Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Письма

82

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф — Архив Лозинского.

Дат.: 24 декабря 1909 г. / 6 января 1910 г. — по аналогии с датировкой письма № 82.

Открытка, адресованная: «Russie. St-Petersbourg, «Apollon». Петербург. Мойка, 24. Журнал «Аполлон». Его Высокородию Евгению Александровичу Зноско-Боровскому». На открытке надпись: «Recommandee. Заказное». На шуточной картинке изображено на фоне пустыни одинокое сухое дерево. Под деревом сидит громадный облизывающийся лев, а на дереве — обезумевший от страха человек. Вдалеке на песке лежат ружье и шляпа. Внизу на английском языке надпись: «I wonder, how this will end!» («Любопытно, чем все это кончится!» (англ.)). Штемпель почтового отделения Джибути неразборчив. Штемпель почтового отделения Петербурга — 14.01.10.

Стр. 4. — Из трех писем, отправленных в тот день, в этом особенно отчетливо подразумевается неосуществленное намерение Гумилева продвигаться «в глубь страны» именно поездом (см. комментарии к стр. 3–4 № 80 наст. тома).

83

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, НП.

Автограф — РНБ. Ф. 124. № 1400.

Дат.: январь 1910 г. — по времени пребывания Гумилева в Абиссинии (см.: Соч III. С. 364).

Первое письмо Гумилева из этого путешествия, написанное в Одессе, Кузмин получил 4 декабря 1909 г. (не обнаружено, см. комментарий к № 72 наст. тома).

Стр. 3–5. — Путешествие Гумилева на мулах от Джибути, через Дыре-Дауа (у Гумилева — Дире-Дауа) до Харэра (у Гумилева — Харрара) и обратно (расстояние туда и обратно — около 700 км; за день сложно преодолеть более 50 км), продолжалось примерно с 25 декабря (по старому стилю, т. е. с «российского Рождества») или, в крайнем случае, с 26 или 27 декабря 1909 г. по 14 января 1910 г. всего около трех недель. Письмо Кузмину поэтому можно датировать почти точно — 5–6 января (по старому стилю). Гумилев спешил вернуться, потому что наверняка знал, когда будет прямой рейс из Джибути в Одессу: прямые суда ходили не часто, всего несколько рейсов в год. (Письма шли ненамного быстрее людей, поэтому он и написал Кузмину: «...Когда ты получишь это письмо, я буду, наверно, уже по дороге в Константинополь и через неделю увижу тебя...») К сожалению, именно в этот период Кузмин временно перестал вести дневник (с 19 января по 27 апреля 1910 г., когда он записал: «Как давно, Боже, как давно я не писал в эту тетрадку повести своей жизни, так что я даже отвык делать эту ежедневную исповедь перед самим собою» (Кузмин М. А. Дневник 1908–1915. СПб., 2005. С. 204)). Как можно определить по судовым журналам, минимальный срок для плавания из Джибути до Одессы — около двух недель. Исходя из дат его возвращения в Россию (см. комментарий к № 74 наст. тома), он поэтому отплыл из Джибути не позже 15/28 января 1910 г. Стр. 5–6. — В 1913 г. Гумилев снова прошел на мулах по дороге из Дыре-Дауа в Харэр — и оставил подробное описание этого пути, а также обоих городов и недавней политической истории Харэра в своем «Африканском дневнике»: см. главы 2–4 № 12 в т. VI наст. изд.; о дороге из Дыре-Дауа на Харэрское плоскогорье см. в начале главы 3 (№ 12 в т. VI наст. изд.). Стр. 6–7. — Ср. в 1913 г.: «Мы останавливались в греческом отеле, единственном в городе, где за скверную комнату и еще более скверный стол с нас брали цену, достойную парижского Grand Hotel’а» (стр. 67–69 главы третьей № 12 в т. VI наст. изд.). Стр. 9–10. — Эта охота на леопардов описана в главе 3 «Африканской охоты» (№ 14 в т. VI наст. изд.).

84

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 2567. Оп. 2. Ед. хр. 263.

Дат.: начало 1910-х гг. — по архивной датировке.

На единице хранения — архивная помета: «Начало 1910-х гг.»

