Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2

Не потакал ли он желанию навсегда сделать её своей?

Убедившись, что жажда не возвращается, Санаду выпрямляется. Во сне Клео сжимает измятую рубашку на его груди, будто пытается удержать. Беззащитная и безмятежная. Больше не человек. Сердце Санаду сжимается: как она отнесётся к этому? Сможет ли он её защитить?

– Можешь выходить, – сипло произносит Санаду.

Из теней в углу зала выступает трёхметровая белка. Санаду не знает, где пропадал Антоний, но когда тот появился здесь, процесс трансформации Клео остановить было уже невозможно.

Очередное глупое роковое стечение обстоятельств.

– Проверь, как дела в Академии, – Санаду снизу вверх смотрит в тёмные глаза иномирного существа.

Антоний кивает и растворяется в воздухе.

Каждая секунда ожидания кажется Санаду вечностью. Тягучее и тоскливое ощущение необратимости – как он его ненавидит.

Как не хочет думать о предстоящих проблемах – а они будут, потому что Клео обращена вне квоты.

Возможно, ему придётся отказаться от кантона, Академии, сбежать с Клео – как это делали Неспящие.

Перед ними материализуется Антоний, дёргает пушистым хвостом и ушами. Смотрит.

– Там для неё безопасно? – спрашивает Санаду.

Кивок.

Прикрыв глаза, Санаду крепче обнимает Клео и активирует заклинание телепортации.

***

Ничего не болит.

Почему меня это удивляет?

Лёжа на жёсткой постели с немного грубоватым постельным бельём, я пытаюсь понять, как так, ведь я ничем не болею, чтобы удивляться хорошему самочувствию.

Воспоминание накатывает резко, сразу – как удар кирпича по голове. Вздрогнув, поднимаю руку и касаюсь шеи: кожа на месте укуса гладкая.

Вспоминаю разговор с Нергалом. Значит, все вампиры обезумели из-за его проблем – такой подарочек в довесок к вечной молодости. Но лично я сейчас никакого голода не ощущаю.

Следом за шеей ощупываю зубы: никаких острых клыков, обычный ровненький прикус.

– Не переживай, зубы так просто не вырастают, – усталый голос Ники едва узнаваем.

Открыв глаза, поворачиваю голову: она лежит на соседней койке. Вполне нормальная, без вспученных вен. Очень бледная. И у меня возникает вполне закономерный вопрос:

– Я тоже на покойницу похожа?

Быть вечно молодой, конечно, круто, но к цвету вампирских лиц у меня есть некоторые претензии.

– Можно косметикой замаскировать, – снова утешает меня Ника.

Интересно, а автозагар на вампирской коже сработает или только пудра, только хардкор?

Ой, не о том я думаю, быстро спрашиваю:

– Ты Валю не съела?

У Ники нервно подрагивают губы:

– Нет.

– Повезло.

Мы молчим. Я скольжу взглядом по палате академического больничного отделения. Без чая Антония здесь скучновато. Занавески покачиваются от сквозняка. Из открытых окон не доносится ни звука.

Мысли всё роятся в голове. Но размышлять о последствиях превращения в вампира, причём, скорее всего, нелегального, не хочется.

Впрочем, всякое в жизни случается, ну превратилась, ну бывает. У всех свои недостатки.

Припомнив пояснения Нергала, уточняю:

– Многие пострадали из-за этой ситуации с вампирами?

Ника тяжко вздыхает:

– Точное число жертв пока неизвестно, данные из кантонов не выдают. Но в Нарнбурне никто не пострадал благодаря твоему Антонию: он всех вампиров угомонил.

Поэтому и не успел ко мне.

– А здесь сначала Валя меня успокаивал, – у Ники наворачиваются слёзы, голос восторженно дрожит, – он такой лапочка, кровь мне свою дал.

Кормить Нику всегда, кормить везде – похоже, девиз Вали.

– А потом профессор Огнад вмешался, – с придыханием продолжает Ника. – Представляешь, богиня смерти Магарет его отпустила! Здорово, да?

Космогонические глюки были не глюками. Мой мозг хочет сломаться, а не принимать это как факт. В моём восприятии мира богиня смерти существовать не может: все просто умирают, это естественно, зачем какая-то богиня?

Но, может, она тоже ненастоящая, как Нергал? Он же прямо сказал, что богом не является. Но его считают таковым, значит, и он может ошибаться, считая настоящей богиней Магарет.

Всё, для меня они просто очень крутые волшебники – так мозги целее будут.

– Очень здорово, что Огнад помог тебе не натворить глупостей. А теперь… скажи мне, Ника, только честно, – пристально смотрю ей в глаза. – Я обращена нелегально, и по закону меня должны уничтожить? Что меня ждёт?

Глава 21

– Ну что, тебе теперь не скучно? – спрашивает Эзалон устало и облокачивается на свой стол с аккуратно разложенными документами.

Хотя Академию вампирское безумие почти не затронуло, выглядит Эзалон неважно, и покраснение глаз выдаёт бессонность прошедшей ночи.

Может, из-за безумия пострадал кто-нибудь из бывших учеников. Или девочки в его любимом заведении. Вряд ли Эзалона пугает предстоящий ремонт, гробницу-то можно просто убрать. Тем более, у них теперь нормальный профессор некромантии. Так что же его так взволновало?

Сидящий в кресле перед столом Санаду мотает головой. Ему не скучно. Так не скучно, что хочется рвать волосы на голове и проломить пару стен. Хочется даже снизить уровень нескучности, хотя Санаду знает: всё так остро воспринимается лишь сейчас – время смягчит переживания, и всё вернётся на круги своя.

Скорее всего.

– Ты ведь её защитишь? – Санаду самому противно от того, как слабо звучит его голос.

Но ситуация и впрямь критическая.

Дезинформация, которую он передал Маре, внезапно оказалась не дезинформацией: могила Нергала действительно оказалась под Большим озером в Новом Дрэнте.

Неудачное стечение обстоятельств? Подстава?

Неспящие явились туда. И когда тело Нергала оказалось под угрозой, все вампиры сошли с ума, стали бросаться на окружающих. Некоторые из тех, кто никогда не пил крови, смогли удержаться, но слишком многие оказались либо не способны совладать с пробудившейся агрессией, либо баловались кровопийством хотя бы ради эксперимента.

Все вампиры Эёрана озверели, а Санаду к этому причастен.

В его кантоне убитые и раненые, Эдмунд сбивается с ног, организовывая помощь и восстановление. У остальных ситуация не лучше. Разведка империи вылавливает пособников Неспящих, не гнушаясь использовать менталистов для допросов. А Элоранарр, втянувший Санаду во всё это, слишком занят личными проблемами, чтобы защищать его перед остальными правителями.