Посланец небес

— Отпустите меня, — устало, со слезами в голосе сказала она, когда Труэтт повернулся к ней. — Пожалуйста, я никому ничего не скажу. Да и кому мне говорить?

— Не надо, — мягко сказал Труэтт. — Будет только хуже, мисс Макгайр. Ваши слезы их не волнуют. Сидите тихо и спокойно, а я позабочусь о вас…

Ганна взглянула на его мальчишеское лицо — бледный румянец на щеках и доброта в глазах — и подумала, а почему он с ними? Что их связывает? Труэтт так не похож на остальных.

Наклонившись вперед, Ганна прошептала:

— Неужели вы никогда не хотели бросить такую опасную жизнь, мистер Труэтт? Это же не принесет вам ничего, кроме смерти, и я не уверена, что в случае беды ваши друзья придут вам на помощь.

Он покачал головой.

— Нет, Нат и Ропер единственное, что у меня есть — что я когда-то имел. Они нужны мне.

— Нет, не нужны! Вы сделаете все, что захотите, надо только постараться, мистер Труэтт! Перед вами открыт целый мир, и если вы…

— Эй, — крикнул Стилман, обернувшись и подозрительно глядя на них. — Мне не нравится, когда я не слышу, о чем вы разговариваете. Говорите громче!

Труэтт нахмурился и торопливо сказал:

— Не говорите ни о чем таком при Нате. Сидите тихо, как я вам уже сказал. — Затем он ушел, а Ганна осталась одна в фургоне.

Наступила тишина. У ее лица зажужжала муха, и Ганна связанными руками отогнала ее. По ее лицу текли струйки нота. Было ли это похоже на мелькание жизни перед глазами тонущего человека? Может, и так. Но если такой момент настал, то почему она не видит Джошуа и Крида — самых значимых людей в ее жизни? Если она действительно близка к смерти.

Крид! Его сильная фигура и красивое лицо, его черные волосы и темные глаза, светившиеся дразнящими огоньками. Он сделал ее сразу и безумной, и счастливой, и кроткой. Как она соскучилась по нему! Как же ей хотелось, чтобы он был здесь! Он смог сделать ее счастливее и злее, чем она была когда-либо. И она страдала оттого, что больше никогда не увидит его — никогда не увидит искорки в уголках его глаз, когда он смеется; и его сжатый рот, когда злится на нее; и выражение его лица, когда они были близки. Любовь — неужели это она!

Ганна смотрела на далекие вершины гор. Где же Крид? Охотится ли он все еще за Стилманом? Может быть, он где-то рядом и спасет ее? «О, Крид! Пожалуйста, приди за мной… приди скорей, пока ничего не случилось…»

Впервые случилось так, что вместо молитвы Ганна думала о Криде, умоляя его найти ее…

Крид повернул коня и пустил его рысью по ровному каменистому склону. Был вечер, и солнце уже садилось, бросая на траву короткие тени.

Его мысли были заняты темп немногими оставленными Стилманом еле заметными следами.

Крид остановился, услышав звук выстрела. Определил направление, затем ударил каблуками по бокам гнедого, галопом проскакал по каменистому склону, так что небольшие камни словно выстреливали из-под копыт Генерала. Любой выстрел был лучше зашедшего в тупик преследования, и когда Крид наконец увидел бегущий фургон, управляемый возницей, он понял, что ему наконец повезло.

— Ага, — пробормотал он, и мрачная улыбка искривила его лицо.

Он видел, как фургон остановился, как люди в масках вытаскивали пассажиров и тяжелый сундук. Глаза его сузились, а руки до боли сжали кожаные вожжи, когда он увидел женщину, спускавшуюся из фургона, увидел ее связанные руки и ссору двух мужчин. Это была Ганна.

Он узнал бы всюду и всегда ее хрупкую фигурку и медные волосы.

— Черт возьми!

Услышав спор между бандитами и Эдвардом Муллэном, Ганна оторвалась от созерцания вершин. Она слышала брань Ропера, его резкие слова и злобные возражения Муллэна.

— Там ничего нет, кроме бумаг, Муллэн! И из-за этого мы рисковали головой?

— Это акции и облигации! Плюммеру они нужны…

— Черт возьми, Плюммеру! Я чертовски устал от Генри Плюммера и от его капризов! — Наклонившись к тяжелому сундуку, Ропер вынул оттуда бумаги. — На это можно жить? Их можно тратить, Муллэн?

— Да, если знать как! Шерифу Плюммеру нужны эти бумаги, и он нанял меня привезти их ему, что я собирался сделать.

— Я могу изменить твои планы, — сказал Ропер, безжизненно тихим голосом, его ладонь беззаботно легла на кобуру.

Ганна с ужасом наблюдала за ними. Муллэн побелел, его глаза уставились на Ропера, и он отступил.

Стилман подошел вплотную к разъяренному бандиту и успокаивающе сказал:

— Эй, Лэйн, не все ли нам равно, что делать для Плюммера? Не все ли равно, за что получать деньги! И помолчи. У нас два свидетеля…

Усмехнувшись, Ропер огрызнулся:

— Нет, у вас три свидетеля, и я с радостью позабочусь о них!

Лэйн Ропер в тихой ярости пристрелил Эдварда Муллэна и толстого Чессмана. Пораженная молниеносностью его действий, Ганна даже не успела вскрикнуть и запротестовать против такой бесчеловечности. Протест выразил только Труэтт — своим пистолетом.

Пристрелив двух мужчин, Ропер повернулся к Ганне. Труэтт мгновенно встал между ними, поднял пистолет и предупредил:

— Не делай этого, Ропер, — были его единственные слова, но и их было достаточно.

Ропер медленно удалился, сопровождаемый проклятиями Ната Стилмана. Труэтт повернулся к Ганне:

— Я не позволю сделать вам больно, — пообещал он, видя ее бескровные губы и обезумевшие от страха глаза.

Проглотив огромный ком в горле, Ганна кивнула.

Ночь медленно ложилась, пурпурные тени окутывали землю.

Ганна ехала на коне за спиной Труэтта, который сделал все возможное, чтобы создать ей хоть какой-то комфорт, что было очень сложной задачей.

Стилман и Ропер ехали впереди них. Металлический ящик, привязанный к лошади Стилмана, раскачивался из стороны в сторону. Друг за другом пробирались они по узкой колее в густом лесу.

Лэйн Ропер постоянно был начеку, поджидая того момента, когда Труэтт отвернется и потеряет бдительность. Тогда Ропер ее пристрелит. Ганна прочитала это в его злом взгляде и свирепой улыбке. И это напугало ее, превратив тело в желе. В животе у нее все переворачивалось от страха, и она обеими руками держалась за Хола Труэтта.