Попасть в отбор, украсть проклятье

Именно здесь и жил Густав Эйроу. Мы подошли к входной двери, рядом с которой висел латунный колокольчик – ещё одна деталь минувшей эпохи. Ворон уверенно дернул за шнурок, и за дверью послышались быстрые легкие шаги.

Минута – и дверь распахнулась, явив нам белокурое создание. Девушка, напоминавшая фарфоровую статуэтку, стояла на пороге и приветливо улыбалась. Только улыбка эта была странной, хоть и доброй: почти бескровные губы на алебастровой коже, синяки под глазами – все, вкупе с болезненной худобой, наводило на мысли о недуге.

– Добрый вечер! Вы, верно, к папа?
– сделала она ударение на последнем слоге на старинный манер.

– Добрый вечер, эйра Адель, если не ошибаюсь?
– ворон сделал паузу, позволяя девушке подтвердить его догадку.

– Да, верно.

Она слегка растерялась и машинально прикрыла рукой и так целомудренное декольте домашнего батистового платья.

– Вы весьма проницательны, эйра Адель, я к вашему отцу. Вы позволите войти?

– Ах да, конечно, – она спохватилась и, посторонившись, пропустила нас в прихожую, а затем и в гостиную.

– Я сейчас позову отца.

Адель чуть склонила светлую голову. В отблесках магических светильников копна ее волнистых белокурых волос точно светилась, создавая как будто ореол вокруг ее лица. На миг меня посетила мысль, что именно с таких дев художники некогда рисовали лики богинь.

А затем зашуршала юбка ее платья, и девушка покинула нас, чтобы явиться уже с отцом, карателем Эйроу.

Офицер походил на дочь разве что фамилией. Высокий, мощный, не человек, а гора. С налысо выбритой макушкой и суровым взглядом.

– Господин Верховный каратель? – вместо приветствия произнес хозяин. И в этой одной фразе было столько эмоций…

– ?устав. Нам нужно поговорить. Наедине.
– Ворон бросил выразительный взгляд в сторону девушки.
– Я не хотел вызывать тебя в отдел, потому решил заглянуть лично.

– Да, конечно. – ?устав поджал губы и, накрыв пальцы одной руки, на которой что-то блеснуло, второй своей ладонью, обратился к дочери. Удивительно: его хриплый голос стал мягче, словно при взгляде на Адель он оттаял.
– Солнышко, развлеки пока нашу гостью.

– Да, конечно, только подам чаю. – Она кротко улыбнулась отцу.

– Вы можете сделать это с Тай. Она отлично готовит.

«Яды», - мысленно закончила я за ворона. Впрочем, последнюю фразу он произнес столь невозмутимо, что незнающий не смог бы заподозрить его в том, что о последнем, и главном, слове ?р бессовестно умолчал.

Делать нечего, пришлось идти следом за Адель на кухню, изображая живейший интерес – в точности с поговоркой: как хорошо, что эйра выразила согласие, потому что все равно пришлось бы. За неспешным пасьянсом печенья по тарелке, завариванием собственно чая и нарезкой сладостей я невзначай заметила:

– Отец, судя по всему, очень вас любит, эйра Адель.

– О да. Папенька души во мне не чает. После того, как умерла моя мама, он окружил меня заботой.
– Ее руки на миг замерли над чайником, а затем она добавила, меняя тему: – Вы какой чай предпочитаете?

– Трын-травовый, – я решила поддержать Адель в ее уходе от щекотливой темы. – Это фирменный некромантский. Очень помогает перед практическими занятиями.

– Ни разу о таком не слышала. Он придает сил и энергии перед учебой?
– Она повернулась ко мне. На ее лице было написано искреннее любопытство.

– Скорее не энергии, а здоровья. Выпьешь его, и все тебе становится трын-трава, а тело наполняется здоровым чувством пофигизма! И ты понимаешь, что зачет тебе как-то безразличен. Главное – выжить. Ну и, само собой, становится гораздо легче удирать от восставших мертвяков, если что-то пошло не так.

– Интересно.
– Адель улыбнулась.
– А из чего он состоит?

– Скорее из чего не должен.
– Я назидательно подняла палец, припомнив собственный неудачный опыт: – Главное, не перепутать мяту и ромашку с разорви-травой… Ну, или иметь пару запасных заварочных чайников, - заключила философски.

Как выяснилось, у Адель имелись и запасные чайники, и энтузиазм. Последнего – с избытком. В итоге получился фирменный некромантский чай, в котором соседствовали мята, липовый цвет, гибискус, сушеная груша. А потом я вспомнила, что ворон пьет кофе с солью и перцем, и бросила в чайничек по щепотке и того, и другого. Ару должно понравиться.

Вот только когда Адель протянула руки, чтобы взять поднос, она на миг замерла, а ее лицо побледнело ещё больше, отдав откровенной покойницкой синевой, а потом девушка начала падать. Я едва успела ее подхватить. Хотела было ринуться, чтобы позвать Ара с хозяином дома, как Адель бескровными губами прошептала:

– Всё в порядке, не беспокойтесь. Это у меня обычный приступ.

Спустя пару минут она и вправду пришла в себя, словно ничего не было. И под моим пристальным взглядом пояснила:

– Проклятие трепетного сердца. От него умерла мама. Но оно досталось ей, когда она была беременна, так что и мне… перепало.

– А снять? – удивилась я.

– Оно из вечных. Не поддается. Целитель сказал, что я смогу с ним даже дожить до глубокой старости, главное – не волноваться. Поэтому я и стараюсь… – Она смущенно улыбнулась.
– Но иногда бывает вот так, резко прихватит на секунду-другую и отпускает. Без видимых причин.

Адель сглотнула и встала со стула, на который я ее, смертельно бледную, посадила.

– Все уже прошло, не стоит беспокоиться, – постаралась заверить она меня. – Давайте лучше пойдем в гостиную. Чай наверняка уже заждались.

Мы вошли ровно в тот момент, когда тело Эйроу обвивали потоки магической клятвы. Зрелище было завораживающим. Жгуты огненного ветра переплетались змеями, распускались цветками пламени.

– Папа?
– Адель замерла, так и не переступив порога комнаты.

– Дочка, всё в порядке, - поспешил успокоить ее отец, вскакивая.
– Это обычная формальность.

– Не желаете ли чаю? – подхватила я его фразу, не давая упасть напряженной тишине и уводя девушку от тонкой, как первый лед, грани испуга.

– Да, с удовольствием, - закивал Густав, вокруг тела которого истаяли последние отблески силы.

А дальше было самое необычное из всех чаепитий, на которых мне доводилось бывать. Создавалось впечатление, что на обоих карателей разом накинулся голод: один держал в каждой руке по конфете, второй – дольку яблока и печеньку. Так что взять в руки чашку ни Ар, ни Густав не могли. Но при этом оба нахваливали тонкий букет напитка.