Последний, кого ты любила
Шрифт:
— В постели в восемь. Поняла.
— Не больше двух печенек.
— Две печеньки. Запомнила.
— И не позволяй ей заставлять тебя надеть колготки, накрасить губы или смотреть «Скуби-Ду», если не хочешь.
Я рассмеялась, представив Мэддокса в колготках и с яркой помадой.
— Судя по всему, ты говоришь на личном опыте?
— Эти секреты я унесу с собой в могилу.
Моя улыбка стала шире не только от картинок, которые его слова вызвали в голове, но и от лёгкости в его голосе. Мы просто разговаривали. Без ссор, без напряжения, которое было между нами с самого момента моего приезда, когда он велел
Но эта мысль стёрла улыбку с моего лица. Я всё равно уезжаю. Если я смогу восстановить свою карьеру в Калифорнии, я должна вернуться и закончить начатое. У меня нет другого выбора. Но если моя карьера закончена… Я покачала головой, прогоняя эту мысль. Сегодня я не хотела об этом думать. Я хотела просто насладиться моментом с сестрой, о существовании которой даже не подозревала.
— Не жди меня, — сказал он. — Я вернусь далеко за полночь.
Эти слова и образы, что они вызвали, обрушились на меня, напоминая о том, от чего я давно отказалась после Керри. Я думала, что больше никогда не захочу дома, партнёра, кого-то, кто будет возвращаться ко мне.
— Тогда увидимся утром, — тихо сказала я.
— Подожди, — остановил он меня, когда я уже собиралась сбросить звонок. — Может, мне стоит записать твой номер, чтобы не звонить с телефона Милы, когда она уснёт?
— О. Конечно.
Я продиктовала ему номер, и в ту же секунду мой телефон завибрировал от входящего сообщения.
— Теперь у тебя есть и мой.
Я уставилась на код округа Уинтер, который не появлялся на моём телефоне уже очень давно, и сердце глухо ударилось в грудную клетку.
— Спокойной ночи, МаК, — голос Мэддокса стал ниже, как будто его тоже захлестнула мысль о том, что у него снова есть мой номер.
— Спокойной ночи, Мэдс.
? ? ?
Вопреки словам Мэддокса, я всё-таки дождалась его — просто не в гостиной. Хотя, возможно, «дождалась» — это слишком громко сказано. Скорее, я просто не могла заснуть, ворочалась в постели, думая о том, как он там, где-то снаружи, возится с такими типами, как Вест Гирс.
Когда входная дверь наконец открылась в половину первого, я резко села в постели, борясь с желанием выйти и посмотреть, всё ли с ним в порядке.
Я услышала, как его тяжёлые ботинки мягко ступают по деревянному полу. Он остановился перед комнатой Милы, и я сразу представила, как он заглядывает внутрь, проверяя, всё ли с ней в порядке. А потом пошёл дальше и замер у двери в гостевую.
Я сжала покрывало в руках, заставляя себя не подрываться с кровати и не бросаться к нему.
Когда Керри возвращался поздно, я никогда не чувствовала ничего подобного. Разве что раздражение, если он будил меня. А сейчас я думала только о том, чтобы спросить Мэддокса, как прошёл его день, зарыться пальцами в его волосы — такие же густые и шелковистые, как я помнила, — заставить его забыть обо всём, кроме нас, наших губ, наших прикосновений.
Я бредила. Должно быть, я наполовину сплю.
Когда его шаги продолжились по коридору, меня неожиданно пронзило разочарование. Хотя это было глупо. Глупо было думать, что он откроет дверь, даже если я знала, что он хочет меня так же сильно, как я его. Глупо было желать чего-то, что я не была уверена, что смогу удержать, потому что меньше всего на свете я хотела начать то, что может закончиться тем, что один из нас снова окажется
разбитым.Не навреди.
Я должна помнить об этом обещании. Даже если поцелуи Мэддокса слишком сильно соблазняли меня поставить на кон всё, наплевав на последствия.
Глава 22
Мэддокс
Моё тело было измотано, но мозг всё ещё работал на полную, когда я вернулся домой. МакКенна оставила включёнными свет на крыльце и в коридоре, но весь остальной дом утопал в темноте. Я чертыхнулся про себя, почувствовав разочарование. Чего я ожидал? Что она будет ждать меня, словно мы значили друг для друга больше, чем просто старые знакомые, разделившие пару жарких поцелуев?
Сначала я заглянул к Миле. Она спала, как всегда, свернувшись между Честером и Шарлоттой. Её лицо было таким спокойным, таким умиротворённым, что у меня сжалось сердце от любви к ней. Шаги, которые я сделал сегодня… погоня за Сибил и Трэпом… могли поставить под угрозу всё, что я для неё построил. Но если быть честным, они также могли избавить нас от угроз, висевших над нами с самого начала.
Выйдя из её комнаты, я остановился у двери в гостевую, борясь с искушением заглянуть и туда. Спит ли она? Разметались ли её золотые волосы по подушке, как у Милы? Такой же ли у неё сейчас умиротворённый вид?
Я положил руку на дверную ручку, раздумывая. Если она не спит, я мог бы притвориться, что просто хотел сообщить, что вернулся. Мог бы спросить, как вела себя Мила, ладят ли они. Хотя на самом деле мне хотелось одного — закончить то, что мы начали в моём кабинете. Я хотел стянуть с неё всю одежду, пока она не останется голой и извивающейся подо мной. Хотел касаться, целовать, изучать каждый её сантиметр.
Моё тело больше не чувствовало усталости. Я был так же настороже, как и мой мозг.
Я заставил себя отойти от двери и уйти в свою комнату.
Холодный душ не помог. И даже собственная рука не смогла заглушить жгучее желание, которое едва тлело все эти годы, пока её не было, а теперь разгорелось с новой силой. Я всегда был идиотом, когда дело касалось МакКенны. Но теперь на кону было не только моё сердце, но и сердце моей дочери. И ещё угроза того, что какой-то ублюдок может вдруг заявить права на моего ребёнка.
От этой мысли меня передёрнуло, и стояк, который мучил меня у её двери, испарился.
МакКенна была права. Я должен найти Трэпа и выяснить, знает ли он, кто настоящий отец Милы. Если я докажу, что это кто-то из Вест Гирс, то ни один здравомыслящий судья не отдаст им опеку. Не только потому, что они преступники, но и потому, что ведут кочевой образ жизни, постоянно разрываясь между своей базой здесь и другим клубом на юге.
Моё лицо нахмурилось. Обычно зимой они перебирались ближе к Батон-Ружу. Что же держало их здесь в этом году?
Второй груз, который мы изъяли сегодня, казался ничем особенным — украденная в Миссури бытовая техника. Но у меня было ощущение, что я упускаю что-то очевидное. Что-то гораздо большее, чем просто пара грузовиков с ворованным товаром. Меня не покидало ощущение, будто смерть дышит мне в затылок.
Я ворочался в постели до самого рассвета, пока серые полосы света не начали пробиваться сквозь полузакрытые ставни. В конце концов, я сдался, снова натянул форму, которая казалась мне всё ещё тёплой, и вышел в гостиную.