После развода. Другая дверь

– Вот еще! Мне ничего не нужно! Тем более от Проничевых! – в сердцах выпалила мама. – Своего хватает, слава тебе Господи!

Ната подождала, пока выкипит мамино возмущение, и спросила, так, между прочим:

– Ага, а ты помнишь, у папы был сейф?

– Этот гробик? – буркнула мама.
– Эка вспомнила. Ну, был, да, почетные грамоты и награды хранил он там. Стоит у него под старым дедовским письменным столом. А ты что…

И вдруг такое девственное изумление.

– Деньги в нем хранить хочешь?

Наталья искренне расхохоталась и хохотала долго. Потом сказала:

– Нет, я собираюсь положить в него пару бумажек. А вот есть – да, хочется.

– Так приезжай! Я чего-нибудь этакого приготовлю.

***

Спустя час она уже была у мамы. Ела вкуснейшую домашнюю икру из кабачков, фунчозу с помидорами и стручковой фасолью и еще всякое-разное. Мама ворчала:

– Так не пойдет. Тебе давно уже надо начинать нормально себе готовить.

Она клятвенно обещала, что это в последний раз, и вот прямо с завтрашнего дня и начнет, а мама уже накладывала вкусненького в судочки.

– С собой заберешь.

Совсем как в старые времена, когда она была еще студенткой.

Потом они вскрывали старенький обшарпанный кубический сейфик, стоявший под дедовским письменным столом. Сейчас это раритет. Сейф открывался огромным ключом с широкой бородкой и, наверное, помнил еще времена Феликса Эдмундовича.

Внутри были старые грамоты, благодарности, награды, письма, открытки. Наталья аккуратно положила сверху свои «ценные» бумаги и заперла сейф.

***

После, уже когда ехала домой, думала, что надо найти контакт Прохора Лядова.

Найти оказалось несложно, сведений о художнике в сети было много. Наталья подписалась на его страницу в ВК, подала заявку в друзья и написала сообщение в личку. Даже не ожидала, но тот сразу ответил. И даже вспомнил ее. Удивился, что она хочет учиться, но согласился принять.

А завтра к одиннадцати они договорились встретиться у него в мастерской.

Конечно, она волновалась, вживую это совсем не то, что по переписке. Ну и она давно выпала из этого мира, сейчас втягиваться снова будет непросто. Мир художников небольшой, довольно замкнутый и токсичный, чего уж там, люди искусства способны полить иаду как никто другой.

А ее никто не знает, никакого авторитета, она вообще никто, нуб. Так, дамочка предпенсионного возраста, внезапно решившая постигать основы живописи. Ее не примут, Наталья прекрасно понимала это. Но так ей нужно было и не признание, а просто возможность заниматься этим для души.

То, что Прохор Лядов, довольно успешный художник (персональные выставки каждый год), согласился с ней заниматься, и даже (О!) пустил в свою мастерскую, было сейчас пределом мечтаний.

Но да, вживую – это не то что по переписке в сети. Как говорится, бьют по морде, а не по аватарке. Если честно, то она его с трудом узнала. Облысел, вырастил красный нос, под глазами мешки, небольшое пузцо. Проша Лядов и в юности-то особой красотой не отличался. В общем, сейчас тоже не отличался.

А он узнал ее сразу.

– Астахова? Наталья? – пошел навстречу и выдал, протягивая руку для рукопожатия. – Пхах! Со школы почти не изменилась. И где только таких консервируют, а?

– В архиве НИИ, - улыбнулась она.

– А, ну тогда все понятно, - проговорил он.

Потом огляделся, а в мастерской – да, далековато было до порядка. И по виду его тоже можно было понять, что у него до этого был трудный день, а может быть, и вечер.

Почесал мясистый красный нос и сказал:

– Ты прости, тут малость бардак. Мы ж, художники, известное дело, пьянь и хтонь.

– Да ладно, - Наталья понимающе шевельнула бровями. – Небольшой художественный беспорядок.

Допустим, не небольшой, но это его территория, и не ей указывать ему на недостатки. Тем более что сама в роли просителя пришла.

А Прохор почесал затылок и расцвел улыбкой.

– Да? Ну, проходи тогда. Ты что хотела посмотреть?

***

В общем, когда Наталья стала объяснять, что хочет учиться у него. Он сначала не понял:

– А зачем это тебе? Зарабатывать этим собралась? Я тебе так скажу, не заработаешь ты на этом ни х...

– Нет, мне просто для себя.

Он поморщился, оглядел ее скептически, потом махнул рукой:

– Ладно. Если хочешь, так и быть, возьму я тебя в ученики. Но учти, я не мастер рассказывать. Придется тебе самой смотреть и улавливать. Да и времени совсем нет, у меня выставка через десять дней, а еще несколько работ заканчивать. Если устраивает…

У нее еще оставалась неделя отпуска, Наталья быстро кивнула, пока он не передумал:

– Да, меня устраивает.

Похоже, он так и не понял, зачем ей это нужно. Но показал в дальний угол мастерской, заставленный картинами.

– Можешь устроиться там. Только холсты, кисти, краски, все это…

– У меня свое, - сказала Ната. – Принесу завтра. А пока можно я просто посмотрю?

– Смотри, что мне жалко? – Проша пожал плечами. – Только тихо, ладно? Терпеть не могу, когда говорят под руку.

Она вскинула ладони:

– Да, да.

– Хорошо, - мужчина еще раз с сомнением оглядел ее.

А потом повернулся и почти сразу забыл о ее существовании.

***

Это было хорошо, что на нее не обращали внимания. Наталья могла спокойно рассмотреть вблизи картины. Ей не все нравилось, Прохор работал в приглушенной гамме, преобладали сепия, сиена, умбра, охра. Но у него был свой стиль, и этот стиль выдерживался.

Сейчас она смотрела, как он работает над триптихом и еще двумя картинами сразу. Наталья еще некоторое время посидела, привыкая к месту, потом подошла попрощаться. Он что-то нечленораздельное промычал, неизвестно, слышал ли ее вообще. Так увлечен, что, наверное, не заметил бы, если обрушится потолок.

Когда на следующее утро она подъехала с этюдником и прочим своим барахлом, он вытаращился на нее так, словно забыл, о чем они говорили вчера. Потом вспомнил, хлопнул себя по лбу и показал на дальний угол.

– Ну ты сейчас иди туда и работай по своему плану, ага? Вот и умница.

***

И это тоже было хорошо, потому что том углу Нату никто не беспокоил. Она могла приходить и уходить, работать в том темпе, какой ее утраивал. Никаких ограничений, рамок, полная свобода.

За те несколько дней к Прохору несколько раз приходили натурщицы. Ну, это была отдельная песня. Но даже в этих случаях он почти не вспоминал о ней, а отправлялся со своими музами в закуток довольно обширной мастерской, специально отгороженный шторой. И там…