Последний интегратор
Шрифт:
– - Конечно!
– - сказал Карапчевский.
– - Помните, что я говорил? Смотрите и думайте.
* * *
В Доме губернатора я тоже раньше никогда не был. Коридоры здесь как будто продолжали коридоры мэрии. Те же дорожки на полу. Те же высокие потолки. Та же лепнина на стенах. Те же лестницы с широкими деревянными поручнями, которые нельзя было обхватить. Та же женщина с нарисованным лицом -- только в два раза старше. Тот же портрет президента -- только не поясной, а в полный рост.
Первый заместитель губернатора встретил Карапчевского
Мы прошли мимо огромных напольных часов в виде пирамиды и сели за такой же, как у мэра, Т-образный стол.
– - Очень жаль, что губернатор уехал, -- сказал первый заместитель.
Он производил впечатление сонного человека: полуприкрытые веки, вялая улыбка.
– - Мне тоже очень жаль, -- сказал Карапчевский.
– - А когда я смогу его застать?
– - Александр Дмитриевич, может, я чем-то помогу? Многого не обещаю, но всё, что в моей власти...
– - Мост, -- коротко сказал Карапчевский.
– - Какой мост?
– - Мост через реку Ергу. Сколько можно ездить на пароме? Город с этим связываться не хочет -- дорого. Губернатор обещал ещё пять лет назад, что мост будет.
– - Обязательно будет. Строительство начнётся в следующем году. Да вы сами зайдите в губернское строительное управление, там всё подробно разъяснят.
– - Не ожидал. Столько лет тянули, тянули.
– - Тянули, тянули и вытянули, -- весело сказал первый зам.
– - Меня и самого это волновало. Я же потомственный строитель. Я полгорода застроил. Действительно, смешно, что в нашем мегаполисе приходится использовать паром, как в глуши. Ещё чем могу помочь?
– - Я бы хотел побывать на Карском полуострове.
– - Пожалуйста! Обеспечим хоть завтра.
– - Ловлю на слове.
– - Хоть завтра, хоть через неделю, хоть каждую неделю, когда хотите. У руководителя Интеграционного комитета есть свои привилегии. Вы хотите на буровые?
– - Да, буровые, трубопровод. Но для начала -- природный резерват на Юраке.
Мне показалось знакомым это название -- Юрак. Что-то из учебника географии.
– - Это ведь совсем другая область, -- сказал первый зам.
– - Или вы теперь и медведей защищаете?
– - Там используется труд кхандов. Хотел проверить, нет ли нарушений закона.
– - Вы везде видите нарушения. На Юраке нет и не может быть нарушений. Группа академиков заявила, что в этом месте устраивать резерват нельзя. Наши биологи утверждают, что обязательно нужно. Пока мы заморозили организацию на неопредёленный срок. Знаете, эти великие умы нас совсем измучили. И деньги есть, и желание, а вот такая заминка.
– - Значит, мне там нечего делать, -- сказал Карапчевский.
– - Тогда только буровые.
– - Принято, -- сказал первый зам.
– - Вот видите, как всё просто. Зачем по каждой мелочи беспокоить губернатора?
– - Такая у меня работа, -- сказал Карапчевский.
– - Беспокоить.
– - Если не возражаете, я сам с удовольствием с вами слетаю.
– - Не возражаю, конечно.
– - Север -- наша молодость!
– - сказал первый зам. Его веки поднялись, глаза засверкали.
– - Вы не застали той воистину грандиозной
Выйдя из дома губернатора, мы пешком направились к Первой гимназии.
– - Молодость он вспомнил...
– - пробормотал Карапчевский, но продолжать не стал.
* * *
Двухэтажная гимназия была выкрашена в яркие бело-синие цвета. От шума улиц её отгораживал знаменитый парк, где Майя и Наташа провели детские годы. На постаменте у ворот высился знаменитый глобус, о котором Майя и Наташа прожужжали мне все уши. Сам глобус давно потемнел, позеленел, но оба полюса сверкали от постоянных прикосновений.
Карапчевский остановился у глобуса и задумчиво погладил южный полюс. Потом встал на цыпочки и дотянулся до северного. Он оглянулся на меня и подмигнул. Я не стал гладить полюса. Эта примета работала только для гимназистов и выпускников.
Внутри царила тишина -- шёл урок. На первом этаже стояли бюсты великих учёных, писателей, военачальников, педагогов. В конце ряда был стенд, где находились кубки, вымпелы, грамоты. На втором этаже все стены были увешаны детскими рисунками -- от каракулей малышей до почти профессиональных работ -- и фотографиями из гимназической жизни. Я пробегал по фотографиям взглядом и не находил ни одного кхандского лица.
В кабинете директора нас тоже встретила секретарша. Она сказала, что директор сейчас на уроке, а урок закончится через десять минут.
Карапчевский сел на диванчик, откинулся на спинку и закрыл глаза. Я стоял рядом, опираясь о подоконник.
Скоро раздался звонок. Карапчевский дёрнул головой и открыл глаза.
Всё здание одновременно охватил гул. Коридор заполнила толпа мальчиков и девочек в бело-синих галстуках, похожих на легионерские.
Поверх этой толпы плыл пожилой, седовласый господин в очках. Он успевал одновременно отвечать на десятки "здрасьте" и разговаривать с какой-то женщиной. Он заметил Карапчевского и что-то сказал собеседнице. Та посмотрела на нас и ушла. Седовласый поздоровался. Карапчевский быстро нас познакомил. Это был директор гимназии -- не менее знаменитый, чем глобус.
– - Очень рад, что не забываете свой второй дом, -- сказал директор, по-старчески сопя носом.
– - Я к вам ругаться, -- сказал Карапчевский.
Директор нахмурил густые седые брови и пригласил нас в кабинет. Кабинет тоже был увешан фотографиями и детскими рисунками. За директорским креслом висела фотография: директор и президент стоят рядом с глобусом и жмут друг другу руки.
– - Я знаю, из-за чего вы хотите ругаться, -- сказал директор.
– - Не стану увиливать, я с себя вины не снимаю. Но один в поле не воин.
– - Раньше вы были воином, -- сказал Карапчевский.
– - Саша, всё меняется, -- учительским тоном сказал директор.
– - Времена меняются...
– - И мы меняемся вместе с ними, -- закончил Карапчевский.
– - Как же это произошло, Виталий Петрович? Я только на вас и надеялся. Ведь вы с самого начала были за меня. А теперь я теряю самых верных сторонников.
– - Я и теперь за вас. Но я не могу, когда все давят. Учителя, родители, управление образования.
– - Кто давит? Назовите имена, должности. Мы будем разбираться с ними.