Портал в Империю Русь

Так происходило в самом начале кампании. Уже через несколько месяцев в Гамбург потянулись послы от прокаженных аристократических семей, которые сами предлагали или золото или большие доли своих владений за чудодейственное лекарство.

Прислал делегацию и король Франции Людовик IX. Делегация была тайной, так как никто не знал, что его мать принцесса Кастильская заразилась проказой. Лисин лично принял послов короля, выслушал и отправил в Париж дирижабль с медиками. Уже через два дня королю дали обещание, что принцессу Кастильскую полностью излечат от страшной болезни – у нее только недавно появились первые симптомы. Людовик IX предложил достойную короля оплату – замок на реке Луара и одну тонну золота. Он не только любил свою мать, но и во всём своем королевстве по-настоящему доверял только ей. И когда в 1248 году Людовик отправился в крестовый поход, он оставил её править Францией.

Но Князь Балтийский Лисин не остановился на лечении от проказы европейской аристократии, он поставил своей целью избавить всю Европу от этой беды, потому что болезнь не знает границ и может распространиться в том числе на Великую Русь. Поэтому медики начали выявлять очаги эпидемии и лечить уже всех подряд, а неизлечимых хотя бы делать незаразными. Однако, эта кампания обещала продлиться десятилетия, так как ресурсы Балтийского князя были ограниченными, тогда как ареал распространения болезни – огромным.

* * *

Первый концерт средневековой авторской песни, где участвовали артисты из Великой Руси, состоялся в замке местного вельможи из рода Гогенштауфенов. На светскую вечеринку были приглашены самые известные миннезингеры, гвоздём программы считался Готфрид фон Нейфен. Князю Балтийскому легко досталось приглашение на этот средневековый праздник жизни, достаточно было только намекнуть хозяину замка на его задолженность Великому княжеству за прошлый год, когда неурожай поставил его перед угрозой голодных бунтов среди крестьян. Великое княжество ссудило ему зерна, а Гогенштауфен до сих пор не рассчитался.

Благородные миннезингеры выходили по очереди в центр большой залы, садились на табуретку перед благородной публикой и пели свои заунывные стихи про служение богу и королю (а иногда и про любовь к прекрасной даме), подыгрывая себе на мандюрихине – так в Германии называли мандору, струнный музыкальный инструмент из семейства лютневых.

– Какая же тоска… – сказал Влад Семенов, артист Томской филармонии своему товарищу Юрию Овчинникову, которого завербовали в Великую Русь из Санкт-Петербурга, где он работал в небольшом театре-студии.

Обоих артистов нарядили в средневековые костюмы, чтобы они выглядели как небогатые молодые люди рыцарского сословия, какими были большинство немецких миннезингеров. Немецкого языка они не знали, но каждый разучил по одной песне на средневерхненемецком.

Настал черед Готфрида фон Нейфена поразить знатную публику своим искусством. Состоятельный рыцарь вышел в расшитых золотом одеждах с небольшой арфой в руках. Он поприветствовал хозяина замка грациозным, но лёгким поклоном, глубже и церемонней поклонился дамам, чинно сидящим поодаль. Прославленный поэт сел на табуретку, тронул струны и неожиданно бодро запел на средневерхненемецком языке:

В объятьях милой рыцарь возлежал.

А в это время в мрачной тени

Завистник свой точил кинжал,

Не зная устали и лени.

– О, рыцарь мой! – засуетилась дама в спехе. –

Рассвет над башнями уж разгорелся...

– Ага, пора мне, где мои доспехи?

И где мой меч? Куда ж он делся?..

Это была длинная баллада о любви, ревности и поединке двух рыцарей за обладание прекрасной дамой. Публика заметно оживилась – певец в меру употреблял просторечные слова и повествовал о земных чувствах, что было близко каждому.

– Да, этот ничего так поет, – заметил Влад Семенов.

– Ага, вот только играть он не умеет, – усмехнулся Овчинников.

– Ну так они не музыканты эти миннезингеры, а поэты.

Распорядитель раута пригласил артистов Великой Руси. Семенов вышел с гитарой, раскланялся, сел на табуретку и начал наигрывать перебором мелодию – сначала очень тихо, потом всё громче и громче. Слушатели замерли – такой игры они еще не слышали: простая, незатейливая мелодия, казалось, проникала в самое сердце, рождая в нем тёплый отклик. И тут музыкант запел. Это была очень известная и популярная советская песня, Семенов пел ее, подражая голосу и интонациям Геннадия Белова (песню перевели для этого выступления на средневерхненемецкий):

Месяц свои блестки

По лугам рассыпал.

Стройные березки,

Стройные березки

Что-то шепчут липам.

Травы, травы, травы не успели

От росы серебряной согнуться.

И такие нежные напевы, ах,

Почему-то прямо в сердце льются…

Когда артист закончил петь, встал и поклонился публике, его встретила гробовая тишина. Владу Семенову стало не по себе – неужели народу не понравилось? Но это было не так. Народ просто потерял дар речи. Наконец поднялся со своего места хозяин замка и поблагодарил благородного рыцаря Семенова за прекрасный подарок – чудесное пение и музыку, достойную слуха королей.

Следующим вышел гость из Прованса. Одет он был бедно, но держался с достоинством. Аккомпанируя себе на лютне, он спел старую трубадурскую песню «Пастурель, в которой сеньор соблазняет пастушку, но та защищается с большим достоинством и искусством»:

Как-то раз на той неделе

Брел я пастбищем без цели,

И глаза мои узрели

Вдруг пастушку, дочь мужлана:

На ногах чулки белели,

Шарф и вязанка на теле,

Плащ и шуба из барана.

Я приблизился. «Ужели,

Дева, — с губ слова слетели, —

Вас морозы одолели?»

«Нет, — сказала дочь мужлана, —

Бог с кормилицей хотели,

Чтобы я от злой метели

Становилась лишь румяна»…

Завершил он свое выступление под одобрительные возгласы рыцарей и дам. Надо сказать, что знатная публика не просто так сидела, внимая пению местных миннезингеров и приглашенных гостей. Публика попивала вино всё время концерта. Вновь поднялся со своего места хозяин замка и спросил, помахивая кубком в такт своим словам, не желают ли выступить благородные господа из княжества Великая Русь?