Полное собрание сочинений в трех томах. Том 1
Шрифт:
Элиза.Что же это такое? Против вас госпожа Климена, господин маркиз и господин Лизидас, а вы стоите на своем?! Фи! Это просто неучтиво!
Климена.Не понимаю, как это люди рассудительные могут так упорно защищать подобную бессмыслицу.
Маркиз.Клянусь богом, сударыня, в этой пьесе все скверно, от первого до последнего слова.
Дорант.Суждение скороспелое, маркиз. Рубить сплеча — самое легкое дело. Приговоры твои настолько безапелляционны, что тут даже не знаешь, что и возразить.
Маркиз.Черт возьми! Но ведь даже актеры других театров, [99]
Дорант.Тогда я умолкаю. Ты прав, маркиз! Уж если актеры других театров отзываются о ней дурно, так им нельзя не верить. Это люди просвещенные и притом совершенно беспристрастные. Спорить больше не о чем, сдаюсь!
Климена.Сдаетесь вы или не сдаетесь, все равно вам не удастся меня убедить, что можно терпеть все нескромности этой пьесы и грубую сатиру на женщин.
99
… актеры других театров… — Речь идет об актерах Бургундского отеля и театра Маре, конкурировавших с театром Мольера.
Урания.А я бы не стала обижаться и принимать что-либо на свой счет. Такого рода сатира бьет по нравам, а если и задевает личность, то лишь отраженно. Не будем применять к себе то, что присуще всем, и извлечем по возможности больше пользы из урока, не подавая виду, что речь идет о нас! Те смешные сценки, которые показывают в театрах, может смотреть кто угодно без малейшей досады. Это зеркало общества, в котором лучше всего себя не узнавать. Возмущаться обличением порока не значит ли публично признать этот порок в себе?
Климена.Я сужу обо всем со стороны. Надеюсь, мой образ жизни таков, что мне бояться нечего: вряд ли кто-нибудь станет искать сходство между мною и женщинами дурного поведения, которых изображают на сцене.
Элиза.Конечно, сударыня, никто искать не станет! Ваше поведение всем известно. Есть вещи бесспорные.
Урания (Климене).Я, сударыня, ничего не говорила о вас лично. Мои слова, как и все сатирические места в комедии, имеют общий смысл.
Климена.Я в этом и не сомневаюсь, сударыня. Об этом не стоит даже говорить. Не знаю, как вам понравилось то место в пьесе, где осыпают оскорблениями наш пол, а я была страшно возмущена тем, что дерзкий сочинитель обзывает нас «зверями».
Урания.Да ведь это же говорит комическое лицо!
Дорант.И потом, сударыня, разве вы не знаете, что брань влюбленных никого не оскорбляет? Бывает любовь нежная, а бывает исступленная. В иных случаях странные и даже более чем странные слова принимаются теми, к кому они обращены, как выражение высокой страсти.
Элиза.Говорите что хотите, а я не могу этого переварить, так же как «похлебку» и «пирожок», о которых здесь сейчас толковали.
Маркиз.Да-да, как же, «пирожок»! Я сразу это заметил — «пирожок»! Как я вам благодарен, сударыня, что вы напомнили мне о «пирожке»! Для такого «пирожка» в Нормандии не хватит яблок. «Пирожок»! Ах, черт возьми, «пирожок»!
Дорант.Ну, «пирожок»! Что ты хочешь этим сказать?
Маркиз.Черт побери, шевалье, «пирожок»!
Дорант.Ну так что же?
Маркиз.«Пирожок»!
Дорант.Скажи
наконец, в чем дело!Маркиз.«Пирожок»!
Урания.Не мешало бы, мне кажется, пояснить свою мысль.
Маркиз.«Пирожок», сударыня!
Урания.Что же вы можете против этого возразить?
Маркиз.Я? Ничего! «Пирожок»!
Урания.Я отступаюсь!
Элиза.Маркиз разбил вас блестяще. Мне бы только хотелось, чтобы господин Лизидас несколькими меткими ударами добил противников.
Лизидас.Осуждать — это не в моих правилах. Я к чужим трудам снисходителен. Однако, не желая задевать дружеские чувства шевалье к автору, я должен сказать, что подобного рода комедия, собственно говоря, не комедия: между такими пустячками и красотами серьезных пьес громадная разница. Тем не менее в наше время все помешались именно на таких комедиях, все бегут на их представления; великие произведения искусства идут при пустом зале, а на глупостях — весь Париж. У меня сердце кровью обливается. Какой позор для Франции!
Климена.В самом деле, вкус нашего общества страшно испортился. Наш век опошлился до ужаса.
Элиза.Как это мило: «опошлился»! Вы это сами придумали, сударыня?
Климена.Гм! Гм!
Элиза.Я сразу догадалась.
Дорант.Итак, господин Лизидас, вы полагаете, что остроумными и прекрасными могут быть только серьезные произведения, а комедии — это безделки, не стоящие внимания?
Урания.Я с этим не могу согласиться. Разумеется, трагедия в своем роде прекрасна, — конечно, если она хорошо написана, — но и в комедии есть своя прелесть, и, по-моему, написать комедию так же трудно, как и трагедию.
Дорант.Ваша правда, сударыня. И, пожалуй, вы бы не погрешили против истины, если б сказали: «еще труднее». Я нахожу, что гораздо легче распространяться о высоких чувствах, воевать в стихах с фортуной, обвинять судьбу, проклинать богов, нежели приглядеться поближе к смешным чертам в человеке и показать на сцене пороки общества так, чтобы это было занимательно. Когда вы изображаете героев, вы совершенно свободны. Это произвольные портреты, в которых никто не станет доискиваться сходства. Вам нужно только следить за полетом вашего воображения, которое иной раз слишком высоко заносится и пренебрегает истиной ради чудесного. Когда же вы изображаете обыкновенных людей, то уж тут нужно писать с натуры. Портреты должны быть похожи, и если в них не узнают людей вашего времени, то цели вы не достигли. Одним словом, если автор серьезной пьесы хочет, чтобы его не бранили, ему достаточно в красивой форме выразить здравые мысли, но для комедии этого недостаточно — здесь нужно еще шутить, а заставить порядочных людей смеяться — это дело нелегкое.
Климена.Я отношу себя к порядочным людям, а между тем во всей этой комедии я не нашла ни одного смешного выражения.
Маркиз.Клянусь, и я тоже!
Дорант.Это неудивительно, маркиз, там нет никакого паясничанья.
Лизидас.Сказать по чести, сударь, все остроты в этой комедии, на мой взгляд, довольно плоски, так что одно другого стоит.
Дорант.При дворе, однако, этого не находят.
Лизидас.Ах, при дворе!..