Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов. Книга 2

Вспомнить, что в первые мгновения попадания сюда он оказался в воспоминании полностью, на своём месте и со всем спектром ощущений, но волевым усилием, на одной только уверенности, что это всё не может происходить по-настоящему и не может даже в кошмарах сниться, Санаду удалось вырваться из «собственного тела», отделить наведённую иллюзию-воспоминание от себя настоящего, забиться в этот угол.

Надо просто продолжать действовать в том же духе – отстраняться.

Вот Санаду уже не слышит когда-то до дрожи ненавистный голос обратившего его вампира, своего бывшего хозяина.

И камень стен всё меньше холодит его кожу.

Санаду вспоминает, как оказался здесь.

Вспоминает себя настоящего.

Он обращается к своей крови – и через неё ощущает страх Клео. То, что она появляется то слева, то справа, то впереди, то за спиной, будто телепортируется из одной точки в другую.

Клео яркая, непоседливая, удивительная – его Клео.

Её образ, эмоции к ней позволяют окончательно сбросить иллюзию прошлого и оцепенение, Санаду осознаёт себя сидящим на поляне.

В лесу стоит мёртвая тишина, и только кровь помогает Санаду чувствовать, что он в этом странном мире не один.

***

Бег-бег-бег. Танарэс не отстаёт, как всякая нормальная страшилка из кошмара. Я понимаю, что это всё иллюзия, но Мара несётся вперёд, практически волоча меня следом, и её ужас передаётся мне.

Умом понимаю, как с этим Танарэсом бороться, но замечание Мары, что боль здесь настоящая, не даёт покоя: а вдруг не получится развеять Танарэса волевым усилием? Вдруг моего неверия в него будет мало, и он мне ногу сломает? Я же тогда никогда отсюда не выберусь!

На буксире Мары я вбегаю на очередную поляну, практически мечтая о какой-нибудь долгосрочной проверке и надеясь, что Танарэс в наше испытание проникнуть не сможет.

Лес, луны, трава – всё вдруг темнеет, сжимается.

Привычный эффект возникновения иллюзий, но всё равно немного жутко.

Тем более, в этот раз мы оказываемся в подвале.

К стене цепями прикована темноволосая девушка в длинной сорочке – юная на вид, мертвенно-бледная, измученная.

Напротив неё на низкой табуретке сидит Мара в брючном костюме.

Настоящая Мара застывает, как вкопанная и испуганно оглядывается на стену позади нас, прикрывающую тропу, с которой мы пришли.

– …Нильсэм, ну послушай же меня, – ласково просит Мара иллюзорная. – Тебе не обязательно ощущать весь спектр эмоций жертвы. Ты можешь закрыться абсолютным щитом. Ты менталист, в конце концов, сотрёшь себе воспоминания и всё. Или я сотру.

– И что? – Нильсэм с какой-то фанатично-светлой обречённостью смотрит на сидящую перед ней Мару. – Думаешь, это что-то изменит?

– Конечно, – кивает Мара. – Ты останешься жива. И не будешь помнить убийство, раз тебя оно так смущает. Я правда могу с этим помочь. Напоить тебя успокоительным, чтобы воспоминание не получило сильного эмоционального якоря, и потом его скорректировать. Всё просто.

Настоящая Мара бочком обходит эту инсталляцию из прошлого, шарит ладонью по каменной стене, будто надеясь отыскать выход на очередную дорожку.

А я невольно разглядываю Нильсэм – сестру Танарэса. У неё вид иконописной мученицы, аж мороз по коже, хотя понимаю, что это может быть даже не воспоминание, а собирательный образ из реальных событий и страхов. Но даже если всё именно так и было – это случилось так давно и уже неизменно, поэтому не стоит погружаться в эмоции, рискуя растянуть это испытание…

– Для тебя просто, – тихо произносит Нильсэм. – Не для меня.

Реальная Мара дёргается, но когда я оглядываюсь на неё, понимаю, что не постановка с Нильсэм вызывает у неё такие эмоции: скалящийся Танарэс просачивается сквозь стену подвала, вторгаясь в эту иллюзию. Он бросает пронзительный, полный боли взгляд на Нильсэм и направляется к нам, отращивая когти и клыки. А ведь Мара предупредила, что боль здесь вполне реальная.

Отпустив Мару, отступаю по стеночке – всего на шаг, потому что на следующем моём шаге Мара хватает меня за запястье и швыряет в Танарэса.

Успеваю лишь мысленно возмутиться, а Танарэс резким движением руки уже отфутболивает меня на пол, я чуть локоть не отбиваю. Мара, неудачно ткнувшись в стену, прячется за себя иллюзорную. Танарэс прыгает за ней, и его отшвыривает к стене ударом телекинеза, а Мара ныряет за меня.

– Эй, я протестую! – дёргаюсь я.

– А ты в него не верь! – советует Мара, не сводя взгляда со поднимающегося у стены Танарэса.

У него то же дикое, несколько отрешённое выражение лица.

Он шагает в сторону, Мара – в противоположную. А я так и сижу между ними.

– Сама не верь, – предлагаю я, следя за расположенными на уровне моего лица когтистыми руками, ладно хоть остекленевший взгляд Танарэса направлен исключительно на Мару.

Опять Танарэс шагает в сторону, и Мара смещается. Она так сосредоточена на нём, что иллюзию с Нильсэм уже не слышно, хотя девушки продолжают разговаривать. Сама картинка окружающего блекнет, сквозь каменные стены просвечивают стволы деревьев.

– Мара, успокойся, контролируй свой страх! – требую я, предчувствуя, что она попытается убежать, ведь в одиночку скорость у неё будет повыше, чем со мной на буксире. – Он лишь твой страх, не думаю, что ты сможешь оторваться, если будешь бегать одна.

Возможно, мой довод подействовал бы, но Танарэс прыгает через меня. И Мара, вскрикнув, ныряет в истаивающую стену. Танарэс бросается за ней, а на траве поляны и тропинке остаются капли крови Мары.

Помедлив, вскакиваю и бросаюсь следом за ними. Они быстро исчезают за поворотом тропы, но мой взгляд скользит по каплям крови на ней – может, хоть так Мару не потеряю? А потом мы найдём Санаду, потому что его через кровь я хоть как-то чувствую.

***

Перед очередной полянкой Санаду останавливается. Глубоко вдыхает, готовясь к испытанию нервов. Клео рядом. Ему нужно собраться с силами и быстро пройти очередную иллюзию. Менталист он или кто?

«Или кто», – хочется признать Санаду, потому что он при полном понимании важности контроля эмоций в своей профессии, эмоции любит – и свои, и чужие, наслаждается ими, пестует их. Поэтому порой так трудно их притормозить, а иллюзию снимает именно отсутствие яркой реакции.

Вдох-выдох, Санаду решительно шагает на поляну.

С той стороны поляны ему навстречу шагает Клео.

И мир вокруг меняется.

Они оказываются друг перед другом, мягкие пальчики Клео – в руках Санаду. Ментальная пустота – как всегда из-за абсолютного щита. Виноватая улыбка Клео. И тусклый солнечный свет озаряет холл их академического особняка, в котором они стоят.