Последний Персидский поход
Шрифт:
Док долго не выходит.
В коридоре появляется Петрович с озабоченным лицом. Не обращая внимания на то, что офицеры курят прямо в модуле, что строго запрещено и всегда им немилосердно преследуется, он спрашивает, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Кто там сейчас?
– Док, - отвечает ему за всех Змей.
– Понятно, – приоткрыв дверь, комбат скрывается за ней.
Снова ожидание. Третья сигарета. В голове одна мысль: как? Почему? За что?
Наконец,
– Признаков насильственной смерти нет, - отвечает Док на незаданный, но висящий в воздухе вопрос, - по всем внешним данным, внезапная остановка сердца во сне. Точнее сказать может только патологоанатом. Тащите носилки.
Никитин дергается в комнату, но его тащит за рукав Петрович.
– Погоди, там без тебя управятся. Утром иди в строевую часть, оформляй документы, я дам команду. Повезешь его домой, – комбат вздохнул. – С этой минуты ты – исполняющий обязанности командира роты. Пока будешь в Союзе, я подготовлю и отправлю представление на твое назначение. И на очередное звание, ты ведь уже сколько перехаживаешь?
– Полгода, только я…
– Никаких «я»! Возьмешь роту, и точка! И встряхнись, спецназовец ты, или кто? Я тебя понимаю, Игорь, – произнес Петрович совсем другим тоном, – тяжело терять друзей. Особенно так глупо, не в бою, а от того, что слишком рано отказал проклятый «мотор». Тебе теперь жить за двоих – за себя и за него. И не забудь, построение по распорядку! Командуй, ротный!
.....................................................................
Батальон на построении в каре.
Со знаменем, которое слегка развевается в руках знаменосца, пытаясь захлестнуть левого ассистента.
Петрович, чуть хрипловатым голосом обращается к строю:
– Товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и солдаты! Сегодня ночью скоропостижно скончался наш боевой товарищ, командир второй роты нашего батальона капитан Балаганов Виктор Алексеевич. Предлагаю почтить его память минутой молчания! Головные уборы – снять!
И первым снял кепи.
Сотни рук сдергивают с голов кепи. Наступает звенящая в ушах тишина, в которой слышно только стук собственного сердца, да еще мерное гудение моторов пролетающего в заоблачной вышине транспортного самолета.
– Вольно! Головные уборы – надеть! Командирам подразделений приступить к разводу на занятия и работы!
Роты расходятся по расположению.
Никитин не в том состоянии, чтобы командовать. Да и выполнять надлежащим образом свои обязанности. Сержант Величко по собственной инициативе подошел к нему и очень серьезным голосом заверил:
– Та не волновайтэся, товарищу старший лейтенант. Усэ будэ, як треба! Я утримаю!
– Действуй, родной, утримай. Если что, я помогу.
– Есть, товарищу старший лейтенант! – сержант козырнул и помчался выполнять обещанное.
Никитин пошел в строевую часть. Свернув за угол модуля, чуть не споткнулся о сидящего на корточках бойца.
Тот сидел, уткнувшись лицом в колени.
– Ты чего тут делаешь? –
спросил Никитин.Солдат поднял заплаканное лицо. Это был нештатный ординарец Шуры, рядовой Аниуллин.
Второй раз, менее, чем за сутки, Никитин увидел плачущего спецназёра.
…………………………………………….
В кабинете комбата находились, кроме него, начальник разведки батальона Змей и начальник штаба Мертвищев, когда туда ворвался взбешенный майор Каримбетов. Щелки его узких глаз, казалось, стали вдвое шире от извергаемых ими молний.
– Какого шайтана ты тут творишь, майор?! – заорал он гнусавым голосом с порога, – А вы,– это адресовалось Змею и НШ, - вон отсюда! У меня с вашим командиром будет серьё-ё-ёзный разговор!
– По какому праву вы распоряжаетесь моими офицерами, да еще в моем кабинете? – спокойно осведомился Петрович,
– По какому праву? – прошипел особист, – Я вам сейчас покажу, по какому праву! Можете считать себя уже БЫВШИМ командиром батальона!
– Да ну? – изумился Петрович, – А вот мне показалось, что это я разговариваю с БЫВШИМ заместителем начальника Особого отдела бригады.
– Что-о-о? Да как вы смеете меня оскорблять? Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей! И как офицер военной контрразведки в боевой обстановке имею право не только отстранить от должности любого командира, но и применить против него оружие?
– Вот именно, Касымыч, что в боевой... А мы сейчас в расположении части и никаких боевых действий не ведем. К тому же ты забыл, что применять оружие дозволяется в исключительных случаях, например, при угрозе измены Родине. На вашем месте я бы помалкивал, Каримбетов!
– Что вы несете? – взвизгнул Касымыч, – Да вы хоть знаете, что у вас, в батальоне, творится?
– И что же там творится? – поинтересовался Петрович.
– У вас дезертировал военнослужащий!
– Не дезертировал, а утонул, - поправил его Змей.
– Это еще доказать надо, что ваш «утопленник» у душманов чаи не гоняет! Ваши подчиненные хранят у себя наркотики и порнографию, намереваясь тайно ввезти все это на территорию СССР! Они обезоружили и зверски избили офицера контрразведки, который пытался пресечь эту преступную деятельность! Наконец, двое ваших офицеров - Балаганов и Никитин, - вполне обоснованно подозреваются в присвоении крупной суммы денег в иностранной валюте, захваченной ими при расстреле машины с мирными жителями! Этого достаточно?
– Ты все сказал, сволочь? – спросил низким голосом Петрович. Его пудовые кулаки сжимались и разжимались от еле сдерживаемого желания немедленно превратить плоскую рожу Каримбетова в сырой фарш, – К твоему сведению, капитан Балаганов сегодня ночью скончался от сердечного приступа, до которого довели его ты и твои «шестерки»! Так что, если хочешь уйти отсюда живым, не смей даже поминать его имя вслух! А то я за своих ребят не ручаюсь.
– Вы что?... Угрожать? Мне? Да я…