Последний интегратор

– - Боюсь, вы не понимаете. Нет никакой гидры, которой вы можете отрубить головы и тем самым восстановить справедливость. Иначе вам придётся рубить головы всем.

– - Непонятная метафора.

– - Не притворяйтесь дураком, у вас это плохо получается. Вспомните, как наша гимназия стала совместной. Это не моя воля, такие вопросы решает родительский комитет. Один родитель предложил, а остальные поддержали. И учителя были с ними. Теперь другой родитель предложил сделать гимназию раздельной, а остальные снова поддержали. И учителя с ними.

– - А родители-кханды, -- сказал Карапчевский.

– - Они тоже поддержали?

– - Они промолчали, -- мрачно произнёс директор.

– - А вы их спрашивали?

– - Спрашивали. Я разговаривал с каждым. Я просил их выступить. Хотя бы для соблюдения процедуры. Мне отвечали: нам это не нужно. На последнее собрание кханды вообще не явились.

– - А дети?
– - спросил Карапчевский.
– - Где ваша хвалёная детская демократия? Девять лет они учились вместе, а теперь предали своих товарищей. Этому вы их учите?

Лицо директора помрачнело ещё больше. Переход на детей ему не понравился.

– - Давайте не перекладывать взрослые проблемы на детские плечи. Мне хватает того, что родители прикрываются заботой о детях. Предательство? У меня в двенадцатом классе мальчики подрались из-за этого. Я не хочу, чтобы среди них началась гражданская война.

– - Она уже идёт много лет, -- сказал Карапчевский.
– - Вы вырастили новое поколение людей, поколение интеграторов. Теперь, когда они повзрослели и хотят высказаться, вы говорите: они дети, пусть играют в игрушки. Вот мой новый сотрудник Иван -- тоже недавний гимназист, теперь студент. Ему вы тоже посоветуете играть в игрушки?

– - И студенту невредно иногда поиграть, -- миролюбиво сказал директор.
– - Как вы относитесь к игровым автоматам, Иван?

Я вспомнил, что недавно просадил всю мелочь, когда пытался достать плюшевого мишку для Майи.

– - Родители, дети...
– - сказал Карапчевский.
– - Но какова ваша роль? Раньше вы имели влияние в этих стенах. Ваше слово теперь ничего не стоит?

– - Стоит, Саша, -- сказал директор.
– - Стоит. Когда оно не противоречит общему мнению.

– - Почему я узнаю об этом самым последним?

– - Потому что вы бы ничего не сумели исправить. Потому что вас бы и слушать не стали.

– - Я хочу, чтобы меня выслушали, -- сказал Карапчевский.
– - Соберите родительский совет, и я попробую их переубедить.

Директор засопел носом, как насос.

– - Я предупредил...
– - глухо сказал он.
– - Я предупредил, что уволюсь, если решение будет принято. Решение принято.

Он с трудом поднялся из-за стола и подошёл к окну. Заложив руки назад, он долго смотрел во двор. Слышалось только сопение. Карапчевский подошёл к директору и с тревогой заглянул в его лицо. Директор снял очки. Карапчевский махнул рукой, чтобы я уходил.

Перемена кончилась. В коридоре никого не было. На подоконнике лежала забытая кем-то -- или нарочно оставленная?
– - книга "Чёрная земля фараонов". Старая книга, но издание прошлогоднее.

Из-за угла показались двое мальчишек из шестого или седьмого класса. Они неспешно подошли ко мне. Один -- тот, что пониже, -- смело сказал:

– - Здравствуйте! Вы новый учитель?

– - Нет, -- ответил я.

Мальчишки не отходили.

– - Уроки прогуливаете?
– - спросил я.

– - Не прогуливаем, -- серьёзно ответил тот, что пониже.
– - У нас учитель заболел. Остальные в библиотеке, а мы тут.

Второй -- тот, что повыше, -- откинул чёлку со лба. Кончики волос были опалены огнём.

– - Слушай, что это у вас у всех за галстуки?
– - спросил я.

– - Это символ нашей гимназии, -- ответил тот, что пониже.

Мальчишки всё не уходили.

– - Нравится вам тут учиться?
– - спросил я, чтобы что-нибудь спросить.

– - Очень нравится, -- сказал тот, что пониже.

Он засиял от гордости. Тот, что повыше, презрительно фыркнул. Он оставался на месте только ради приятеля.

– - А у вас в классе есть кханды?
– - спросил я.

Тот, что пониже, перестал сиять. В его взгляде мелькнуло подозрение. Тот, что повыше, опять дёрнул головой и отвернулся. Как будто ему было противно слушать меня и просто находиться рядом.

– - Пошли уже!
– - сказал он приятелю, но смотря в другую сторону.

– - До свидания, -- тихо сказал тот, что пониже.

– - До свидания, -- сказал я.

Когда они уходили, тот, что пониже, прихватил "Чёрную землю фараонов".

* * *

Карапчевский не раскрывал, чем закончилась встреча с директором. Мы шли тем же путём, которым я шёл в субботу с Артёмом, Майей и Денисом. Карапчевский смотрел вперёд. Он высоко задрал голову, лицо его было угрюмо.

Я устал -- не от ходьбы, конечно, а от постоянных встреч с новыми людьми. Давно у меня не было такого насыщенного событиями дня.

В аллее у театра Карапчевский сел на скамейку и сказал:

– - Вам, Иван, сегодня никуда идти не надо?

– - Вроде нет.

– - Тогда посидим здесь немного, а то голова раскалывается.

Я сел рядом. На афишной тумбе краснели огромные буквы "Антоний и Клеопатра".

– - Александр Дмитриевич, -- сказал я, -- я так и не понял, какие у меня обязанности.

– - Я ведь уже говорил: смотреть и думать. Мне нужен свежий взгляд на то, что происходит. Вот прошёл день. Какие ваши мысли? Что вы думаете о том, что видели?

– - Может, я ошибаюсь...
– - сказал я.

– - Человеку свойственно ошибаться, как заметил бы Виталий Петрович, -- сказал Карапчевский.
– - Выкладывайте.

– - Мэр и этот... первый зам...
– - Я подыскивал слова.
– - Мутные они какие-то. Вроде бы хотят помочь, а сами... Не верю я им.

– - Почему?
– - спросил Карапчевский.

Он ждал того самого слова. И дождался.

– - Дифферы они, -- сказал я.
– - Извините... Дифференциаторы.

– - А Виталий Петрович?
– - спросил Карапчевский.

– - Он, конечно, интегратор!
– - сказал я.
– - Но он же ничего не сможет сделать. Он уже старый и слабый.

– - Старый и слабый, -- сказал Карапчевский.
– - Слабый и больной. Как и я.