Попрощалась юность

– Как ты сказал? Аделаида? Посмотрим. Но лучше до завтра.

– Значит манана 5 ?

Захар пошел вдоль стены парка, а Филипп остался ждать, пока он скроется из виду, чтобы не возникло вопросов. Филиппа манила улочка в противоположной стороне. Она что-то напомнила ему. С двух сторон из дворов свисали ветви деревьев. Филипп шел по ней пока не увидел длинный сетчатый забор и понял, что бывал здесь много раз. По этому переулку они с Ниной ходили на рынок и в парк. За забором начиналось футбольное поле, где Филипп когда-то гонял мяч, а дальше возвышалось двухэтажное здание школы, в которой учился сын Нины. По полю бегали мальчики разных возрастов. В вечерней тишине глухо отзывались удары по мячу. Высокие фонари выстроились по периметру поля. От нахлынувших воспоминаний у Филиппа перехватило дыхание. Он налег на сетку и следил, и слушал. Игроки загалдели – вратарь пропустил мяч. Самый младший на вид мальчик в мешковатой спортивной форме с номером двадцать три ругался с долговязым юнцом. Между ними, разведя руки, встал десятый номер. Кто-то свистнул и двадцать третий, бурча и сплевывая, вернулся в игру. Только разыграли мяч, долговязый отбил его мимо ворот.

5

Завтра (исп.)

Никто из играющих детей не был знаком Филиппу. Никто не ждал его здесь десять лет, чтобы продолжить игру, а ему хотелось услышать среди этих голосов хоть один знакомый. И свой. Вместо этого он вдруг отчетливо услышал, как Нина зовет его домой. Обернулся и посмотрел туда, где она обычно стояла. В детстве, если в разгар игры мельком замечал ее силуэт на тротуаре, он злился, что пора возвращаться домой. Фонарь высвечивал пустующее место на тротуаре. «Эта дорога выведет меня к ее дому. Она не знает, что я стою здесь и жду ее. Жду, как никогда раньше».

Тропинка вдоль лесополосы тонула в сумерках. Юные футболисты оставались позади, а Филипп шел вперед, стараясь рассмотреть видневшуюся улицу. Где-то в ее глубине притаился и дом с красной крышей. Филипп остановился на перекрестке и опустился на асфальт. Если «семья понарошку» не захочет видеть Филиппа? Если они, как та женщина в магазине, не узнают его, что он будет делать? Может Нина его больше не любит? А если они уехали, и кто-то другой живет в доме с красной крышей? Голова разрывалась от мыслей. Он положил ладонь на сердце, пытаясь усмирить частые удары. Надо покончить с этим сейчас, через несколько минут все решится. Если он не пойдет, не сможет уснуть. Ждать до завтра невозможно. Он уговорил себя подняться. Его затягивала глубина темной улицы. Вдруг на один из заборов с лаем бросилась собака. Филипп замер. Через мгновение он бежал прочь с улицы так, что ветер свистел в ушах.

***

Филипп лежал на кровати в номере гостиницы и понимал, какой чужой для него город. Чувство, с которым приехал, постепенно развеивалось. Он никогда не бывал на той аллее, в переулке, никто не водил его по этим улицам за руку. Он на самом деле знал так мало мест Солнечногорска. Ему не удавалось уловить прежней атмосферы, городок жил и звучал иначе. Десять лет изменили не то, что архитектуру, за это время выросли дети, которых он знал.

Филипп закрыл глаза, пытаясь уснуть. Но вдруг вспомнил о покупке машины. Что ему без прав делать с ней? Мысли нагнали тревогу. Он потратил почти все деньги, что украл из сейфа отца. А если в доме с красной крышей его не примут, куда ему бежать тогда? Он притянул к себе похудевший рюкзак и посмотрел время на наручных часах. Уснуть сегодня уже не получится.

Глава 2

Захар не мог себе ответить, что первым делом заметил во внешности Макса: летний загар в конце мая или не соответствующие смуглой кожи зеленые глаза. Напрашивались черные, хотя бы карие, но не зеленые. Говорил Макс с едва уловимым акцентом, особенно это слышалось в словах с буквой «Р». «Где его родители, лет ему точно не больше моего» – размышлял Захар, направляясь в «Аделаиду. В пропитанной бензедрином литературе ему подобные значились безумцами, блаженными с пустыми карманами и душами. Но то была Америка конца сороковых, которую Захару не довелось увидеть.

