Поля крови. Религия и история насилия

Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку. Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад. И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними {647} .

Ученики Иисуса должны быть сострадательными, как и сам Бог сострадателен, щедро давая всем и никого не осуждая {648} .

После распятия у учеников Иисуса были видения, которые убедили их, что Иисус воскрес и вознесен одесную Бога, а вскоре вернется и окончательно установит Царство {649} . Иисус проповедовал в селах римской Палестины, а городов обычно избегал {650} . Однако Павел, иудей из Тарса Киликийского, который лично не был знаком с Иисусом, верил, что Бог послал его возвещать «благую весть» языческому миру, – и Павел стал учить в греко-римских городах, расположенных на основных торговых путях в Малой Азии, Греции и Македонии. Это была совсем иная среда: Павловы новообращенные не нищенствовали, но зарабатывали, подобно самому Павлу, на жизнь, причем нередко были людьми более-менее состоятельными. Известные нам Павловы послания – древнейшие из сохранившихся христианских текстов (50-е гг. н. э.), а учение Павла повлияло на рассказы об Иисусе в синоптических Евангелиях (Евангелиях от Марка, Матфея и Луки), написанных в 70-е и 80-е гг. н. э. И хотя синоптики использовали самые ранние палестинские предания об Иисусе, работали они в городской среде, пронизанной атмосферой греко-римской религиозности.

647

Лк. 6:30–31

648

Лк. 6:31–38

649

Деян. 2:23, 32–35; Флп 2:9

650

Ср. Мф. 10:5–6

Ни древние греки, ни древние римляне не проводили грань между религией и секулярной сферой. Наше понятие религии они, пожалуй, и не поняли бы. У них не было ни священных писаний, ни догм, ни клира, ни обязательных этических правил. Не было и онтологической пропасти между богами и людьми, но у каждого человека был свой божественный покровитель (гений), а боги часто принимали человеческое обличье {651} . Боги были глубоко причастны общественной жизни, и греко-римский город был по сути религиозной общиной. Каждый город обладал своим божественным покровителем, а гражданская гордость, денежные интересы и благочестие переплетались столь тесно, что в нашем секулярном обществе это кажется диковинным. Участие в религиозных праздниках в честь городских богов было неотъемлемо от гражданской жизни: общественных праздников и выходных не существовало, поэтому Луперкалии в Риме и Панафинеи в Афинах были редкими возможностями отдохнуть и расслабиться. Эти праздники определяли римскую и афинскую идентичность, разворачивали грандиозное шоу, наделяли гражданскую жизнь трансцендентным смыслом, давали шанс показать сообщество с лучшей стороны и внушали гражданам ощущение принадлежности к единой семье. Участие в этих обрядах было не менее важно, чем любая форма личного благочестия. Стало быть, принадлежать к городу значило почитать его богов (впрочем, ничто не мешало горожанам почитать и других богов) {652} .

651

James B. Rives, Religion in the Roman Empire (Oxford, 2007), pp. 13–20

652

Ibid., pp. 104–14

Это таило в себе проблемы для иудейских и языческих новообращенных Павла в Антиохии, Коринфе, Филиппах и Греции: ведь они, монотеисты, считали римскую религию идолопоклонством. Римская империя уважала иудаизм как древнюю традицию и считалась с отказом иудеев участвовать в общественном культе. На тот момент пути иудаизма и христианства еще не разошлись {653} , и Павловы языкохристиане видели в себе часть Израиля {654} . Однако в многолюдных греко-римских городах христиане часто вступали в конфликт с местными синагогами, а поскольку еще и гордо называли себя «новым Израилем», выходило неуважение к исконной вере, недопустимое с точки зрения римлян {655} . Из Павловых писем видно: Павла заботило, что его подопечные привлекают к себе нежелательное внимание в обществе, в котором необычность и новизна чреваты неприятностями. Он советовал им не выделяться одеждой {656} , соблюдать приличия и самоконтроль, подобающие римским гражданам, а также избегать излишне экстатических форм благочестия {657} . И вместо вызова римским властям Павел проповедовал послушание и уважение: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» {658} . Рим не злая империя, а гарант порядка и стабильности, а значит, христиане должны платить налоги: «Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые» {659} . Впрочем, Павел знал, что такое положение дел временное, ибо Царство Иисуса вскоре установится на земле: «Проходит образ мира сего» {660} .

