Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый

Глубокие синие глаза Первонега блеснули короткой радостью. Он добился своего, и убедил воеводу варягов-русов в невозможности взятия города приступом. По крайней мере, Первонегу так показалось… Но показалось ему и другое… Если варяги всё ж на приступ решатся, они пойдут не там, где стены слабее, а там, где их ждут меньше – со стороны реки. Или просто попытаются проникнуть в город хитростью…

* * *

Уже после гостеприимного застолья в доме воеводы Первонега, прямо перед наступлением коротких зимних сумерек, отправляясь в путь по льду Ильмень-моря, Славер спросил не отстающего от него купца Смыка:

– Лавка у тебя в Славене велика ли?

– Да не мала… Словене у меня соль оптом перекупают, и дале везут уж, куда хотят… Сам-то я чумовые [134] обозы не отправляю… Хлопотно…

Славер, казалось, удовлетворился ответом.

– А людей у тебя там сколько работает?

– Четверо сейчас… Раньше пятеро было… Один, тому месяц как, помер, похоронить-то похоронил по обряду, но в лавке вот ещё не заменил…

– Заменим, – твёрдо сказал Славер. – Всех пятерых заменим…

134

Чумовые обозы – соляные обозы; купцы, которые возили соль, звались чумаками.

– Зачем пятерых-то?.. Одного надо.

Воевода не ответил на вопрос, но спросил снова:

– А много ль рушан лавки в Славене держат?

– Да десятка два наберётся…

– У всех работных людей заменим… И сделать это следует как можно быстрее…

Славер принял решение. Стены Славена произвели на воеводу хорошее впечатление. Взять такой город – честь для любого воя…

Глава шестнадцатая

Ставр вернулся вместе с Войномиром, хотя через дверь из коридора слышались шаги только одного человека. Но беззвучную походку волхва знали и Дражко, и Годослав, и потому не удивились.

Мнение волхва о князе варягов-русов подтвердилось даже выбором одежды, предоставленной гостю из небогатого гардероба князя-воеводы Дражко. Войномир выбрал одежду самую простую и удобную, и не забыл, поскольку ему было это разрешено, вооружиться. Сарацинская пластинчатая кольчуга из светлого металла пришлась Войномиру как раз впору. Дражко же из этой кольчуги, которую носил в юности, слегка вырос. А сбоку молодой князь прицепил меч, который по тяжести своей пришёлся бы больше по руке воеводе Веславу. Впрочем, при существовании разных систем владения мечом и нанесения ударов, тяжесть и длина меча больше соответствовали приобретённым навыкам, чем физическим возможностям, и этими навыками ограничивались. Тяжёлыми и длинными мечами предпочитали воевать те, кто всегда был верхом. Для пехотинца же относительно короткий и быстрый меч всегда казался более сподручным. Но вызвало удивление наличие второго меча на правом боку. Бодричи к этому не привыкли, хотя никто таким дополнительным вооружением открыто не поинтересовался. Хотя по взглядам князя бодричей и князя-воеводы Войномир все понял.

– Я привык драться сразу двумя мечами, не используя щит, – сам объяснил молодой варяг.

– Вообще от щита отказался? – спросил Дражко.

– Нет. В копейном бою это было бы глупо. Только в мечном.

– У меня есть к тебе, племянник, несколько вопросов, – пресекая разговоры, не относящиеся к делу, Годослав жестом пригласил Войномира присесть на скамью.

Тот с готовностью сел, и не показал смущения перед дядей. Или, по крайней мере, продемонстрировал самоуважение.

– Я слушаю тебя, княже. Если смогу удовлетворить твоё любопытство, буду только рад. Хотя рассказчик из меня получится плохой, поскольку я больше занимался в своей короткой жизни воинскими утехами, чем развитием красноречия.

Скромность была вполне к лицу Войномиру, тем не менее, говорил он вполне грамотно и складно, как и полагалось говорить человеку его звания. Впрочем, Годослава это не удивило, поскольку славянские князья, в соответствии со славянской традицией, хотя бы начальным образованием и отличались от европейской знати, среди которой не каждый король умел читать и писать, не говоря уже про баронов, герцогов и графов.

– Ты, дорогой мой, рано остался сиротой, и с тех пор к нам доходили о тебе только короткие весточки. Как жил ты эти годы, чем занимался, кто тебя наставлял в жизни? Я сразу предупреждаю, что вопросы мои совсем не праздные, но цель их я выскажу тебе чуть позже…

Войномир коротко улыбнулся, должно быть, вспомнив кого-то с тёплым чувством.

– Я с пяти лет сижу в седле, княже, и с одиннадцати лет сплю, положив голову на седло. И все эти годы рядом со мной был мой наставник воевода отца и добрый вой Славер. Он был несколько суров, и не баловал меня, хотя наказывал охотно, но всегда справедливо. И как только Славер посчитал, что я обрёл достаточные душевные и физические силы, чтобы стать самостоятельным, он переселился из княжеского терема в свой небольшой дом, то есть, отступил на второй план, предоставив мне заниматься тем, чем я хочу заниматься.

– А других наставников у тебя, княже, не было? – поинтересовался волхв Ставр. – Меня, княже, интересует твоя грамотность. Неграмотность тоже не является пороком, и все мы знаем множество неграмотных герцогов, принцев и королей, но грамотность всё же относится к числу значимых человеческих добродетелей…

– Да, волхв, Славер, сам человек в грамоте не сильный, считал, что он себе может такое позволить, поскольку княжеского звания не носит и на него не претендует, а мне это от рождения непозволительно. И Славер приставил ко мне двух волхвов, преподававших мне языки и науки счёта, чтения и писания. Признаюсь, что здесь я не был самым прилежным учеником, хотя с трудом и осилил уроки. Но я разговариваю по-гречески, по-франкски и по-свейски и по-хозарски так, что понимают меня, и сам понимаю, когда греки, франки, хозары или свеи обращаются ко мне. Писать я не любитель, хотя умею, а читаю без труда и руны, и азбучное письмо [135] .