«Аделаида» располагалась на окраине, рядом с большой автостоянкой, бывшей когда-то полем подсолнухов. В пятницу здесь собиралось столько машин, сколько, наверное, в Москве в восемьдесят девятом году у Лужников, когда там выступали «Skid Row» и «Scorpions». И шум стоял такой же. А за автостоянкой строилась вторая в городе гостиница.

Вся суета вокруг «Аделаиды» – гудящие в клаксоны, музыка из открытых салонов машин и беседующие рядом компании, ничуть не занимала Захара. Он стоял рядом с лестницей у входа в заведение. Вечерний майский ветерок касался его рук, развевая рукава свободной футболки, а кожа покрывалась мурашками. И не только от ветра, но и от мысли о приближающемся лете, от невыносимо звенящей в голове и всем теле юности, что будит, зовет прочь от домашних стен. От возбуждения у него путались мысли. «Макс с четырнадцати лет хотел сбежать из дома. Если бы я мог рассказать ему все, что думаю об этом. Рассказать о желании бежать, но невидимые стены окружают город. Я бы показал ему свои записи. Я бы все ему рассказал. Только бы представилась возможность. Макс меня поймет. С Артуром этим не поделишься, посчитает ребячеством. Прям как Ваня. Артур серьезный, ему не до фантазий. Он вообще никогда не мечтает. А Руслан посмеется. Он любит Керуака, но не так, чтобы повторить сюжет. Не уедет в никуда. Тысячу раз подумает и решит – все глупости».

Захар выглядывал машину Артура со стороны стройки, когда на плечо ему упала рука. Среди шума улицы он расслышал: «Привет». На мгновение ему показалось, что это Максим.

– Ты один? – спросил Артур. – По телефону обещал представить кого-то.

– Макс еще не пришел, – огорчил Захар самого себя.

– Макс? Я думал, с девушкой нас познакомишь, наконец, – Руслан вскинул черные брови. – Думал, из Сочи ее привез.

Артур смотрел с улыбкой, как на младшего братишку. Усмешка Руслана тоже была понятна Захару. Он шутил на еще одну его больную тему. Друзья возвышались над Захаром, но его возвышенных мыслей не разделяли.

– Мы шутим, – Артур похлопал его по плечу. – Давай, рассказывай, как съездил.

Они поднялись по лестнице на широкую веранду. Здесь охмелевшие посетители обычно дышали ночным воздухом или вели перебранки. Все это можно было видеть в огромные окна «Аделаиды», свет в которых затухал перед рассветом.

Посетители громко шумели. И без того тусклый свет растворялся в сигаретном дыму. Ребята прошли к барной стойке, и Руслан попросил позвать официантку Карину. Та отвела их в самый угол зала за столик у края сцены. На небольшой сцене стояли колонки, барабаны и пара электрогитар. Музыкантов еще не было, и посетители развлекались каждый на свой лад.

– Я извиняюсь, мальчики, сегодня только так.

– Живая музыка? – спросил Артур. – Ладно, потерпим.

Присев за стол, Захар продолжил рассказывать о Сочи, но быстро свернул тему, потому что главной его новостью было знакомство с Максом. Он начал пересказывать друзьям, как Макс подошел в придорожной забегаловке, как просил Ваню взять его с собой, и выяснилось, что едет он в Солнечногорск.

– А потом он купил у нас машину. Он вам понравится. Я думаю, он придет сегодня. Я почему-то уверен. Мне показалось, у него…

Артур поднял ладонь и переглянулся с Русланом.

– Подожди. Этот Макс купил у Вани машину? Серьезно?

– Купил на дороге? – уточнил Руслан. На его лице появилась усмешка. – Да, это странно. Интересно увидеть этого сумасшедшего.

– Он не сумасшедший. Он вам понравится. Я думаю, он много чего повидал. Не каждый решится выйти на дорогу, – сказал Захар как бы в укор друзьям. – Кстати, у него татуировка на руке «Он зе роад». И он читал.

– Так он бродяжка, – улыбнулся Руслан. – Как он тогда мог купить у вас машину?

– Ограбил кого-нибудь? – предположил Артур. Щеки Захара полыхали от возмущения.

– Или он бродяга, или преступник, – сказал Руслан. – Или ты сочиняешь.

Друзья не слушали его, потешались между собой. В синих глазах Захара блестела обида.

– Какие вы злые. Больше ни слова не скажу.

Руслан довольно хмыкнул. Зал наполнился аплодисментами, приветствуя музыкантов. Подошла Карина, выставила на стол стаканы, две бутылки пива и лимонад для Артура.

– Берегите ушки, мальчики. Начинается концерт.