653

Jonathan Z. Smith, ‘Fences and Neighbours: Some Contours of Early Judaism’, in Imagining Religion: From Babylon to Jonestown (Chicago and London, 1982), pp. 1–18; John W. Marshall, ‘Collateral Damage: Jesus and Jezebel in the Jewish War’, in Matthews and Gibson, eds, Violence in the New Testament, pp. 38–39; Julia Galambush, The Reluctant Parting: How the New Testament’s Jewish Writers Created a Christian Book (San Francisco, 2005), pp. 291–92

654

Деян. 5:34–42

655

Деян. 13:44; 14:19; 17:10–15

656

1 Кор. 11:2–15

657

1 Кор. 14:21–25

658

Рим. 13:1–2

659

Рим. 13:6

660

1 Кор. 7:31

Ожидая славного пришествия Иисуса, члены церкви (экклесиа) должны жить по его учению: быть добрыми, щедрыми и благожелательными. Такова альтернатива структурному насилию имперского владычества и эгоистической политике аристократии. Празднуя вечерю Господню (общинную трапезу в память об Иисусе), богачи и бедняки должны сидеть за одним столом и вкушать одну пишу. Раннее христианство было не частным делом между индивидом и Богом: свою веру в Иисуса христиане обретали в опыте совместной жизни в тесно спаянных общинах. Эти общины, представлявшие собой религиозное меньшинство, бросали вызов неравному распределению богатства и власти в стратифицированном римском обществе. Без сомнения, «Деяния апостолов» идеализируют первоначальную церковь в Иерусалиме, но христианский идеал показателен:

У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее… Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду {661} .

Такой образ жизни намекал на новые возможности, воплощенные в человеке Иисусе, чье самоотречение возвысило его одесную Бога. Согласно учению Павла, все прежние социальные барьеры утратили значимость: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, иудеи или эллины, рабы или свободные». Это сакральное сообщество людей, ранее не имевших между собой ничего общего, но ставших телом Христовым {662} . В одном памятном рассказе евангелист Лука – из всех евангелистов он ближе всего к Павлу – показал, что христиане познают воскресшего Иисуса не через уединенный мистический опыт, а через щедрость к страннику, совместное чтение Писаний и совместную трапезу {663} .

661

Деян. 4:32, 34–35

662

1 Кор. 12:12–27

663

Лк. 24:13–32

И все же, несмотря на все старания Павла, христиане плохо вписывались в греко-римское общество. Они не присутствовали на общественных праздниках и жертвоприношениях, сплачивавших горожан, и чтили человека, казненного римским наместником. Они называли Иисуса «господином» (кюриос) и сторонились знати с ее любовью к социальному статусу и презрением к беднякам {664} . В письме к филиппийской общине Павел процитировал ранний христианский гимн, чтобы напомнить: Бог даровал Иисусу титул «господина», ибо Иисус «уничижил себя самого, приняв образ раба… быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» {665} . Идеал «уничижения» (кеносиса) станет ключевым в христианской духовности. Как объяснял Павел филиппийцам, «в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе».

664

Флп. 2:3–5

665

Флп. 2:6–11

Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смирению почитайте один другого высшим себя. Не о себе каждый заботься, но каждый и о других {666} .

Подобно ученикам Конфуция и Будды, христиане культивировали идеалы благожелательности и бескорыстия. Эти идеалы служили противовесом агрессии и самоутверждению воинской аристократии.