135

По мнению многих исследователей, у славян уже существовало буквенное трёхлинейное письмо. Три линии, на которых строились буквы-символы, соответствовали трём основным понятиям ведической веры – Нави, Яви и Прави, и, таким образом, имели глубокое сакральное значение. Впоследствии буквы трёхлинейного письма автоматически стали писаться без линий, хотя сохранили правильность своего начертания, и перешли почти без изменений в буквенную азбуку, которую христианская церковь, как изобретение, приписала св. Кириллу. Ошибочность последнего утверждения подтверждает даже «Житие св. Кирилла», где прямо говорится, что он позаимствовал азбуку у русича из Херсонеса.

– Это очень хорошо. Чем же потом ты занялся? – спросил Годослав.

– Отец мой, князь Вильчан, с тех пор, как вече в Русе выбрало князем города не его, а Здравеня-старшего, если ты помнишь, княже, держал сильную и многочисленную дружину, которую по частям сдавал внаём купцам из разных земель для охраны обозов [136] . Мне дело перешло после смерти отца по наследству, но это занятие показалось хотя и выгодным, но скучным, потому что самому в нём участвовать не приходится, а в мои годы и при моём характере хочется всё попробовать самому. Я собрал всех людей отца, и сколотил самую сильную дружину в Русе, с которой сумел быстро вернуть варягам отвоёванные у них словенами земли в Бьярмии. Правда, справедливости ради, следует сказать, что вместе с моей дружиной в сражениях принимали участие и дружинники князя Астараты, но сам Астарата, в соответствии со своим возрастом, предпочитал в ратные дела не вмешиваться, и наблюдал за сечей издалека. Чем дальше, он считал, тем лучше. Кроме того, во всех походах рядом со мной неизменно был воевода Славер, и я благодарен ему за то множество ценных советов, что он мне дал.

136

По мнению некоторых историков прошлого, например, Егора Классена (1795–1862 гг), варяги в конце восьмого, в девятом и в начале десятого веков большей частью промышляли охраной купеческих обозов, проходящих через русские земли. Соляных источников на весь народ не хватало. И варягам приходилось искать себе иной род занятий. Впоследствии варяги автоматически перешли в качество наёмных княжеских дружин. Доказательством того, что варяг – это не национальный признак, как утверждали норманисты, ненавидящие все славные страницы в русской истории, а профессия, служит текст «Русской правды» Ярослава Мудрого, где в статье «Иже придет кровав муж» есть такие строчки: «иже будет варяг или колбяг, то полная видока вывести и идеша на роту». Известно, что колбяг или колбяжник – это жестянщик. И трудно предположить, что Ярослав Мудрый в одном понятии использовал национальность и профессию. Это было бы равнозначным, чтобы сейчас сказать: «и будут там китаец и повар». Кстати, Егор Классен, рассказывая о варягах, приводит цитату из византийского писателя-хрониста, императорской дочери Анны Комнин, говорящей, что варяги родом с острова Фуле, и утверждает, что остров Фуле находился когда-то в устье Темзы. Здесь историк ошибается, поскольку островом Фуле (в иной транскрипции – Туле) называли Гиперборею, прародину арийцев, следовательно, и славян, чтящих гиперборейские традиции. В Германии, ищущей эти традиции, в начале двадцатого века было даже создано эзотерическое общество «Туле».

– Князь Буривой – сильный противник для любого полководца. Как ты, такой малоопытный, сумел победить его? Меня, признаюсь, это сильно удивляет, – сказал Дражко, передёрнув усами так, что Войномир просто не мог не залюбоваться этим движением.

Он и залюбовался. Даже глаза загорелись, а взгляд от усов долго оторваться не мог. И это всем стало заметно. Собственные юношеские усы Войномира, кажется, только печалили.

– Я по-новому смотрел на сражения, только и всего. Не так, как все привыкли, не по старинке. Словене тяжело вооружены, сильны, опытны, и в сече с ними только случай может решить исход боя. Русы и словене всегда были равны по силе, как два народа-брата. Буривой к силе своей рати добавлял собственную отвагу и отчаянную ярость, чем смущал многих противников. И ещё непредсказуемость действий. То есть, действия его были предсказуемы для того, кто Буривоя понимал. А для остальных – нет. Я постарался его понять… Это во-первых… А, во-вторых… Я случаю предпочитал не доверять, и до общей сечи старался по-возможности ослабить дружину Буривоя.

– Похвальное желание, свойственное всякому полководцу. Только не всякий умеет это сделать. Каким же, хотелось бы знать, образом, тебе это удавалось? – у князя-воеводы от ожидания ответа, который он прочувствовал заранее, даже брови на лоб поднялись.

– Я не распылял стрельцов по всему фронту, как это делал Буривой, как это делают все остальные, про кого я слышал, а собирал их в одном месте, обычно в центре или там, где место создавало лучшие условия. И мои стрельцы, прежде, чем дружины сойдутся, своими тучами прокладывали коридор в стане словен, разделяя дружину на две части. А потом наносил в это место удар конницей, и окончательно разрезал всё войско, и оно теряло управляемость. Тогда оставалось только добивать… Опять же с помощью конных стрельцов, которых я быстро перебрасывал в другое место, потом в третье и в четвёртое. Согласно моей манере ратания, стрельцы не должны обнажать меч, чтобы сберечь себя, но обязаны иметь возможность стремительно передвигаться по всему ратному полю, и издали наносить противнику урон.