Нагродская Евдокия Аполлоновна (1866–1930) — беллетристка, дочь А. Я. Панаевой. На рубеже XIX–XX веков была известна, с одной стороны, как чрезвычайно плодовитый автор всевозможных популярных прозаических произведений, обильно публиковавшихся в «массовых» периодических изданиях, а с другой — как автор романа «Гнев Диониса», ставшего «культовым» в среде рафинированной творческой интеллигенции «серебряного века», активно дебатирующей тогда т. н. «проблему пола» (в романе была затронута «метафизическая» сторона гомоэротики). Е. А. Нагродская была близкой знакомой М. А. Кузмина и приютила его в 1912 г., после разрыва поэта с «башенным» окружением. И. В. Одоевцева, рассказывая в своих мемуарах о знакомстве с Кузминым (в 1920 г.), упомянула, в частности (вероятно — со слов Гумилева), что когда «Кузмин жил у Нагродской, прославленного автора “Гнева Диониса”... там устраивались маскарады, о которых и сейчас говорят шепотом» (Одоевцева I. С. 121). Помимо того Е. А. Нагродская была влиятельной фигурой в кругах русского масонства, а после эмиграции возглавляла в Париже женскую ложу.

Отношения, связывавшие Гумилева с этим колоритнейшим персонажем петербургской литературной богемы «серебряного века», на настоящий момент неизвестны: данная записка является единственным документом в эпистолярном наследии поэта, указывающим на их наличие.

85

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин.

Автограф — РНБ. Ф. 124. № 1400.

Дат.: 20 марта 1910 г. — по дате письма С. А. Ауслендера.

Приписка на письме С. А. Ауслендера к Е. А. Зноско-Боровскому от 20 марта 1910 г.

Стр. 1. — Парахино — имение Мошковых (семьи матери Ауслендера по второму браку — см. комментарий к № 76 наст. тома), расположенное поблизости от станции Николаевской железной дороги Окуловки, Новгородской губернии. В своем письме к Зноско-Боровскому из Парахина от 20 марта 1910 г. С. А. Ауслендер писал, в частности: «Вчера приехал ко мне Гумилев. Сейчас сидим за столом и подгоняем друг друга, что надо работать, но только мало выходит» (см.: Жизнь Николая Гумилева. С. 234). Однако, по подробному позднейшему рассказу Ауслендера, короткое пребывание Гумилева — предположительно, с 19 по 23 марта 1910 г. — все-таки оказалось не только весьма приятным, но и творчески плодотворным: «Великим постом я уехал на станцию Окуловку <...> где жили мои родные. Пригласил туда и <Гумилева>.

Он приехал с пачкой папирос.

И вот Гумилев в деревенском окружении, в фабричном местечке (имеется в виду станция Окуловка, где Мошков служил на бумагоделательной фабрике — Ред.), среди служащих и мелкой интеллигенции. Он ходил играть с ними в винт. Всегда без калош, в цилиндре, по грязи вышагивал он журавлиным шагом, в сумерках.

Мы с ним ездили кататься по обмерзлым ухабам <...>. В первый раз в те дни он говорил о своей личной жизни, говорил, что хочет жениться, ждет писем. Мы просиживали с ним за разговорами до рассвета в моей комнатке с голубыми обоями. За окном блестела вода. Я тогда тоже хотел жениться <...> Возможно, что письмо относится к публикации №№ 25 и 26 в т. III наст. изд. в журнале «Петроградские вечера» (кн. 4. Пг., 1915), фактическим адресатом была Нагродская.

Там было написано стихотворение «Маркиз де Карабас», посвященное мне. Оно навеяно обстановкой и весенним духом, хотя этот рабочий поселок не соответствовал ему по стилю. <...>

Тогда же, под впечатлением наших долгих разговоров о любви, какой она должна быть, и под впечатлением обстановки, был написан и мой рассказ «Ганс Вреден», посвященный Гумилеву.

В эти весенние дни мы с Гумилевым подружились особенно нежно» (Жизнь Николая Гумилева. С. 45–46). Упомянутый в мемуарах рассказ «Ганс Вреден» вошел в кн.: Ауслендер С. А. Рассказы. Кн. II. Петербургские апокрифы. СПб.: изд. Аполлона, 1912. В рассказах Ауслендера, как и в прозе сильно повлиявшего на него М. А. Кузмина («Картонный домик», «Покойница в доме», «Плавающие-путешествующие» и др.), нередко намечается автобиографический подтекст, зашифровывающий лица и события литературной и художественной жизни Петербурга конца 1900-х годов (см. комментарий к № 53 в т. VII наст. изд.; о влиянии Кузмина на прозу Ауслендера см. также: Богомолов Н. А., Малмстад Джон Э. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М., 1996. С. 93). Но несмотря на признанную автором связь с разговорами в Парахине, прямого «прототипизма» в коротком, полуфантастическом рассказе «Ганс Вреден» скорее всего нет. Стр. 5. — Об отъезде Гумилева из Окуловки вспоминал Ауслендер: «Из Окуловки Гумилев посылал запрос в Царское, есть ли письма из Киева (т. е. от Ахматовой — Ред.), беспокоился, как будто не был уверен в ответе, и, получив утвердительный ответ, попросил лошадей и тут же выехал на вокзал, хотя знал, что в это время нет поезда. Я провожал его, и мы ждали на станции часа два с половиной. Он не мог сидеть, нервничал, мы ходили и курили» (Жизнь Николая Гумилева. С. 46). Через три дня после этого, 26 марта, Гумилев присутствовал на знаменательном докладе Вяч. Иванова «Заветы символизма» в «Обществе ревнителей художественного слова», положившем начало полемике вокруг символизма, приведшей в конце концов к выявлению теоретической программы акмеизма. Гумилев пытался возражать Иванову во время доклада и выступил вторым в формальном обсуждении его, состоявшемся в «Обществе ревнителей художественного слова» 1 апреля (подробно см.: Кузнецова О. А. Дискуссия о состоянии русского символизма в «Обществе ревнителей художественного слова» // Русская литература. 1990. № 1. С. 200–207). В Окуловку Гумилев вернулся еще на свадьбу Ауслендера в августе 1910 г. и, совершенно случайно, снова очутился там в военной командировке с конца января по начало марта 1917 г. (см. № 160 наст. тома и комментарии к нему).