Однако в тесно спаянных и изолированных сообществах часто возникает нетерпимость, жесткое отношение к окружающему миру. Некоторые иудео-христианские общины Малой Азии, основанные Иоанном, учеником Иисуса, разработали иное учение об Иисусе. Вспомним, что Павел и синоптики не считали Иисуса Богом – Павел, до своего обращения педантичный фарисей, был бы в ужасе от этой идеи. Все они использовали выражение «Сын Божий» в обычном иудейском смысле: Иисус был обычным человеком, на которого Бог возложил особую задачу. И даже говоря о воскресшем Иисусе, Павел четко разделяет Иисуса («кюриос Христос», то есть «владыка Христос») и Бога-Отца. Однако четвертый евангелист придал Иисусу неизмеримо больший масштаб, сделав его вечным Словом (Логосом), которое было с Богом с самого начала времени {667} . По-видимому, эта высокая христология отделила Иоанновы общины от других иудео-христианских общин. Данные тексты писались для «своих» и были наполнены символикой, непонятной остальным. В четвертом Евангелии Иисус часто ставит слушателей в тупик таинственными замечаниями. С точки зрения «Иоанновых» христиан, правильный взгляд на Иисуса даже важнее, чем труды во имя Царства. Конечно, и они ставили любовь во главе этики. Однако они ограничивали любовь верными членами общины, а к «миру сему» поворачивались спиной {668} , отступников же называли «антихристами» и «сынами дьявола» {669} . Отвергнутые и непонятые, они мыслили в дуалистическом направлении: мир делится на свет и тьму, добро и зло, жизнь и смерть. Своего пика эта линия достигла в Книге Откровения. По-видимому, она была написана, когда палестинские иудеи вели отчаянную войну с Римской империей {670} . Ее автор – Иоанн Патмосский был убежден, что дни Зверя, нечестивой империи, сочтены. Иисус вот-вот вернется, устремится в битву, убьет Зверя, бросит его в озеро огненное и установит на тысячу лет свое царство. Некогда Павел учил, что Иисус, жертва имперского насилия, достиг духовной и космической победы над грехом и смертью. У Иоанна же получилось, что Иисус – тот самый Иисус, который запрещал воздавать злом за зло! – станет безжалостным воином, который восторжествует над Римом через массовое убийство и кровопролитие. Книга Откровения далеко не сразу попала в христианский канон, но ее будут жадно читать во времена социальных волнений и тоски по справедливому обществу.

666

Флп. 2:3–4

667

Ин. 1

668

1 Ин. 7:42–47

669

1 Ин. 2:18–19

670

Тацит, История, I 11; Marshall, ‘Collateral Damage’, pp. 37–38

Иудейское восстание разразилось в Иерусалиме (66 г. н. э.) после того, как римский наместник захотел взять денег из храмовой казны. Не все поддерживали мятеж (в частности, фарисеи опасались неприятностей для иудеев диаспоры). Однако новая партия зелотов понадеялась на успех, поскольку империя была ослаблена внутренними конфликтами. Мятежникам удалось выгнать римский гарнизон и установить временное правительство, но император Нерон послал в Иудею большое войско под предводительством Веспасиана, самого талантливого из своих военачальников. Военные действия приостановились в ходе смут после смерти Нерона (68 г. н. э.), но с воцарением Веспасиана осадой Иерусалима занялся его сын Тит. Тит вынудил зелотов капитулировать, а 28 августа 70 г. сжег и город, и храм.

На Ближнем Востоке храм имел такую символическую значимость, что для этнической традиции его утрата становилась тяжелейшим ударом {671} . Иудаизм выжил благодаря группе ученых под руководством Иоханана бен Заккая, вождя фарисеев, который из веры, основанной на храмовом богослужении, сделал религию книги {672} . В прибрежном городе Явне они начали составлять новые своды преданий. В результате их трудов постепенно возникли: Мишна (закончена приблизительно к 200 г.); Иерусалимский Талмуд (окончательной формы достиг в V в.); Вавилонский Талмуд (окончательной формы достиг в VI в.). Поначалу большинство раввинов надеялись вскоре восстановить храм. Однако надеждам пришел конец, когда император Адриан навестил Иудею (130 г.) и сообщил, что на развалинах Иерусалима будет построен новый город под названием Элия Капитолина. На следующий год, в рамках политики, направленной на культурное объединение империи, он запретил обрезание, назначение раввинов, обучение Торе и публичные иудейские собрания. Вспыхнул бунт, и иудейский военачальник Симон бар Косиба вел партизанскую войну столь умело, что три года держал Рим в напряжении. Рабби Акива, один из ведущих ученых Явне, даже назвал его Мессией и Сыном Звезды (Бар Кохба) {673} . Однако римляне справились с ситуацией, методично уничтожив почти тысячу иудейских сел и убив 580 000 иудейских повстанцев; бесчисленное множество мирных жителей были сожжены или умерли от голода и болезней {674} . После войны иудеев изгнали из Иудеи, и прошло пять столетий, прежде чем им дозволили вернуться.

