Поручик Ржевский или Любовь по гусарски
Шрифт:
Сонечка поняла, что не на шутку его расстроила. Но ей так надоело торчать в пруду, что она и не подумала взять свои слова обратно. И только выбравшись на берег и спрятавшись за кустом, она милостиво обронила:
– Можете повернуться, сударь.
– Благодарю покорно, - разводя воду руками, Ржевский направился к берегу.
– А что, если не секрет, вы делали у нас саду?
– Заблудился. Я всего лишь месяц, как в вашем городе.
– Вы - гусар?
– Еще бы!
– Он самодовольно усмехнулся.
– Что же вы прячетесь от меня, как Ева
– На что это вы намекаете?
– Нам не мешало бы просушиться. Снять одежду, развесить ее по деревьям...
– Я как-нибудь без вас. Не маленькая, сама разденусь.
– Сонечка!
– простонал Ржевский, выбираясь на берег.
– Позвольте вам помочь. Разве вы не знаете, что только гусар может так раздеть женщину, чтобы она запомнила это на всю жизнь.
– Какие пошлости вы говорите, - фыркнула девушка.
– И не приближайтесь ко мне. Ой, молчите!
– Она прислушалась.
– Кажется, сюда идет моя маменька. Прячьтесь скорее.
– Можно к вам за кустик?
– Нет, только не сюда. Ступайте обратно в пруд.
– Но позвольте...
Ржевский не договорил. Язык его онемел, ибо в эту секунду Сонечка выбежала из-за куста в своем мокром платье, которое не скрывало, да и не могло ничего скрыть. Она налетела на поручика, подталкивая его к пруду.
– Откройте рот!
– приказала она.
– А-а...
Поручик был послушен, как дрессированный пудель. Она сунула ему в рот длинный сухой стебелек.
– Закрывайте. И вовсе не обязательно обнимать меня за талию.
– Мм...
– промычал поручик. Он хотел спросить, что это на нее вдруг нашло.
Но Сонечка знала, что делала.
– Лезьте в воду, горе вы мое. Сядете на дно. Дышать будете через трубочку.
– Мм...
– попробовал возразить Ржевский.
– Не утонете, - решительно заявила она.
– Помните, в романе у Фенимора Купера один индеец, его звали Чингисхан, так прятался в озере от ирокезов.
– Ишвините, пшаво, шоман сей не шитал.
– Но вы же не хотите, чтоб моя маменька нас застала?
– Не хошу.
– Ну и ступайте в пруд!
– Соня! Сонечка!
– раздавалось уже совсем близко со стороны сада.
Чавкая сапогами, Ржевский бросился к пруду и с головой нырнул в воду.
Девушка опять спряталась за кустом.
– Я тут, маменька!
– крикнула она.
Глава 7
Водяной
На берегу появилась Антонида Степановна - упитанная дама средних лет в простом белом платье и большом чепце, повязанном розовой лентой.
– Доченька моя, где ты?
– Я здесь, маменька.
– Да где же?
– Антонида Степановна в растерянности озиралась по сторонам.
– За кустом, маменька.
– Господи! Что случилось?
– Ах, не приближайтесь.
– Да что ты там делаешь, скажи на милость?
– Живот прихватило.
– Ох, Боже мой! Неужто с блинчиков?
– Не знаю, м-маменька...
Сонечке становилось прохладно сидеть в тени. Но и выйти
к матери в своем мокром виде она никак не могла решиться.– Тебя, никак, лихорадит, доченька? Температура подскочила?
– Нет, нет. Просто устала.
– Устала? А давно ты там сидишь?
– С тех пор, как вы меня окликать стали.
– Бедный ребенок, - расстроилась Антонида Степановна.
– Я помню, два года назад баба Мотя на масленницу блинами объелась. У нее в животе все так скрючило - не знала, что делать. Побежала в церковь грехи замаливать. А там уж ей совсем невмоготу стало. Она совсем очумела и на колокольню полезла. Почти до самого верха добралась, да не удержалась. И прямо на голову отцу Никодиму свалилась. Он, сивый мерин, внизу стоял - подглядывал. Бабка насмерть расшиблась и попа покалечила. Он после этого случая умом тронулся, обрился наголо и в отшельники подался. Говорят, до сей поры где-то неподалеку в наших лесах бродит. Помнишь эту историю, дочка?
– Ступайте, маменька, - взмолилась Сонечка, не в силах больше сносить порывы ветра, который все крепче сжимал ее в своих холодных объятиях.
– Я вас догоню.
– Так ты слушай. Знаешь, что мне нынче приснилось? Я как с тобой про живот заговорила, сразу вспомнила. Баба Мотя, покойница! Вижу, сидит она на печи и блины жрет. Я ей говорю: "Моть, ты уж померла давно, а всё блины наворачиваешь. Угомонись!" А она мне: "А ты попробуй, Тося, какие они вку-у-сные". И руки ко мне тянет. А вместо пальцев у ней - блины свернутые. И масло из них течет. Жуть!
И только она эти слова произнесла, как из пруда с шумом и брызгами высплеснулось облепленное тиной и водорослями чудовище.
– Водяной!
– завизжала от страха Антонида Степановна.
– Уф, уф, - отдуваясь и отплевываясь, стонало чудовище, выбираясь на берег.
Приблизившись к Антониде Степановне, "водяной" сплюнул и состроил мину.
– Ну чего вы орете? Я же не утопленник. Можете меня пощупать.
Но она не унималась. Сонечка стала ее уговаривать:
– Маменька, не бойтесь, не кричите.
Антонида Степановна, выпучив на Ржевского глаза, продолжала орать:
– Чур меня! Чур! Пропади, сгинь!
– Да пощупайте же меня, мадам.
"Водяной" протянул к ней руку, отчего она завопила с еще большим воодушевлением.
– Ну, ладно, не хотите меня щупать, давайте я вас пощупаю, - и он ущипнул Антониду Степановну за ляжку.
От прикосновения этих холодных пальцев она несколько пришла в себя.
– Кто вы, сударь?
– Имею честь, поручик Ржевский!
– Рже...
– слабо взмахнув руками, Антонида Степановна свалилась в обморок.
Поручик подхватил Сонечку на руки.
– Так, значит, вы - Ржевский?
– спросила она.
– Собственной персоной.
– Что вы собираетесь со мной делать?
– Пока ничего. Но если вы не против...
Со стороны дома донесся собачий лай.
– Вы держите собак?
– Да, и они очень злые.
– А что это за чудо с ружьем там вдали бежит?