Поручик Ржевский или Любовь по гусарски

– Мой знакомый.

– Так-с, - сказал коллежский секретарь и, повторив многозначительно: - Так-с, - с решительным видом двинулся на них.

Царь, сознавая всю нелепость создавшегося положения, от охватившего его смущения вел себя все более вызывающе.

– Безобразие!
– сказал он.
– Я попросил бы вас, сударь...

– Нет, это я попросил бы вас, сударь, - гневно перебил его Иван Захарыч, приближаясь со страшным выражением на лице.

– Позвольте даме одеться. Как вам не стыдно.

– Не стыдно. Это моя дочь, сударь. Да-с! Это моя дочь!

Маша освободилась от царских объятий и, отбежав к дивану, где была раскидана ее одежда, стала лихорадочно одеваться.

Александр остался один на один с ее возбужденным отцом.

– Это моя дочь, - словно в бреду, повторял Иван Захарыч, наступая на него.
– Моя! Понимаете, сударь? Моя!!

Царь попятился.

– Что вы, что вы...

– Я ничего. Но это моя дочь!

– У вас замечательная дочь.

– Я знаю. Да-с! Она моя дочь.

Наткнувшись задом на стул, царь сел. Чиновник был невменяем.

– Это моя дочь, - твердил он, как заезженная шарманка.

– Папенька!
– взмолилась Маша.
– Не волнуйтесь. Александр Палыч прекрасный человек. Обходительный, культурный, про Наполеона мне рассказывал...

В глазах чиновника мелькнула искра надежды.

– Он на тебе женится?

Она пожала плечами.

– Не знаю.

Он повернулся к съежившемуся на стуле царю.

– Вы женитесь на ней, сударь?

– Вообще-то... я замужем... то есть женат.

– Мать!
– вскрикнул Иван Захарыч, схватившись за сердце.
– Мать!!

– Я попросил бы вас при даме...

– Умолкните, сударь! Где твоя мать, Маша?

– В спальне, папенька.

– Чудесно! Мать спит, а ты тем временем... Чудненько! Превосходно! И это моя дочь! Моя дочь!.. Катя, Катенька!

Готовый сойти с ума от растройства Иван Захарыч ворвался в спальню в тот самый момент, когда Екатерина Матвеевна впопыхах оправляла только что надетое платье. Поручик Ржевский сидел на постели, с озабоченным видом натягивая сапоги.

– Катенька, наша дочь...
– с порога выпалил Иван Захарыч, и слова застряли у него в глотке.

– Что такое?
– сипло произнес он, уставившись на Ржевского.
– Катя, что здесь делает этот му... му... мужчина?

– Не видите, что ли, сапоги надеваю, - буркнул поручик.
– Не лезут, черти.

– По... по... позвольте...

– Мерси, как-нибудь сам справлюсь.

– Кто это, Катя?

Иван Захарыч моляще посмотрел на жену. Она сделала вид, что занята своей прической и не слышит.

– Имею честь, поручик Ржевский!

У коллежского секретаря окончательно пропал голос. Он замахал руками, пытаясь выразить свои чувства, но не находил ни слов, ни звуков.

– Крепись, папаша, - сказал Ржевский, похлопав его по плечу.
– Такую едреную красотку, как твоя жена, в чулан не спрячешь и в сундук не запрешь.

– Перестаньте говорить пошлости, поручик, - возмутилась Екатерина.
– Я люблю своего мужа. Кто же знал, что он вернется именно сегодня! Иванушка, - набросилась она на супруга, - ты же обещал приехать завтра. Что стряслось? Почему ты молчишь? Ты заболел?

– Я здоров.

– А откуда этот ужасный сип? Покажи-ка горло.
– Он покорно разинул рот.
– Ну вот, так я и знала! Горлышко совсем красное. Простудился, Ванечка?

Сбитый с толку Иван Захарыч неуклюже топтался на месте, позволяя жене ощупывать его лоб. Но тут он нечаянно взглянул через дверь в гостиную, где император Александр целовал руку его дочери. И хотя оба они уже были одеты, внутри коллежского секретаря опять все закипело.

– Катя!
– воскликнул он, схватив жену за локоть.
– Кто этот тип?

Она сделала удивленные глаза.

– Где?

– Ты что, ослепла? У нас в гостиной мужчина!

– У нас в гостиной какой-то мужчина?

– Да, и он имел связь с нашей дочерью.

– Иван, вы меня пугаете!

Екатерина Матвеевна, изображая обморок, упала на руки Ржевскому.

– Господи, за что мне эти несчастия!
– схватился за голову Иван Захарыч.
– Чем я перед Тобой провинился? Сидел у себя в департаменте, перебирал бумажки и никого не трогал. За что, Господи? За что?!

– Хватит стенать, - оборвал его поручик.
– Ты хоть знаешь, драная калоша, кто переспал с твоей дочерью?

– Не знаю и знать не хочу!
– взвизгнул чиновник и вдруг с криком: "Мерзавец, я задушу тебя!" - бросился через всю гостиную к царю.

Оставив Екатерину, Ржевский кинулся за ним. Он успел схватить его прежде, чем тот смог вцепиться Александру в горло. Император же стоял, словно остолбенев, и даже не думал защищаться.

– Вот и меня чуть было не задушили, как папу Павла, - в суеверном ужасе бормотал он.
– От судьбы не уйдешь.

– Пустите меня!
– кричал Иван Захарыч, вырываясь из рук Ржевского и стараясь достать царя хотя бы ногой.
– Я не позволю... в моем доме!.. это моя дочь!..

– Ваша, ваша, никто не сомневается, - успокаивал его поручик.

– Дайте мне его задушить!

– Дурак!
– рявкнул ему в самое ухо поручик.
– Это же Александр Первый.

– Он будет последним!
– огрызнулся чиновник, мало соображая, о чем идет речь.
– Да-с, последним!

От этих кощунственных слов царь побелел. В нем взыграла горячая кровь Петра Великого.

– Да как ты смеешь, холоп!
– взорвался он, отвесив Ивану Захарычу звонкую оплеуху.

– Я не холоп, я коллежский секретарь! А вы, сударь, развратник и хам.

И он плюнул царю в его голубые очи.

Утершись рукавом, Александр протянул поручику свой платок:

– Заткните этому болвану рот! Я устал слушать тут всякий вздор.

Ржевский немедленно выполнил его распоряжение, после чего Ивану Захарычу осталось только мычать и таращить глаза, - что он и делал.