671

Firestone, Holy War, pp. 46–47.

672

Michael S. Berger, ‘Taming the Beast: Rabbinic Pacification of Second-Century Jewish Nationalism’, in James K. Wellman, Jr., ed., Belief and Bloodshed: Religion and Violence across Time and Tradition (Lanham, Md., 2007), pp. 54–55

673

Иерусалимский Талмуд (ИТ), Таанит 4.5; Эйха Рабба, 2.4; см.: C. G. Montefiore and H. Loewe, eds, A Rabbinic Anthology (New York, 1974)

674

Дион Кассий, История, LXIX 12; Mireille Hadas-Lebel, Jerusalem against Rome, trans. Robyn Freshat (Leuven, 2006), pp. 398–409

Жестокость имперской расправы потрясла раввинистический иудаизм. Но раввины решили не культивировать агрессивные традиции, а, наоборот, затушевать их, предотвратив новые военные авантюры, а значит, и новую катастрофу {675} . В своих вавилонских и галилейских академиях они разработали такой метод толкования, который исключал шовинизм и воинственность. Их сложно назвать миролюбивыми людьми (их научные дискуссии были весьма ожесточенными), но они вели себя прагматично {676} . Раввины усвоили, что выжить иудейская традиция может лишь при опоре иудеев на духовную, а не физическую силу {677} . Они не могли позволить себе больше героических мессий {678} . И вспоминали совет рабби Иоханана:

675

Berger, ‘Taming the Beast’, pp. 50–52

676

Вавилонский Талмуд (ВТ), Берахот, 58а; Шаббат, 34а; Бава Батра, 75а; Санхедрин, 100а; см.: Montefiore and Loewe, Rabbinic Anthology; Firestone, Holy War, p. 73

677

Firestone, Holy War, pp. 52–61

678

Berger, ‘Taming the Beast’, p. 48

Если у тебя в руке насаждение и тебе скажут: «Пришел Мессия», – ты раньше посади свое дерево, а затем пойди ему навстречу {679} .

Другие раввины шли дальше: «Пусть приходит, но пусть я его не увижу!» {680} Слишком уж реален был Рим, и с ним надо было считаться {681} . Раввины перебрали и истолковали собственные предания с целью показать: имперское владычество Рима возникло по воле Божьей {682} . Они хвалили римские технологии и советовали произносить благословение при виде языческого царя {683} . Они выдумали правила, запрещавшие носить оружие в субботу, а также вносить оружие в дом учения (ибо насилие несовместимо с изучением Торы).

679

Авот де рабби Натан, B. 31; см.: Robert Eisen, The Peace and Violence of Judaism: From the Bible to Modern Zionism (Oxford, 2011), p. 86. [Перевод Н. Переферковича. Здесь и далее цит. по: Талмуд. Мишна и Тосефта. Том четвертый. – СПб.: Издательство Сойкина, 1903. – Прим. пер.]

680

ВТ Песахим, 118а; см.: ibid.

681

Eisen, Peace and Violence, p. 86; Hadas-Lebel, Jerusalem against Rome, pp. 265–95

682

Мехильта де рабби Ишмаэль, 13; ВТ Авода Зара, 18а; см.: Montefiore and Loewe, Rabbinic Anthology.

683

ВТ Шаббат, 336б; ВТ Берахот 58а; см.: Montefiore and Loewe, Rabbinic Anthology