Помощница лорда-архивариуса
Шрифт:
В зале было много знакомых господина Дрейкорна. Вскоре возле него образовалась небольшая толпа, мне пришлось отойти к столику в углу и смиренно дожидаться.
Но я не скучала: я любовалась Джаспером. В толпе гостей – субтильных теургов и страдающих избыточным весом сенаторов – он выделялся ростом и статью. От меня не укрылось, какие откровенные взгляды бросали на него дамы, пользуясь тем, что их лица оставались неузнанными в домино.
Мне нравилось наблюдать, как он держится, разговаривает, слегка наклоняет голову, отвечая на вопросы, как блестят темные глаза в прорезях маски. От того, что верхняя часть лица была закрыта, его губы и подбородок казались еще идеальнее, но в то же время жестче.
Я замерла, растворяясь в своей влюбленности.
Величаво ступая в такт мелодии, к Джасперу
Баронесса ласково похлопала Джаспера веером по щеке, прошептала на ухо несколько слов, засмеялась и положила руку на плечо. Мой хозяин взирал на нее благосклонно.
Я окаменела. Любовь пришла ко мне не одна: с ней явились две ее безобразные сестры – ревность и отчаяние. Я торопливо схватила со столика бокал с игристым вином, с трудом сделала глоток.
Из ниоткуда возник лицедей с двумя парами искусственных глаз, приклеенных на щеки ниже его собственных. Из-за этого смотреть на его лицо было тяжело: оно словно двоилось, троилось и плыло, лишние пары глаз сбивали с толку, крутились вразнобой в орбитах, ослепляли стеклянным блеском.
Лицедей с поклоном вручил розу и исчез. Я принялась обрывать лепестки, словно хотела заставить цветок страдать вместе с моим сердцем.
Наконец, баронесса ушла к остальным гостям. Джаспер кивнул, приглашая идти за ним; мы перешли в следующий зал, где и отыскался Крипс.
В этом зале было относительно тихо. На потолке медленно вращалась позолоченная карта Аквилийской империи, панорамные окна без портьер выходили на город, и яркие огни столицы и купол Небесных Часов были видны во всей красе.
Здесь собрались гости, которые пришли на прием говорить о делах. Группы мужчин в мундирах и теурги в черных пелеринах солидно прохаживались по залу с бокалами вина, вели неторопливые беседы. Женщин было мало, исключение составляли дамы-секретари, которые, подобно мне, покорно следовали за своими хозяевами, как прошедшие хорошую выучку собаки.
Крипс увидел нас и поспешил навстречу. Одет он был в мятый фрак, сидевший на нем словно с чужого плеча, и мешковатые брюки. Проволочные очки привычно оседлали морщинистый лоб.
Он встал перед нами, заложил руки за спину, и, покачиваясь на пятки на носок, весело произнес:
– Несказанно рад видеть вас, мой дорогой Джаспер и дорогая госпожа Камилла.
Господин Дрейкорн приветствовал его вполне дружелюбно, мне же кое-как удалось выдавить подобающие случаю слова.
– Вижу, госпожа Камилла, вы так и не забыли тот прискорбный инцидент в Адитуме. Наверное, я кажусь вам опасным злодеем, готовым утащить вас в жертвенный зал при первой возможности. Тем больше ценю то, что вы оказались выше глупых страхов и не побоялись принять мое приглашение. Быть теургом непросто, госпожа Камилла. Мы платим тяжкую цену, и иногда наше поведение не укладывается в привычные рамки. Вам нечего меня опасаться. Прошу, будьте моей гостьей, веселитесь, танцуйте.
Голос Крипса звучал печально, голубые глаза смотрели серьезно, с толикой обиды. В этот момент я невольно пожалела его и горячо уверила, что и думать забыла о прошлом.
Крипс повеселел.
– Как вы находите моих новых некроструктов? Выглядят забавно, не так ли?
– Они очень… необычные, – я не знала, что ответить на этот вопрос.
Крипс расхохотался так, что очки сползли на нос. Он поймал их, принялся протирать носовым платком, и все еще посмеиваясь, признал:
– Вы сама деликатность, госпожа Камилла. Эти некрострукты ужасны и бесполезны. Полный провал! Некрострукты-лакеи, музыканты – это ерунда. Игрушки, забава для гостей. Предполагалось использовать новые разработки на заводах, в армии, но ничего не выйдет. Совершенно бестолковые головы и неловкие руки. Что поделать, материал неподходящий. Я использовал части горилл и гиббонов. Лучше всего подошли бы альфины, но где их сейчас достанешь! Мозг альфинов близок к человеческому,
и результат был бы лучше. Но ничего: как только удастся заключить Третий пакт, первоклассного материала будет достаточно.Крипс нацепил очки на нос и поднял указательный палец, подчеркивая важность момента:
– Я получу людей! Преступники будут не только платить жизнями на алтарях. И тела пойдут в ход. Сколько проблем удастся решить! Стойкие солдаты, беспрекословно исполняющие приказы, неутомимые и покорные рабочие, расторопные лакеи. Больше никаких забастовок на заводах, бунтов в армии.
