Полюшко-поле

– Он человек политический.

– Это не ремесло, а образование.

Семаков не пошевельнулся, только по налившимся кровью щекам можно было догадаться, чего это ему стоило.

– Понятно! Он еще по телефону не посоветовался, - сказал Песцов, и все грохнули, разгадав его намек.
– А вот еще один, - обращался в зал Песцов, и легкая усмешка проскользнула в концах его губ.
– Заведующий овцефермой Круглов... Встаньте!

Круглое привстал, откинул рукой со лба седеющие кудри, раскланялся на обе стороны.

– Можно ему отару дать?
– спросил Песцов.

– Да вы что, Матвей Ильич, шутите?

– Он от нее оставит рожки да ножки...

– Как волк от козленка, - отвечали с хохотом из зала.

– Так ведь он же заведующий овцефермой!
– воскликнул Песцов.

– Ему бы галантерею продавать, бабы на поглядку валом бы повалили.

– Мужик красивый.

– Пусть идет в подпаски, - предложил Песцов.

– Кто его возьмет? Он и кнутом-то как следует хлыстнуть не умеет.
– И снова хохот.

– Семаков, ведите собрание!
– крикнул Стогов.

Семаков, словно очнувшись, вскочил и яростно замахал руками:

– Прекратите шум! Это что еще за анархия! Товарищ Песцов, сядьте!

Постепенно шум утих.

– Теперь вы понимаете, товарищи колхозники, почему я неугоден некоторым.
– Песцов указал на президиум и сел.

– Есть предложение - переизбрать товарища Волгина, - сказал Семаков. А товарища Песцова предлагаем в заместители... Пусть поживет у нас, войдет в курс дела... Себя покажет, как говорится.

Волгин неторопливо закрыл папку с колхозными "делами" и, опираясь на ее ребро, степенно встал.

– Если такое дело по необходимости случилось и для общества требуется, то я, конечно, премного благодарен.
– Волгин торжественно помолчал с минуту и закончил: - Только бы мне подлечиться малость... Почка отошла от стенки.

– Прошу голосовать! Кто за то, чтобы остался председателем Волгин? спросил Семаков.

– Сперва голосуем за Песцова!
– крикнул Егор Иванович.

В зале раздался топот и свист.

– За Волгина!

– За Песцова!..

Семаков долго стучал ручкой о графин.

– Прошу голосовать! Кто за то, чтобы остался товарищ Волгин?

Но шум не утихал. Тогда встал Стогов, вышел на середину перед столами и молча смотрел в зал, наклонив голову. И руки потянулись кверху.

– Считайте, Семаков!

Семаков, приподнимаясь на цыпочки, поклевывая пальцем в воздухе, начал считать.

– Большинством голосов прошел товарищ Волгин, - объявил он. Потом обернулся к Стогову, что-то сказал ему, нагнулся к Бутусову и наконец произнес в зал: - Так как товарищ Песцов не прошел, то второй вопрос снимается с повестки дня. Что же касается самого товарища Песцова, то он может остаться в заместителях, если пожелает, конечно.

Потом загремели, задвигали скамейками, и колхозники валом повалили на улицу. Члены президиума окружили Стогова, не обращая внимания на присутствие Песцова.

Песцов тихо вышел.

Стогов с Бутусовым и Семаковым уходили последними. От палисадника метнулась к ним темная фигура.

– Василий Петрович, мне поговорить с вами надо.

– Селина?
– Стогов узнал агрономшу.
– Давай поговорим.

Они сели на скамейку, и Надя, подождав, пока удалились Семаков с Бутусовым, сказала тихо:

– Он хотел колхозников поддержать... Это их идея насчет закрепления земли.

– Спасибо за откровенность, но, как видите, они проголосовали против.

Надя помедлила и проговорила, запинаясь:

– Это не они... Они не виноваты. И он не виноват... Ни в чем не виноват.

Стогов пожал плечами.

– Его и не винит никто.

– Я понимаю...
– Она говорила, запинаясь, чтобы не расплакаться.
– Но зачем же вы с ним так обошлись? Вы знали его и раньше... Он честный, умный... И его семейную историю знали. Вы все знали...

– Но помилуйте! При чем тут я? Выборы есть выборы.

– Это не выборы, это обструкция!

– Он сам ее устроил себе... И своим прожектерством, и своим легкомысленным поведением. Я не понимаю, что вы от меня хотите?

– Честности...

– Что это значит, товарищ Селина?

Стогов встал.

– Для вас ровным счетом ничего, - сказала Надя глухим голосом и быстро пошла прочь.

– Селина! Подождите!
– крикнул Стогов.

Но Надя не остановилась.

Возле школьного палисадника ее встретил Егор Иванович.

– А я жду тебя, Надюша.

– Это ты, дядя Егор?

– Да, Надюша. Пойдем к нам. Что тебе сидеть в пустой избе-то! Пошли, пошли, - он ласково обнял ее за плечи...

– Ох, дядя Егор!
– Надя опустила на его плечо голову, и вдруг те обида и боль, что сдерживала она, прорвались, и обильные слезы хлынули из ее глаз, как теплый дождь после сильной затяжной грозы.

– Дядя Егор! Дядя! За что же это?.. За что?
– произносила она, по-детски всхлипывая.

– Ничего, дитя мое... Ничего... Все обойдется, все обойдется.

30

На другой день поутру Стогов и Песцов ехали в телеге до переправы. Они полулежали на охапке свежескошенной травы, еще влажной от утренней росы, и молчали, погруженные в свои думы.

Песцов думал все о том, как провалился на собрании. Ему вспоминалось скуластое, большеротое лицо Бутусова, его манерная учтивость и его обдуманная речь и то, как умело апеллировал он к собранию, вызывая подозрительность к Песцову. Вспомнилось и то, как устроил он переполох... И хохочущий зал. И взбешенного Стогова. А Надя? Каково ей теперь? Вчера, выходя из правления, он мельком встретился с ней взглядом. Это не взгляд, а немой крик!

Сразу после собрания он забрал свои вещи от Волгиных и отнес в конюшню, уложил их в телегу Лубникова. И всю ночь просидел у Надиного крыльца, но так и не дождался ее.

Стогов ночевал у Семакова. После собрания Волгин как-то скис, позеленел, всю ночь, говорят, пил, а утром и провожать не пришел. Сказали, что слег... Кого же теперь посылать председателем? Стогов перебирал в памяти возможных кандидатов. Семаков напрашивался... Он и предан, и свят, как говорится, да невежда. Его и парторгом-то нельзя больше рекомендовать. Селину тоже нельзя. Она одной веревкой с Песцовым связана. Та же анархия... Этот, поди, одумался после вчерашней бани-то. И все-таки на самостоятельную работу его опасно пускать. По крайней мере, выждать надо. И в райкоме держать после вчерашнего провала негоже.