Порезы

– Ты ведь могла бы попытаться сбежать, - предложил Альберт.
– Дверь совсем рядом.

– Я не смогу убежать, - сказала она.

– Я знаю.

Лаская обеими руками тело Шарлин, Альберт чувствовал тяжесть ножа в кармане своего халата.

Я мог бы сделать это прямо сейчас.

Но я хочу сохранить ее. Я не хочу чтобы все это закончилось. Я хочу, чтобы это не заканчивалось никогда.

В конце-концов, кто кроме нее сможет приготовить мне завтрак?

Он отпустил Шарлин, отступил на шаг назад и поднял конец бельевой веревки. Затем подошел к столу для завтраков. Выдвинул стул и сел.

Шарлин стояла между ним и кухонной дверью.

На верхней половине двери имелись четыре оконных стекла, сквозь которые пробивался солнечный свет и резал глаза, когда он пытался смотреть на Шарлин. Он жалел, что не прихватил с собой солнцезащитные очки.

– Я не хочу, чтобы бекон подгорел, - сказал он.
– Нет ничего хуже подгоревшего бекона.

Она подняла голову и открыла дверцу холодильника.

– Думаю, что ты должна готовить на слабом огне, - сказал он, и прищурился, глядя на то, как она достала из холодильника плоскую коробку и закрыла дверцу. Затем она открыла ее и подошла к столу. Теперь он мог смотреть на нее, не боясь солнечного света.

Так-то лучше.

Она присела и достала из шкафа небольшую сковороду. Затем вытащила из коробки тонкие ломтики бекона и разложила на нее.

– Если огонь будет слишком сильным, - сказал Альберт, - бекон сгорит. И на вкус получится, как опилки. Терпеть не могу пережаренный бекон. Пускай лучше будет слегка недожаренным, чем горелым.

– Сделаю огонь минимальным, - сказала Шарлин тихим голосом.
– Но это займет больше времени.

– Я никуда не тороплюсь.
– Он повернулся на стуле и скрестил ноги в лодыжках.
– У нас целая куча времени, и мне абсолютно плевать на то, сколько будет готовиться завтрак.

– Сколько ты хочешь ломтиков?

– А сколько помещается на сковороду?

– Шесть. Но потом они ужарятся и станут меньше.
– Она подняла сковороду и понесла к плите.
– Можно положить еще пару кусочков.

– Сделай, как говоришь.
– Альберт взмахнул ладонью, пустив по веревке волну, которая дошла до самой лодыжки девушки.
– Шесть мне, два тебе.

– Спасибо, - сказала она.

Он дернул за веревку. Та резко натянулась, подняв ее ногу над полом. Она выронила сковороду. Та с грохотом упала на плиту, в то время, как она взмахнула руками, чтобы удержать равновесие.

Альберт ослабил натяжение веревки. Нога девушки опустилась на линолеум.

– В следующий раз, - сказал он, - не умничай.

– В любом случае ты меня убьешь.

– Возможно, а возможно и нет. Все зависит...

Она повернулась к лежащей на плите сковороде.

– Зависит от чего?
– Спросила она.

– Я не знаю. Думаю, что от того, как ты будешь себя вести.

– Я стараюсь вести себя хорошо. Я же делаю все, что ты мне говоришь, не так ли?

– Ну в общем-то да, - признался он.

– Я совсем не пытаюсь сопротивляться.

– Пока нет, - сказал он, а затем, улыбнувшись, добавил: - В любом случае, сопротивляться было бы бесполезно.

– Я даже ни на что не жалуюсь.

– Ну практически.

– Я позволяю тебе делать... все, что ты захочешь. Я ведь делаю все, что ты скажешь, не так ли?

– Почему бы тебе не снять халат?
– Сказал Альберт.

Она посмотрела на него через плечо:

– Но мне холодно.

– Черт возьми, что звучит почти как жалоба.

Шарлин сделала глубокий вдох, а затем отошла от плиты и начала расстегивать пуговицы. Она сняла халат, и, держа его в одной руке, подошла к Альберту.

Он наблюдал, как ее грудь слегка покачивается вверх и вниз в такт шагам. Соски, розовые и твердые, торчали прямо, словно ластики на совершенно новых карандашах.

Он перевел взгляд к животу и ниже, вплоть до выбритого треугольника с обнаженной и кажущейся такой незащищенной промежности.

Она передала ему халат:

– Вот.

Он взял его и отбросил в сторону.

– Теперь вернемся к нашему бекону, - сказал он.

Она повернулась. Когда она шла обратно к плите, Альберт смотрел на ее гладкую, голую спину и упругие ягодицы.

Он глубоко вздохнул, втягивая ноздрями аромат жарящегося бекона.

– О, да, - сказал он, - лучшего в жизни быть просто не может.

– Ой!
– Внезапно воскликнула Шарлин, отскочив от плиты.

– Что?

– Он шкворчит!

– И что из того?

– Это больно.

– Если бекон подгорит, тебе будет гораздо больнее.

Она посмотрела на себя, покачала головой, затем, нахмурившись, перевела взгляд на Альберта:

– Разреши мне надеть халат?

– Нет.

– Фартук?

– Я хочу чтобы ты была такой, какая есть.

– Эти брызги меня обжигают.

Альберт улыбнулся:

– Зато тебе больше не холодно. Возвращайся к плите.

Она повернулась обратно. Вздрагивая и морщась, от попадающих на голую кожу капель раскаленного жира, она взяла в руки лопатку и принялась переворачивать бекон. Через несколько секунд она покачала головой.

– В чем дело?
– Спросил Альберт.

– Я не могу перевернуть бекон этой штукой. Мне нужна вилка.

– Переворачивай лопаткой.

Внезапно она швырнула лопатку в стену, развернулась и топнула голой ногой по полу. Обе ее груди в этот момент подпрыгнули.

– Ей не получается!
– Выкрикнула она.

– Ладно, ладно. Возьми вилку.

– Спасибо.

Она пересекла кухню, распахнула ящик рядом с раковиной и достала из него вилку с длинной ручкой. Затем, вместе с ней, вернулась к плите. Взявшись одной рукой за ручку сковороды, другой она начала переворачивать ломтики бекона.

– Только даже не пытайся выкинуть при помощи этой вилки какой-нибудь фокус, - предупредил ее Альберт.

Она проигнорировала его слова, продолжая переворачивать ломтики.

– У меня с собой нож, - сказал он. Сунув руку в карман халата, он достал нож с выкидным лезвием и нажал кнопку. С тихим щелчком лезвие выскочило.
– Только попробуй проделать что-нибудь с этой вилкой, и я вонжу его тебе в...

Шарлин отшвырнула сковороду. Раскаленный жир попал на огонь плиты и вспыхнул, обдав всю сковороду пламенем.