Порченная кровь

— Мой боец Франц — отличный стрелок, и, когда Шарнхольт закричал, что воры забирают камень. Франц выпустил в них стрелу. К несчастью, расстояние было слишком велико, и выстрел попал лишь в одного из предводителей, низенького такого, и ранил его в руку. Тот вместе с другим успел бежать, прежде чем эльф поджег остальных и сбросил их с моста. — Райнер разочарованно нахмурился. — Мне страшно жаль, что эти люди ускользнули. Было бы отлично, если бы в Талабхейме узнали, что за предатели имели виды на камень и что они замышляли. Но, увы, практически невозможно опросить каждого человека в Талабхейме, не ранен ли он в руку, именно... вот сюда.

Сказав «сюда», он крепко стиснул предплечье Магды чуть выше локтя. Она вскрикнула, ноги ее подкосились.

Райнер выдохнул, словно от потрясения.

— Леди, прошу извинения! Вы ранены? Какое досадное совпадение!

— Убери от нее лапы, мужик! — гневно закричал Родик. — Ты сломал ей руку!

— Милорд, клянусь, я лишь коснулся ее! Я не хотел сделать ничего плохого.

— Да уж, совпадение неудачное. — Графиня смерила Магду взглядом. — Идемте со мной, леди. Вас осмотрит придворный врач.

— Нет необходимости. — Магда улыбалась, но была бледна как полотно. — Просто он меня... удивил. Я вполне здорова.

— Я настаиваю. — В голосе графини слышалась явная угроза. Она обернулась и дала знак страже, стоящей неподалеку. — Сюда. Кузен Родик, не присоединитесь к нам?

Магда бросила на Райнера взгляд, полный яда, когда ее уводили.

Райнер низко поклонился.

— Прощайте, леди. Мое почтение.

Итак, утром того дня, когда посольство из Рейкланда отбывало в Альтдорф, Райнер и его товарищи с удовлетворением наблюдали, как леди Магду Бандауэр вешают перед Большой палатой эдиктов. Лорд Родик как кузен графини получил дозволение выпить яд, после чего Магду обвинили в его убийстве, так что все было шито-крыто и никто не задавал вопросов про какие-то камни и статуи Шалльи.

Магда держалась на эшафоте с огромным самообладанием и могла бы отойти в мир иной безо всякого ущерба для своего самолюбия, если бы, когда палач предоставил ей последнее слово, не начала обвинять графиню (и парламент Талабхейма в полном составе) в потворстве интригам Шарнхольта и Данцигера и утверждать, что городу угрожают живущие под ним крысолюды.

Райнер усмехнулся, когда ей заткнули рот кляпом и набросили на голову мешок, а на шею — петлю. Злоречива до конца, такая сучка. Разумеется, он бы поступил так же.

— А это — за капитана Вирга, — сказал Павел, когда Магда задергалась на веревке.

— И за бедного Оскара, — добавила Франка.

— И за Ульфа, — согласился Райнер.

— Плохо, что на ней мешок, — заметил Халс. — Хотел бы я посмотреть на ее лицо теперь, когда она сама хлебнула смерти.

— Однако же, — ответил Райнер, — мы все должны быть благодарны ей за то, что живы. Без ее интриг нас бы уже давно вздернули в гарнизоне Смалхофа.

— Это — жизнь? — спросил Павел.

Остальные, те, кто не знал погибших по вине Магды людей, молча смотрели, как она дергается в петле.

Манфред наблюдал за происходящим как-то рассеянно. Райнер улыбался: он-то знал почему. Предыдущим вечером, после того как помог Теклису упаковать вещи, поскольку у эльфа погибли все его слуги и телохранители, он сделал то же и для Манфреда. Граф заставил его перебрать каждый сундук по три раза — искал небольшой дневник в кожаном переплете. Когда дневник не нашелся, он обвинил Гетцау в воровстве и обыскал его пожитки столь же тщательно, но ничего не нашел и в итоге отослал Райнера прочь, пылая яростью. Всю ночь Райнер слышал, как граф перетряхивает вещи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ НЕОКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

Семь дней спустя они прибыли в Альтдорф, и Черные сердца снова разместились в особняке Манфреда, а сам граф отправился для тайного совещания к императору и его министрам, собираясь объяснить, что случилось в Талабхейме.

Черные сердца дергались и кипятились: речи об их освобождении не заходило, и Манфреда не было, чтобы поинтересоваться у него. Но наконец, вечером третьего дня, Райнеру сообщили, что граф ожидает его в библиотеке.

Вальденхейм сидел у огня в кресле с высокой спинкой, перебирая официальные бумаги, когда Райнер явился. Он стоял по стойке смирно, пока Манфред наконец не поднял глаза, притворяясь, будто только что его заметил.

— А, Гетцау, садись. Хотел видеть меня?

Райнер мысленно выругался, ибо тут же понял, что граф не намерен выполнять свое обещание. И все же он должен был спросить.

— Да, милорд, благодарю вас. — Он сел. — Я пришел по просьбе остальных, милорд, касательно вашего обещания. Ну, что, если мы освободим вас от темного эльфа, вы освободите нас.

— Ах, да, со всей этой суетой едва не забыл.

— Мы не забыли, милорд.

Манфред помолчал, потом вздохнул.

— Боюсь, успех не сыграл тебе на руку, Гетцау. — Он поднял глаза, глядя на Райнера с каким-то странным выражением. — В Талабхейме вы сделали невозможное. Шансы были ничтожно малы, даже не представить насколько. И как раз поэтому... я решил, что не могу вас отпустить. Вы слишком ценные.

Райнер покорно кивнул.

— Я боялся, что вы это скажете, милорд. Я давно перестал ожидать чести от дворян.

Манфред напрягся.

— Мое положение не позволяет мне иметь честь, равно как и твое. Раз моя задача — заботиться о безопасности императора и Империи, я должен делать то, что должно быть сделано.

— И кое-что получать для себя, милорд? — Райнер подмигнул.

— А? — Манфред нахмурился. — Что за дерзость?

Райнер прочистил горло.

— «Надо доказать, что Талабхейм сам не спасется. А если отыщутся „свидетельства“, что за этим стоит графиня, тем лучше».

— Что ты сказал? — Граф вцепился в подлокотники.

— «Император желает, чтобы Талабекланд укреплял связи с Рейкландом. Что может быть лучше для этого, чем поставить нашего соотечественника правителем Талабхейма? Я слишком долго прохлаждался в тени, пора выйти на солнце». — Райнер пожал плечами. — Простите, милорд, если цитирую неточно, я же по памяти.

— Значит, книга все же у тебя, — сказал Манфред. — Что ж, каким бы ценным ты ни был, за эту кражу полагается смерть.

— Нет, милорд, нас отпустят, если мы ее вернем.

Манфред расхохотался.