86

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 25 марта 1910 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову, Цветной бульвар, собственный дом». Штемпель почтового отделения С.-Петербурга — 25.03.10. Штемпель московской экспедиции городской почты — 26.03.10. Ответом на это письмо является письмо В. Я. Брюсова от 28 марта 1910 г. (№ 17 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).

Стр. 3–4. — Сборник «Жемчуга» наконец вышел в Москве 16 апреля 1910 г., в издательстве «Скорпион», с посвящением: «Посвящается моему учителю Валерию Брюсову». Помимо 7 рецензий, перечисленных в т. I наст. изд. (см. вступительную статью к разделу «Комментарии»), на Ж 1910 также появились отзывы Н. Абрамовича (Студенческая жизнь. 1910. № 24), В. В. Гиппиуса (?) (Против течения. 3 декабря 1910 (№ 8), подп. «Росмер»; не исключено, что псевдоним был использован С. М. Городецким); Е. Янтарева [Е. Л. Бернштейна] (Столичная молва. 24 мая 1910 (№ 123)). Посвящение «учителю» и, шире, «ученичество» Гумилева стали неизменным лейтмотивом всех рецензий, как положительных, так и отрицательных; можно полагать, что собственно гумилевское осмысление «лозунга спокойного и взыскательного ученичества» нашло свое наиболее точное — и значительное — отображение в рецензии его близкого знакомого того времени, С. А. Ауслендера: «Посвящая свою книгу Валерию Брюсову, Гумилев называет его «учителем». И это не только поза почтительности перед величайшим из современников, нашим поэтом. С горделивой радостью несет звание «ученика» Гумилев, требуя и от других («Письма о русской поэзии», «Аполлон») отношения к мастерству строгого и серьезного. <...> Долгой, упорной работой добиться твердости и верности руки, чтобы каждый удар шпаги был не только проявлением природной смелости и ловкости, но и сложным, благородным искусством, — таковы законы рыцарства, когда она становится великим цехом. С сознательной настойчивостью учится Гумилев, <...> проникая в творчество поэта, избранного им себе в учителя» (Речь. 5 июля 1910. № 181; подпись — С. А.). Стр. 4–5. — В ответном письме от 28 марта 1910 г. (№ 17 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома) Брюсов отклонил эту просьбу: 1910. № 7 (см. № 88 наст. тома и комментарии к нему). В апрельской книжке «Аполлона» была помещена пространная рецензия на Ж 1910 Вяч. Иванова. Стр. 17. — В ответном письме Брюсов поблагодарил Гумилева «за вести из Абиссинии». Гумилев, вероятно, забыл, что его первое заграничное письмо было отправлено Брюсову не из Египта, а из Болгарии (№ 75 наст. тома); по-видимому, затерялось одно письмо (помимо № 81).

87

При жизни не публиковалось. Печ. по автографу.

Неизд 1980 (публ. Г. П. Струве), Полушин, ЛН.

Автограф — РГБ. Ф. 386. К. 84. Ед. хр. 20.

Дат.: 21 апреля 1910 г. — по почтовому штемпелю.

Письмо вложено в конверт, адресованный: «Москва. Его Высокородию Валерию Яковлевичу Брюсову, Цветной бул<ьвар>. Собственный дом». Штемпель почтового отделения Киева — 21.04.10. Штемпель московской экспедиции городской почты неразборчив. Ответ (?) на письмо В. Я. Брюсова от 28 марта 1910 г. (№ 17 раздела «Письма к Н. С. Гумилеву» наст. тома).