Полное Затмение
Шрифт:
— Ага, так мы перестали хвостом вилять! Ты сама сказала: я должен поблагодарить Worldtalk за то, что они... Договаривай, Джули. Что они вымарали из моей памяти?
— Я понятия не имею! Ты мне не говорил, над чем работаешь, и... в любом случае всё это чепуха. Я... да пошёл ты! — Она убежала в ванную за бутылочкой рестема и постаралась открыть её, произведя как можно больше шума, чтобы Кесслер крепко себе на носу зарубил, что это из-за него она вынуждена принимать транки.
Кесслер сидел в баре со своим адвокатом Баскомбом. Герман Баскомб был пьян и под кайфом. Казалось, что беспорядок, царивший в его уме, выплёскивается наружу: танцовщики, огни, голограммы; в дымном сумраке могло почудиться, что тебя кто-то приглашает танцевать. Парочка
Баскомб хмыкнул и вынюхал немного кокаина через соломинку, запестрившую рекламой. Мерцающие зелёные буквы ползали по ней вверх-вниз. Баскомб выглядел молодым загорелым красавцем и носил сверкающий радужными переливами ЯБлочный костюм.
Сидевший рядом с ним Кесслер поёрзал на стуле и заказал себе ещё скотча. Баскомб ему в таком раздрызге совсем не нравился. Кесслер привык лицезреть Баскомба в офисе, неотделимым компонентом святой адвокатской троицы Фэзерстоуна, Пестлештайна и Баскомба: дружелюбным, но сдержанным, энергичным, но собранным.
Это была моя ошибка, сказал себе Кесслер. Вылавливать парня после работы, выспрашивать у его жены, где он зависает, разнюхивать то, чего я знать не должен. Например, что он би и флиртует с официантом.
Круглая барная стойка медленно вращалась вокруг оси клуба; танцзал уплыл, в поле зрения возникли другие комнаты. В продолжение их беседы бар миновал голографическую порнушку над борделем насыщенно-телесных цветов и въехал в зону негромкой лаунж-музыки.
Везде царил раздражавший Кесслера сумрак, и абстрактные гламурные неоновые зайчики различных оттенков, от яблочного и ярко-розового до цвета электрик, плясали по стенам и потолкам, описывая зигзаги, какие можно увидеть на ночных фотоснимках дорожного трафика с большой выдержкой. Кесслер терпеть не мог подобной кичухи.
Баскомб с интересом прокрутился на стуле, следя за реальными и видеографическими половыми актами, рот его исказила ленивая ухмылка.
Кесслер глянул через плечо. В полумраке голограмма мало отличалась от реальной трансляции; пьяный свингер взялся было клеиться к чувихе с четырьмя грудями, но прошёл прямо сквозь неё.
— А обязательно говорить здесь? — не выдержал Кесслер, обернувшись к барной стойке.
Баскомб проигнорировал вопрос и продолжил отвечать на предыдущий:
— Суть в том, Джим, что ты никто. Будь ты, например, нобелиатом, профессором Стэнфорда, мы бы попытались отстоять твою честь в суде, мы бы заставили пацанчиков из Worldtalk отвечать перед Большим жюри... — Баскомб говорил, не отрывая взгляда от переплетения голо- и реального траха. — Но ты всего лишь умеренно успешный видеоредактор, чьё хобби — довольно интересные, неординарные теории рекламы и масс-медиа. Каждый Божий день какой-нибудь чудик или соискатель всеобщего внимания заявляет, что у него из черепушки вычистили какую-нибудь Великую Идею, и в девяноста девяти процентах случаев они оказываются брехунами или параноиками, а иногда и теми, и другими. Я не хочу этим сказать, что ты — лжец или параноик. Я тебе верю. Я просто хочу подчеркнуть, что, кроме меня, не поверит, скорее всего, никто.
— Но у меня там семьсот тысяч новобаксов... их не должно было быть на счету. Это улика.
— Ты запросил имя лица, совершившего транзакцию?
— Таких данных нет.
— Тогда как ты намерен доказать связь?..
— Не знаю. Но я уверен, что у меня спёрли какую-то идею. Я хочу её вернуть, Баскомб. И я не могу восстановить её с чистого листа. У меня украли все записи, все файлы, недавние заметки, всё. Всё, что могло вывести на след.
— Вот же ж уроды, — сочувственно прищёлкнул языком Баскомб. Они вертелись над лаунж-зоной, где люди на кушетках тихо разговаривали и смотрели видео. Иногда их собеседниками выступали голограммы; это можно было определить по откровенным или нахальным репликам. Голограммы программировались так, чтобы нарушать неизбежную барную скуку.
— Я хочу вернуть её, Баскомб, — повторил Кесслер, стиснув барную стойку так, что костяшки пальцев побелели.
Баскомб пожал плечами.