Господин Дрейкорн произнес сквозь зубы:
– Значит, заключение Третьего пакта – дело решенное?
– Все к этому идет. Голоса в Совете Одиннадцати разделились шесть против пяти. Сенат почти готов дать добро. Свою роль сыграла и ситуация в столице. Удивительно, но я благодарен этим бунтовщикам, Убийцам Магии, которые довели ее до точки кипения. Не запугай они капиталистов глупыми погромами, сенаторы колебались бы еще долго.
Я изо всех сил старалась не показать на лице отвращения, которое внушал в эту минуту гран-мегист Кордо Крипс. Слащаво улыбнувшись, он произнес:
– Если позволите, госпожа Камилла, мы с Джаспером оставим вас, поговорим о наших скучных делах. Слышу, в соседнем зале музыканты начали играть рейль. Баронесса Мередит ввела этот танец в моду. Предлагаю вам насладиться этим изысканным зрелищем; может, и сами захотите пройти круг-другой с подходящим партнером! Если ваш хозяин будет не против.
– Она подождет здесь, – учтиво ответил господин Дрейкорн. – Прошу, Камилла, никуда не уходите. Я скоро вернусь к вам.
Господин Дрейкорн и Крипс присоединились к группе мужчин в дальнем углу зала. Какое-то время я наблюдала за ними, гадая, как они узнают друг друга под нелепыми масками.
Беседа затянулась; вскоре хозяин решительно отвел Крипса в сторону для приватного разговора, и я поняла, что ждать придется еще долго.
В соседнем зале музыканты заиграли задорную мелодию, которую заглушали веселые крики, топот и аплодисменты. Оглядываясь каждую секунду, чтобы не потерять Джаспера из виду, я потихоньку приблизилась в арке и стала наблюдать. В пылу танца гости принялись избавляться от тяжелых масок. Сваливали их прямо на пол в углу зала и один за другим вставали в ряды танцующих. Веселье разгоралось, и торжественный прием все больше напоминал деревенскую вечеринку в трактире. Ну и ну!
С потолка в толпу ударили фонтаны разноцветных искр – заработали метатели безопасных фейерверков. Крики и смех стали громче; соседний зал уже не мог вместить танцующих, и живая волна хлынула туда, где стояла я. Меня закрутил водоворот ярких платьев и черных фраков; кто-то схватил и потянул за руку.
Я с негодованием вырвалась и с ужасом обнаружила, что потеряла господина Дрейкорна. Ни его, ни Крипса, не было видно; зато я наткнулась на канцлера Морканта, когда металась в толпе, разыскивая хозяина. Канцлер прятал лицо под простой черной полумаской, но спутать его с кем-то другим было невозможно – только у одного человека в империи был такой пронизывающий взгляд и улыбка, напоминающая оскал хорька. Я наступила канцлеру на ногу, и тот зашипел от боли; я быстро извинилась и ретировалась, но тут же ударилась спиной об одного из последних оставшихся в строю некроструктов-лакеев и содрогнулась от омерзения. Скрывавшаяся под ливреей плоть оказалась неприятно податливой, словно тронутой разложением. Я шарахнулась от него и чуть не сбила с ног дородного господина в костюме шестиголового монстра. Головы вразнобой болтались над плечами и напоминали плохо надутые резиновые пузыри грязно-серого цвета.
Казалось, количество гостей утроилось. На меня налетали стайки дам, напирали ряды танцующих, проносились мимо. Остро пахло вином, разгоряченными телами, приторным одеколоном и ритуальными благовониями.
Я металась, обезумев от тревоги: где же Джаспер? Сердце сжало от тоски, показалось, что я разлучена с ним навсегда, и теперь обречена вечно бежать сквозь обезумевшую толпу.
Наконец, я увидела его. Он стоял подле канцлера, который что-то увлеченно рассказывал. Оба были уже без масок. Джаспер не смотрел на своего собеседника; нетерпеливо озирался, на его обычно сдержанном лице читалась озабоченность.