Последний, кого ты любила

У меня сжалось в груди, узлы в душе затянулись ещё сильнее. У Милы здесь была идеальная жизнь. Если бы я тогда забрала сестру, её жизнь была бы совсем другой. Гораздо холоднее, гораздо пустее. Мэддокс всё сделал правильно, оставив её себе.

Рианна смотрела на меня взглядом, полным понимания.

— Он хотел тебе сказать, — тихо проговорила она.

Я кивнула.

— Знаю. Когда он позвонил… это был не лучший мой момент.

Рианна похлопала меня по руке.

— У жизни забавный способ расставлять всё по своим местам. Я годами говорила ему, что нужно перестать играть по правилам Сибил, но теперь у него просто нет выбора.

— Что ты имеешь в виду? — у меня неприятно засосало под ложечкой.

Одна её бровь приподнялась.

— Он тебе не сказал? Вот упрямец… — Она покачала головой. — Это не совсем моё дело, но он иногда слишком старается защитить всех. Когда он только взял Милу, служба опеки должна была следовать правилам — дать Сибил шанс взять себя в руки и вернуть дочь. Она пошла в реабилитационный центр, потом вышла по условному, устроилась на работу в кафе Тилли, выполняла все требования. Начались встречи под надзором, а ты ведь знаешь Сибил — она актриса хоть куда.

Она замолчала, наблюдая за моей реакцией. Да, я знала, насколько хорошей актрисой была моя мать. Она раз за разом обводила соцслужбы вокруг пальца, и я вместе с ней. Мне было страшно не подыграть ей. Страшно из-за возможной расплаты. Страшно из-за приюта — мама напичкала меня историями о том, какие ужасы меня там ждут. Голод был не самой страшной вещью. Не страшнее случайных ожогов и порезов. Но больше всего, когда я нашла Мэддокса, я боялась потерять его. Мама дала мне понять, что семья Хатли больше никогда меня не увидит, и слишком долго я в это верила.

— В общем, — продолжила Рианна, — Мэддокс был в отчаянии, потому что знал: Сибил вот-вот получит Милу обратно, а он уже полюбил эту девочку. Он не мог вынести мысли о том, что она переживёт то же, что и ты. И вот, за неделю или две до того, как ей должны были вернуть Милу, Сибил пришла к нему в участок и сказала, что подпишет отказ от родительских прав, если он пообещает, что ты никогда не узнаешь о Миле. Что ты никогда не будешь иметь никакого отношения к её жизни.

У меня отвисла челюсть. Я ничего не могла с этим поделать. С тех пор, как я ушла из дома в выпускном классе, я не видела мать. Я даже не думала, что она когда-либо вспоминала обо мне, тем более до такой степени, чтобы ставить подобные условия.

Я прочистила горло.

— Но он же оформил опеку, верно? То есть она уже не может ничего изменить? Как она теперь может держать это над ним?

— Она подписала отказ от родительских прав, но отец — нет.

У меня подкосились ноги. В голове тут же всплыл образ Трэпа — его густая борода, чёрная кожа, золотые цепи. Зелёная бандана, стягивающая длинные, тёмно-каштановые волосы, завязанные в хвост, — кажется, я никогда не видела его без неё. Он не был грязным или неухоженным, но от него всегда пахло дорогой, бензином и мотоциклом, смешанными с запахом сигар.

— Ты знаешь… — мой голос сорвался.

Рианна покачала головой.

— Иногда она говорит, что не помнит, кто отец, а иногда — что знает, но если он узнает, то заберёт Милу. Мэддокс думает, что это кто-то из Вест Гирс, а он сейчас с ними в открытой войне. Так что, если это правда, неудивительно, что они захотят отнять у него самое дорогое.

Меня накрыла волна паники. Представить радостную, светлую Милу в логове Вест Гирс — у меня мороз пробежал по коже. Я бывала там несколько раз в детстве. Тёмное, душное место, пропитанное запахами травки, алкоголя и пота. Внутри было сыро, тусклый свет еле пробивался сквозь затхлую тьму. Были комнаты, куда мне запрещали заходить. Второй этаж — строго под замком. А подвал… подвал мама использовала как угрозу, размахивая ремнём и цепями.

Если у меня внутри всё переворачивалось при одной мысли, что Милу могут забрать туда, я даже представить не могла, что чувствует Мэддокс, воспитывая её, любя её, считая её своей.

— Я даже не знаю, что сказать, — прошептала я, покачав головой.

— Я просто хочу, чтобы ты поняла, почему он бросил в тебя такие жестокие слова в баре.

Я покраснела, поняв, что, как это обычно бывает в Уиллоу-Крик, об этом уже наверняка слышал весь город.

— Когда Сибил появляется в городе, — продолжила Рианна, — она заставляет Мэддокса прыгать через обручи. Она наслаждается каждой секундой своей власти над ним, напоминая о том, что отец Милы может вернуться в её жизнь в любой момент.

— Она часто приезжает? — спросила я, хотя боялась услышать ответ.

— Примерно раз в полгода. Она как раз недавно здесь была, её арестовали и отправили в реабилитацию, но, насколько я слышала, она сбежала. Она нарушила условия досрочного освобождения, и если Мэддокс её найдёт, ему придётся отправить её в тюрьму. Она будет в бешенстве. А когда узнает о тебе — ещё сильнее.

Сердце забилось так сильно, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Теперь всё было понятно. Почему Мэддокс орал на меня, почему его глаза метали панику и злость. Я была угрозой всему, что он любил.

Я зажмурилась, сжимая кружку так, что та едва не треснула в руках. Может, мама была права. Может, я действительно несчастье. Всё, к чему я прикасалась, рушилось. Я бежала, пытаясь изменить судьбу, но, возможно, мне удавалось лишь ненадолго оттянуть неизбежное. Может, моя удача полностью иссякла.

— Если он узнает, кто отец, что тогда? — спросила я.

— Если он выяснит это, и суд признает этого человека недостойным родительства, то его можно будет лишить прав. Но если суд решит, что он имеет право на второй шанс, скорее всего, придётся делить опеку.

Чёрт… Меня накрыло тем же чувством, что и тогда, когда Лейтон Грегори чуть не упал в обморок в больничном коридоре. Будто мир сдвигался с места. Будто любое моё решение могло уничтожить не только мою жизнь, но и Милу, и Мэддокса, и их семью.

Я уставилась в кружку, а в голове звенела одна-единственная мысль — мне нужно уехать.

Лёгкие на мгновение забыли, как дышать.

Если я вернусь в Дэвис, шансов, что Грегори найдёт меня, будет гораздо больше. Но куда ещё мне податься? Всплыла в памяти Салли, но я не могла принести этот хаос к её порогу. Я могла уехать куда угодно. Максовать кредитку. Объявить банкротство. Найти временную работу и переждать.

Но потом в голове вспыхнул образ Милы — её радостное лицо, когда я сказала, что буду здесь после школы. Господи, как же я хотела, чтобы она вернулась и увидела меня здесь. Потом вернулся взгляд Мэддокса после нашего поцелуя. Наполненный жаром. Желанием. Меня захлестнуло желание продолжить то, что мы начали. Чёрт, я хотела всего этого.

Надежда — тот крошечный огонёк, что вспыхнул во мне, когда я решила вернуться в Теннесси, разгорелась сильнее. Она могла уничтожить меня, но если только не разрушит их, я бы позволила ей.