Полосатый катафалк (сборник)

— Благодарю, я просто выпью кофе.

— Это обойдется вам в двадцать центов, — сурово заявила она, — потому что вы не берете никакой еды.

Она отобрала у меня не только вилку с ножом, но даже салфетку. Я сел и с удовольствием потягивал кофе, не спуская глаз с дороги от пляжа.

Облака стали рассеиваться, из-за них проглянуло солнце, правда, еще в дымке. Горизонт постепенно очистился, океан из стального превратился в серовато-синий. Волны с тихим грохотом набегали на берег, их шум доносился и сюда.

Со стороны кучки домов на побережье промчались две или три машины, но зеленый «бьюик» Харриет упорно не показывался. Пришлось попросить еще кофе. Новая чашка стоила уже десять центов.

На шоссе показался полосатый катафалк с разбитой фарой, он остановился перед кафе. Автомобиль изрыгнул из передней и задней половин четырех парней и двух девушек, которых можно было принять за близких родственников. Их волосы, обесцвеченные солнцем или пергидролем, были длинными у парней и короткими у девушек, словно они служили им униформой. Поверх купальников на них были надеты синие свитера. Коричневые от загара лица глядели угрюмо.

Войдя в зал, они уселись рядком перед стойкой, заказали шесть кружек пива, выпили его с сандвичами, которые девушки тут же приготовили из французских булок и колбасы, принесенной с собой. Ели они с невероятной жадностью. Время от времени самый высокий парнишка, который держался как их лидер, бросал замечания о высоких волнах. Словно это было их родовое божество.

Они поднялись одновременно, как взвод солдат, и промаршировали к своему нелепому катафалку. Двое парней сели на переднее сиденье, остальные устроились сзади возле досок для серфинга. Одна из девушек, весьма хорошенькая, состроила мне гримасу через окно. Без всякой причины я проделал то же самое. Катафалк свернул на гудронную дорогу к пляжу.

— Бичи, — произнесла женщина за стойкой.

Она обращалась не ко мне. Поскольку я за два часа выпил всего две чашки кофе, она имела все основания причислить меня тоже к разряду «бичей», иначе говоря, бродяг.

Не то кофе, не то долгое ожидание заставили меня нервничать. Я заказал бутылку пива и снова повернулся к окну. Женщина продолжала бубнить себе под нос:

— Можно подумать, их будут больше уважать, раз они разрисовали катафалк полосами, как зебру. Сами они не уважают ни покойников, ни живых. Как, они считают, я смогу заработать себе на жизнь, если они будут шляться с собственной едой? Не знаю, КУДА мы идем!

Пришлось мне приобрести еще две пачки сигарет, не хотелось же мне оставаться в компании бичей!

Из-за крутого поворота наверху показалась машина Харриет. Когда она достигла шоссе, я увидел, что за рулем сидит она сама, а рядом расположился ее приятель. Он был одет в серый костюм, белую рубашку. Машина повернула к югу, на Лос-Анджелес.

Я отправился следом. В Малибу им пришлось снизить скорость, и я сел им на хвост. Затем они свернули налево на Сансет. Когда я достиг перекрестка, загорелся красный, а когда дали зеленый, «бьюик» исчез. Я попытался наверстать потерянные минуты, но резкие повороты бульвара ограничивали скорость.

Я вспомнил, что Блэквеллы живут на холмах за Сансет Бульваром. На тот случай, если Харриет поехала домой, я свернул под импозантные ворота Бел Зар. Мне не удалось разыскать жилище Блэквелла, пришлось вернуться назад к отелю и спросить дорогу.

Оказалось, что дом полковника виден из дверей бара отеля. Изящный испанский особняк, стоявший на вершине холма, спускавшегося вниз уступами. Я дал Бармену доллар из денег Блэквелла и спросил его, знает ли он полковника.

— Я бы не сказал, что ЗНАЮ. Он не принадлежит к нашим завсегдатаям.

— А каков он?

— Молчаливый. Мой любимый тип человека.

Я проехал по извилистой дороге до самого дома. Розарий перед ним охраняла аккуратно подстриженная живая изгородь.

«Бьюик» Харриет стоял на полукруглой площадке перед домом.

Мне была видна белая голова полковника над крышей машины, а его зычный голос доносился до самой дороги. Я ясно разобрал такие слова, как «змея» и «сутенер».

Когда я подошел поближе, я увидел у него в руках двуствольный дробовик. Из машины вылез Берк Дэмис и разговаривал с полковником. Слов Дэмиса я не слышал, но дуло дробовика находилось на уровне его груди.

Дэмис шагнул вперед, словно приветствуя грозящую ему опасность.

— Валяйте, застрелите меня, после этого с вами-таки расправятся!

— Предупреждаю вас, не перегибайте палку! Если я увижу, что вы…

Дэмис засмеялся;

— Вы же вообще ничего не видите, старикан!

Я медленно приближался к ним, боясь нарушить неустойчивое равновесие мизансцены. На вершине холма было очень тихо, я слышал их учащенное дыхание, хруст гравия под моими ногами, сладострастный призыв голубя на антенне на крыше.

Ни Блэквелл, ни Дэмис не взглянули на меня, когда я приблизился к ним. Вообще-то они находились на некотором расстоянии друг от друга, но, глядя на их искаженные ненавистью лица, можно было вообразить, что началась рукопашная борьба. Сдвоенное дуло дробовика доминировало в этой сцене.

— На крыше сидит голубь, — сообщил я деловито. — Уж если вам пришла охота в кого-то стрелять, то почему бы вам не избрать его мишенью, полковник? Или в ваших краях есть закон, запрещающий стрелять в голубей? Законы нарушать опасно…

Тот повернул ко мне разъяренную физиономию, дробовик закачался. Я схватил ружье за ствол и развернул его к небу. Отобрав у полковника дробовик и разрядив его, я сломал в спешке ноготь.

— Отдайте дробовик! — заорал полковник.

Я протянул его ему.

— Стрельба никогда не решала проблем. Неужели вы не поняли этого на войне?

— Этот тип оскорбил меня.

— Из того, что я слышал, оскорбления порхали в обоих направлениях.

— Но вы же не слышали, что он сказал… Он предъявил мне грязные обвинения.

— Так что, вы жаждете крупных заголовков в газетах и длинного судебного разбирательства в Верховном Суде?

— Чем грязнее, тем лучше! — воскликнул Дэмис.

Я повернулся к нему.

— Заткнитесь!

Глаза его смотрели мрачно.

— Мне никто не сможет заткнуть рот.

— Он почти это сделал, приятель. Выстрел из дробовика на таком расстоянии — это верный конец.

— Скажите ЕМУ об этом. А мне все равно.

Дэмис всем своим видом показывал, что ему нет дела ни до кого и ни до чего на всем свете. Он подошел к машине Харриет, сел в нее и захлопнул дверцу. Все его поступки производили впечатление смелых, но одновременно скрытных.