Полоса отчуждения

И ему стало жалко беднягу.

Он потихоньку усадил его на заднее сиденье, как тот сполошно произнес:

– Если мы с тобой не тезки по отчеству, то я никуда не поеду.

И стал выбираться из автомобиля.

И уже через секунду, дохнув перегаром так, что запотели окна, сказал:

– Нынче я тринадцатый день рождения справлял.

Только погрузив пьяного, Максим понял ошибку, которая не сулит ничего хорошего: он не знал, куда везти «именинника».

И вдруг тот протянул ему мятую брошюрку «Чудотворные места Нижнего Поволжья», где рядом со словом «Дурнобродство» был начертан какой-то адрес.

Вот по нему Максим и доставил пьяного.

И, словно ожидая этого, его седока встретили.

Двое в куртках, на которых были надписи. У одного – «Демократически озабоченный». А у другого – «Футбольные эмоции». И именно этот парень спросил:

– Сколько мы тебе должны?

– Да… – было начал он первую фразу отказа от денег. Но встречалец уже сунул ему целых сто рублей.

– Да у меня нет сдачи, – прошептал Максим. Но парень махнул рукой.

И он уехал.

И, что удивительно, с гулко бьющимся сердцем.

С тех пор и пошло.

И вот нынче знатный лысак.

Да еще с такой необыкновенной фамилией – Дурата.

– Причем, – начал седок, – мое имя и отчество тоже состоят из двух «Д» – Давид Давлетович.

Он закурил и продолжил:

– Мне один сослуживец говорит: «Как за рулем, вспоминаю твои инициалы, словно по кочкам еду».

Дурата оказался на редкость разговорчивым.

За короткое время Максим узнал, что в прошлом он был цирковым акробатом.

Потом, сверзившись с верхотуры, открыл в себе способности клоуна.

– А от этой профессии, – констатировал Давид Давлетович, – до политики – один шаг.

– И кем же вы теперь числитесь? – осторожно спросил Максим.

– Смотри, как ты красиво сказал – «числитесь»! Сейчас, в самом деле, работать – не какое-то действие, а число. Я – депутат.

И он рассказал несколько баек из своей депутатской жизни.

И Максиму понравилась одна из них.

Идет депутат на какое-то заседание, на котором все поголовно спят. Бодрствует только выступающий.

И вот, когда тот закончил свой доклад и от тишины все пробудились, председательствующий ему сказал: «Есть предложение повторить все сначала. Ведь сегодня впереди ночь покера».

Дурата ездил не менее двух часов и довольно щедро расплатился. И напоследок посоветовал:

– Ты вот все случаи записывай. Знаешь, какая классная книга получится!

Максим хмыкнул.

– Ты зря хмычешь, – продолжил убеждать Давид Давлетович. – Ведь это все живое. Причем так близко лежит.

Он чуть подумал, потом произнес:

– Я даже название тебе придумал.

И хоть Максим не спросил, какое именно, со смаком его озвучил:

– «Тысяча дней в такси».

– Это сколько же туда войдет лет? – поинтересовался Максим.

– Да всего-ничего – каких-то три года. Как раз только расписаться сумеешь.

На этом и распрощались.

А вечером, за ужином – при хохоте и прочих отходах юмора – Максим поведал жене и ее подруге, на что его склонял Дурата, ожидая, что они воспримут это как чужеродную блажь.

Но вышло все иначе.

Вера, как всегда, промолчала.

А ее подруга произнесла:

– А ведь это очень интересно! – И еще через паузу: – И, главное, ни у кого еще такого не было.

А когда вызвала такси, так как с ним почему-то не захотела ехать, добавила:

– Только не откладывай это все на времена, какие могут не настать. Нынче же запиши все, что нам рассказал.

И он засел за письмо.

Искомкав несколько листов, с отвращением бросил это занятие. Единственное, что осталось написанным: «Есть люди, которые разъезжают в такси, чтобы убить время».

27

Сели две девицы пегой масти.

– Вы могли бы нас покатать? – спросила одна из них.

– Вас устроит карусель или колесо обозрения? – неожиданно для самого себя спросил Максим.

– Остановитесь! – полуприказала вторая и констатировала: – Псих какой-то!

А вот такому общению Максим научился у Вадима, тоже частного «извозчика», как он о себе говорит, не просто лезвийно острого на язык, но и неимоверно находчивого.

Вадим возил пассажиров на «мерседесе».

Причем делал это с шиком.

И вообще он отличался какими-то особыми манерами.

Его любили женщины и ненавидели их мужья.

Он даже предрекал, что будет убит одним из них.

И вот именно он, когда по телефону, звоня его жене, простонародно спрашивали: «Лену можно?», он неизменно отвечал: «Это, вообще-то, надо спросить у нее, но я против».

Вадим знал неимоверное количество анекдотов.

Поэтому пассажиры зачастую покидали его автомобиль, искренне улыбаясь.

Только одна зловредная старуха как-то сказала: «Вашему языку не хватает двухпудовой гири. – И, чтобы он не спросил «зачем», донесла суть: – Ею тренируют молчание».

А однажды Вадим сказал:

– Только что одну студентку одел, знаешь, на какое место.

– Прямо в машине? – изумился Максим.

– Естественно. Окна-то у меня затонированы.

Максим по телевизору слышал, что за это в ГАИ предусмотрено некое наказание.

Но к Вадиму автоинспекторы относятся как-то по-доброму, что ли. Разве что журят.

И однажды он спросил Вадима об этом.

И тот ответил:

– Потому журят, что у меня в кармане шуршат.

И, увидев, что Максим не понял, в чем суть, перевел на более доступный язык:

– Я ему в зубы взятку, а он мне дорогу гладку.

Максим давать гаишникам деньги стеснялся.

Ощущал при этом какую-то голость на базаре.

И вот, по-вадимовски пошутив, Максим лишился нынче клиентов. Вернее, клиенток.

И, судя по одежде, солидной степени достатка.

И только что он об этом подумал, как рядом притормозила иномарка. Из ее окон демонстрировали ему свою ухмыль давешние – несостоявшиеся – пассажирки. Но эту дивь перебила другая. За рулем сидел Вадим.