Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2

На втором этаже кто-то громогласно стонет и скрипит кроватью.

Моё лицо холодеет: надеюсь, это не Санаду развлекается.

Прямиком прохожу к шумной комнате и заглядываю в замочную скважину. От сердца отлегает: кровать истязает какой-то блондин.

Следом за этой скважиной заглядываю в другие: в ближайшей занятой комнате читает тощий мужчина. В другой мечется тускло одетая женщина. В четвёртой обитателя обнаруживаю не сразу: это какой-то старичок.

И только за пятой дверью – последней занятой – комнаты царит непроглядная тьма.

Я собираюсь отступить, но там вспыхивает свет, почти обжигает зрачок. Моргаю, а когда присматриваюсь… узнаю одежду Санаду на одном из двоих. Они отступают к кровати и падают на неё. Мелькают его чёрные пряди.

Волосы у садящейся на него верхом женщины рыжие.

Невыносимо ярко рыжие.

***

Санаду надеялся, что Мара, получив желаемое, сразу умчится к Неспящим. Но она с очаровательно безмятежной улыбкой шепчет:

– Подожди минуточку, я сейчас отпишусь своим, чтобы они меня не искали, и мы могли побыть вместе.

Вот уж чего Санаду не хочет, так это оставаться в постели рядом с её разгорячённым чуть влажным телом, не хочет ощущать её запах, её прикосновения.

Всё в нём протестует против этого, Санаду чувствует себя так, словно… ужасно он себя чувствует, будто ему мозг через нос вытащили, а обратно набили осколки.

Ещё бы нет: чтобы изображать страсть, ему приходилось постоянно представлять Клео и скрывать это от Мары, шарящейся в его памяти. Шевелиться довольно активно под мерзостный скрип кровати. А когда Мара, наталкивая его на нужные мысли для упрощения извлечения информации, прошептала «Как хорошо, что вы согласились принести жертвы на могиле Нергала, благодаря этому ты выжил, любимый» ещё и правдоподобно подсунуть дезинформацию о Большом озере.

Просто божественный уровень изворотливости, после которого хочется отдохнуть, а не изображать влюблённого идиота, в порыве страсти не заметившего проникновения в разум.

И, как это ни банально, Санаду ощущает себя грязным и сейчас предпочёл бы помыться.

Перегнувшись через край постели, Мара шарит в своей одежде, после чего начинает что-то там писать. Подложив ладони под затылок, Санаду невольно задумывается: в столь неудобной позе она ради скрытия содержимого записки или демонстрирует свою красивую часть тела в надежде на продолжение?

Если второе – Санаду точно пас: ещё одного такого испытания для своих ментальных способностей он не выдержит.

До сих пор противно, что пришлось представлять Клео на месте Мары.

– Всё! – Мара с улыбкой выбирается из-под кровати и прижимается к его обнажённой груди щекой, пальцем проводит по животу.

– Мне кажется, нам надо поговорить, – Санаду перехватывает шаловливую руку.

– В том и проблема наших отношений, – вздыхает Мара, – что тебе бы всё разговаривать, как-то всё определять, границы строить. Нет бы просто чувствовать!

Санаду фыркает: только Мара может обвинить его в недостатке импульсивности.

– Не меняй тему, – строго просит Санаду, прикидывая, как бы правдоподобно рассориться и уйти скорее.

Ну или чтобы Мара ушла – главное, оказалась подальше от него и не заподозрила неладное.

– Я не меняю, – Мара сдвигается выше, её язык скользит по его шее, теребит мочку. Она его не кусает – не пытается кровью упрочить связь. Плохой знак, хотя Санаду это более чем устраивает. – Ты ведь хочешь от меня объяснений, покаяния. Хотя сам всё прекрасно понимаешь. Ты знаешь, каково это – выпивать чужую жизнь. Знаешь, какое это наслаждение.

– Да, я знаю, что это наслаждение, что за убийством следует прилив сил, когда ты чувствуешь себя едва ли не богом. Я знаю, что менталист способен подсесть на ощущение смерти, когда ужас от неё становится сродни изощрённому удовольствию. Я всё это знаю. Но я не хочу такого удовольствия и такого наслаждения. Для меня это неприемлемо. – Санаду удручённо вздыхает. – Когда это делается ради развлечения. Но и когда так поступают ради своего спасения – это тоже нехорошо. Понятно. Но плохо. И я не собираюсь обсуждать, чья жизнь ценнее и насколько допустимо убийство ради выживания себя такого замечательного, ценного и способного жить намного дольше, чем попавшиеся под руку жертвы для продления этой самой жизни.

Повисает пауза.

– О-о, – понимающе тянет Мара и обнимает его. – Похоже, остальные изрядно тебе нервы потрепали после возвращения из непризнанного мира. Эти бездновы лицемеры корили тебя за то, что ты выжил, да?

– Я не хочу об этом говорить. Лучше расскажи, почему ты не вернулась в кантоны, когда я пропал? Почему не обратилась за помощью, когда попалась Нильсэм?

Всё это уже не имеет значения, но повод для ссоры – отличный.

Тем более, Санаду тоже надо отправить сообщение: что дезинформация передана. А то не очень хорошо получится, если Неспящие явятся на Большое озеро неожиданно.

– Санаду, – приподнявшись, Мара заглядывает ему в глаза. – А ты не задумывался о том, что наше положение в Эёране – несправедливо? Тебя не раздражает, что мы – единственная раса, численность которой ограничивают принудительно? Тебе не кажется несправедливым, что семьи вынуждены разлучаться, потому что вампиры не могут свободно обращать любимых и детей? Почему в Эёране есть право дракона, но нет права вампира? Хотя мы не уступаем им по силе.

– Только не говори, – Санаду, прячась от её взгляда, закрывает лицо ладонью, – что настоящее присоединение к Неспящим было твоим осознанным выбором, а не вынужденной мерой для спасения жизни. – Его горло вдруг сдавливает спазм, голос понижается. – Только не говори, что сестру Танарэса, твою подругу, ты сдала Неспящим сама!

***

«Ничего удивительного, этого и стоило ожидать, если Санаду столько лет помнит о

Или тридцатый.

Может даже сотый.

Окружённая темнотой, я стою в соседнем номере, прислонившись к тонкой перегородке стены.

И что хочу сказать хозяину заведения: кровати у него отвратно скрипят. Подтянуть их надо, зафиксировать лучше. Смазать там что-нибудь.

Ничего удивительного в том, что скрип кровати сменяется тихим шелестом разговора, тоже нет. Увы, перегородка недостаточно тонкая, чтобы разобрать слова.

Тяжко вздохнув, остаюсь в темноте, мну бумажку для экстренного вызова.

– Идиот! – возглас Мары – а я уверена, что это она – звучит неожиданно и достаточно чётко. – Идеалист недоделанный! Нравится тебе на коротком поводке сидеть!

– А ты не на поводке?! – рявкает в ответ Санаду. – На поводке Неспящих! На поводке извращённых развлечений!

В комнате что-то разбивается.

Потом ещё что-то.

– Я просто беру то, что по праву принадлежит нам! – у неё сильный голос. – Я борюсь за нашу свободу! Твою и мою! Мы – хищники!