Последний Герой. Том 1

— Никогда бы не подумал, что ты секту себе заведёшь.

— Ты так говоришь, будто мы знакомы, — с некоторым удивлением поднял аккуратно подкрашенную бровь гуру.

— Ну-у… — протянул я. — Просто я тебя не так себе представлял. Честно говоря. В письмах, что оставил мне Лютый, про тебя много было. Так что… считай, знаю тебя. И не первый год.

* * *

Мы сели в машину и покатили в сторону коттеджного посёлка, что раскинулся за городом. Минут через тридцать подрулили к старому кирпичному дому. Он выбивался из общего антуража — чужак среди дизайнерских двухэтажных особняков с коваными калитками и чётко выстриженными газонами.

Дом стоял молчаливый, грубый, будто вылез из прошлой эпохи. Именно поэтому сразу вызывал уважение.

Вылезли. Подошли к калитке.

Не успели моргнуть, как над забором повисла харища алабая. Конь, а не пёс. Встал на задние лапы — и уже выше забора. Зарычал, заорал так, что уши заложило. Грача аж слюной обдало.

— Тихо, Агат! Это же я! Не признал? — старался перекричать пса Грач.

Тот ещё пару раз рявкнул для порядка, потом признал. Завилял задом, тяжело опустился на лапы.

— Место! — донёсся хриплый, прокуренный голос из-за забора.

Пёс исчез, щёлкнул замок, калитка скрипнула и отворилась. В проёме появилась физиономия — опухшая, небритая, с отекшими веками. Ниже — пузо в натянутой, засаленной тельняшке. Ещё ниже — ноги в трениках и резиновых галошах с порванными задниками.

— Привет, Михалыч, — кивнул Грач, протягивая руку. — Мы по делу. Этот свой. Максом зовут.

Он повел подбородком в мою сторону. Михалыч смерил нас взглядом, скривился.

— Пузырь вези — потом разговор, — буркнул он, но руку пожал.

— Да не вопрос, — фыркнул Грач. — Причём ехать никуда не надо.

Он развернулся, шагнул к машине, углубился в багажник и вытащил бутылку текилы — с червячком, всё как положено.

— Бабское пойло, — поморщился Михалыч, глядя на этикетку.

— Обурел? Какое бабское — самогонка с кактуса! Крепче твоей перцовки.

— Водки, что ли, нет?

— Нет, — настойчиво повторил Грач.

Хозяин дома сморщился.

— Ладно… сойдёт. Заходите.

Мы вошли во двор. Территория просторная, но захламлённая до абсурда — чем угодно от колес мопеда до старых чугунных батарей, сложенных в штабеля.

— Михалыч, ты что тут, помойку старьёвщика устроил? Почему весь этот хлам не выкинешь? Как ты вообще тут передвигаешься?

— Сам ты хлам… — буркнул хозяин. — Это нужное. Всё пригодится.

Плюшкин, отметил я про себя. Классика жанра — не выкидывает ничего, ещё и тащит всё подряд в дом.

Мы прошли внутрь. На удивление — чисто. Бедненько, но аккуратно. На стенах — трофеи: кабанья башка с клыками, рога лося, чучело глухаря на шкафу. Смотрит на нас мёртвым, но как будто удивлённым взглядом.

На кухне мы уселись за мягкий уголок с потрескавшимся дермантином. Михалыч выставил гранёные стаканы, разлил принесённую текилу, откупорил банку с солёными огурцами.

— Я за рулём, — поднял ладони Грач. — Да и не пью уже… лет двадцать.

Михалыч покосился, брови съехались.

— Дело серьёзное у вас, да?

— По пустякам не беспокою. Сам знаешь, — кивнул Грач.

— А серьёзные дела насухую не решаются, — хмыкнул оружейник и поднял стакан. — Ну… Будем. За нас с вами и хер с ними…

Мы подняли стаканы и чокнулись.

— Ну, что за дело? — хлопнул пустым стаканом о стол Михалыч. Лицо у него разгладилось, в глазах, наконец, блеснул интерес.

— Переделать надо травмат, — сказал Грач. — Чтобы боевыми стрелял.

— Подсудное дело, — недовольно хмыкнул оружейник.

Но нисколько не удивился.

— А то я не в курсе, — усмехнулся Грач. — Заплачу, сколько скажешь. Ещё и за срочность добавлю. Смогёшь?

— Хе… — фыркнул Михалыч. — Я сам револьверы с нуля точил. Из болванки. Сомневаешься?

— Сомневался бы — не пришёл, — спокойно ответил Грач.

Мы выждали драматическую паузу, необходимую владельцу этого странного жилища.

— Есть у меня готовый аппарат, — довольно крякнул Михалыч и плеснул себе ещё текилы.

Грач накрыл стакан ладонью. Я тоже отказался — в этом теле выпил впервые, и уже чувствовал, как всё слегка поплыло. Организм, видать, непривычный — Максимка явно не злоупотреблял.

— Отлично, — кивнул я. — А патроны?

— Имеются, — подтвердил Михалыч. — Витька, покойничек, заказывал переделку. Да не успел — царство ему небесное…

Он перекрестился, глядя в потолок:

— Не чокаясь. За Витьку.

Опрокинул в себя полстакана текилы, шумно занюхал рукавом тельняшки, поморщился и захрустел огурцом.

Мы молча подождали, пока ритуал завершится. Михалыч, крякнув, встал, пошатнулся и пробурчал:

— Сейчас принесу…

И вышел из дома. Я подошёл к окну, прищурился, глядя ему вслед.

— Он нас не сольёт? — спросил тихо, не оборачиваясь.

— Свой человек, — ответил Грач. — Мы с ним на соседних шконках чалились. Проверенный. Правда, вот бухает, как сапожник.

Я видел, как Михалыч вышел во двор и направился прямиком к будке алабая. Не тормозя, встал на четвереньки и залез внутрь. Поместился почти целиком. Пошарил, подвигал там что-то и вытащил свёрток.

Когда вернулся в дом, я уже сидел на своём месте, похрустывая огурчиком.

— Вот, — положил он на стол свёрток из промасленной мешковины.

Воняло от него псиной и солидолом так, что захотелось отодвинуться подальше. Я, понятное дело, сдержался.

Развернул, и на свет показался пистолет. Чёрный, не особо громоздкий — самое то. Я взял в руки, привычно проверил магазин — полный, девятимиллиметровые, боевые. Щелкнул затвором, сделал холостой спуск.

— Сколько с нас? — спросил Грач.

— Денег не надо, — неожиданно сказал Михалыч и почесал шею. — Кое-что другое попрошу.

— Вот как? И что же? — приподнял брови Грач.

Я тоже насторожился. Любопытно стало.

— К тебе в богадельню эту, в храм твой, Ленка моя захаживает. Ну, Ленка Сычёва, знаешь её. Сеструха двоюродная.

Грач нахмурился, вспоминая всех своих последователей:

— Ну… есть, вроде. Светленькая такая, с косой…

— Вот-вот, она самая. Так ты ей мозги вправь, а? — вздохнул Михалыч. — Целыми днями теперь трындит, что проснулась, родилась заново, скоро бросит бухать, мясо есть нельзя, матом нельзя, мужчин она теперь чувствует на энергетическом уровне, и вообще — от меня, говорит, разит «ментальной грязью».