— Ты не так долго живёшь в этой стране. Вероятно, ты себе плохо представляешь, как тут всё устроено. Прежде всего тебе следует понять, что... — Он прервался на минутку вынюхать ещё кокса, почти
сразу повеселел и бодро продолжил: — Тебе следует понять, что ты не сумеешь вернуть свою идею тем же способом, каким она была украдена — скорее всего, во сне. Это добавляет правдоподобия твоей теории о причастности Джули. Она ждёт, пока ты заснёшь, или же просыпается и впускает их, они тебя обрабатывают газом или вкалывают усиливающий восприимчивость наркотик. У них с собой большой ящик, а в нём — хирургические инструменты. Они считывают твои нервные импульсы — экран прибора отображает их в понятном коде. Вызывают определённые ассоциации во сне. Понимают, что подключились к твоему мозгу. Затем отсылают ему запрос, сформированный в виде последовательности нейротрансмиттеров, синтезированных в этом устройстве...— Откуда ты знаешь, как это происходит? — спросил Кесслер, не скрывая подозрительности.
— У нас пару раз в год что-то подобное случается. Я много работал над этой темой. В Американском союзе защиты гражданских свобод собрана небольшая библиотека материалов по этому вопросу. Это их реально зацепило. Мы не можем выиграть в суде: такие случаи трудно доказать... — Он снова прервался на понюшку, глаза его заискрили, зрачки расширились. Кесслера раздражало, что Баскомб рассуждает о его случае настолько бесстрастно.
— Вернёмся к тому, что со мной проделали.
— Ах да. В общем, они отсылают запрос в биокомпьютер, который мы зовём мозгом, э? Они спрашивают, что ему известно по той или иной интересующей их теме, твой мозг автоматически начинает размышлять на эту тему и посылает сигналы в гиппокамп или височные доли коры, а те, в свою очередь, «переадресовывают» запрос в хранилище долговременной памяти. Они применяют молекулы-трейсеры, которые присоединяют себя к переносчикам химических сигналов. Достигая гиппокампа или височных долей, трейсерные молекулы — ферменты — просто-напросто командуют мозгу выдать определённую информацию. Они пробивают твою защиту на молекулярном уровне. Экстрагируют целевые данные и цепочки идей, к ним ведущие. В твоём случае извлекли не так много, чтобы ты превратился в идиота: вероятно, им нужна твоя жена, сотрудница Worldtalk. Возможно, твои подозрения недалеки от истины, однако она сослужила тебе и хорошую службу. В любом случае, мозговая химия так устроена, что, когда мозгу задают вопрос на языке нейротрансмиттеров, он отвечает, но мгновенное запоминание, произвольное запечатление информации невозможно. Можно подпитывать мозг сенсорными впечатлениями, индуцированными воспоминаниями — можно даже имплантировать их так, чтобы они укоренились и впоследствии адекватно реагировали на раздражители, — однако записать в мозг предварительно подготовленную информацию с бухты-барахты нельзя. Вероятно, потому, что память устроена голографически и при работе задействует клеточные комплексы. Скажем, вытянуть нитку из плаща можно без труда, но попробуй потом запихнуть её на место... Глянь на то прекрасное создание, вон там. Она прекрасна, м-м? Хотел бы я с ней... запечатлеться. Интересно, она настоящая? Впрочем, неважно.... О чём это я? Ага. Ты не сможешь просто вот взять и вставить воспоминания на место. Они же вольны селективно отобрать у тебя любые воспоминания, а равно и то, что, по их мнению, может пробудить в тебе подозрение. Но многие вспоминают всё равно, потому что свободные ассоциации склонны развёртываться по привычным тропинкам в мозгу, а потом на какой-нибудь тропинке обнаруживается размыв. Это весьма неприятно, однако ничего не доказывает.
— Хорошо, но можно же восстановить утраченную информацию не прямой перезаписью, а обычным способом индукции. Чтением, например.
— Да. Думаю, это лучше, чем ничего. Но тебе всё же потребуется дознаться, кто у тебя её отнял. Даже если это чей-то сторонний проект, ты ничего не докажешь. С ними могли поступить так же, как и с тобой. Тебе следует спросить себя: зачем с тобой так обошлись? Просто ради прибыли или по другим причинам? У крупных корпораций имеются разветвлённые сети агентуры. Единственная задача таких служб — поиск людей, чьи разработки или идеи могут пошатнуть существующее положение дел. Они стараются экстрагировать идеи прежде, чем изобретатель успевает их запатентовать, опубликовать или обсудить на публике. Они отняли у тебя какую-то идею, вероятно, вставив на её место заглушку какого-нибудь ментального ингибитора, чтобы ты не сумел её восстановить методом обратной разработки. Если твоя идея действительно могла поколебать статус-кво, Джимми, в следующий раз они этим наверняка не ограничатся. Они играют по-крупному. Если ты примешься упорствовать, то я не исключаю, что тебя найдут мёртвым. Всякое бывает, знаешь ли.