (подробнее см. комментарий к стр. 10–11 № 80 наст. тома). Возможно, что к концу года, в период наибольшей близости поэта к обитателям «башни» (ср. известную «преддуэльную» дневниковую запись Кузмина от 21 ноября 1909 г.: «У нас сидел уже окруженный трагической нежностью «башни» Коля»), Гумилев испытал кратковременное (и, видимо, неглубокое) увлечение ивановской падчерицей. По крайней мере, в последние дни перед отъездом Гумилева в Абиссинию, 23 ноября, Кузмин отметил в своем дневнике: «...Гумми мне делал confidences насчет В<еры> К<онстантиновны>». А 25 ноября, уже накануне их совместного отъезда в Киев (для Гумилева это было началом африканского путешествия) Кузмин продолжил эту тему: «Ник<олай> Степ<анович> чем-то расстроен, объяснением с Верой, что ли?» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 189–190). На «конфиденции» Гумилева В. К. Шварсалон откликнулась «по-сестрински», подарив ему «на добрую память» полушутливое стихотворное посвященье, подписанное «Soeur en Geosophie V. I. Ch.» (Сестра по геософии В. И. Ш.):

Н. С. Гумилеву на добрую память

О чуде

(Profession de foi)

В шутливом обороте без претензий на стихосложенье.

Мой друг поэт! Ты ищешь «чудо»

Чрез «пустоту».

Мое же чудо, знаю верно,

Там наверху.

Идти к нему мне не «скачками»

Судьба велит

В короткой юбке и с очками

Английской мисс^[18]