Последний Персидский поход
Шрифт:
– Да там не так все было! Мне эту «траву» в последний момент Губанов переложил из своего баула, перепугался.
– А ты, болван, взял?
– Ну, взял…
– Тебе же уже сказано, что ты – идиот! Ишак деланный!
– Да я же…
– Заткнись и слушай меня! Завтра, сразу после подъема, возьми Левончика и еще кого-нибудь, можешь «в темную». Только тех придурков, что уже засветились, не
– А если начнут языками болтать?
– Не начнут, я их здорово накрутил, до сих пор, поди, с полными штанами ходят.
– Они, между прочим, в роту ночевать не пришли, их с вечера уволокли, и где-то прячут.
– С утра узнай, где. Встретиться и потолковать с ними без свидетелей, пожалуй, все-таки, стоит. Я тоже надавлю, где нужно. А где пакет с «лекарством»?
– Где положено. Доставлен по адресу.
– Значит, все, как я сказал: берешь Левона и еще одного лоха, идешь туда до подъема и торжественно «находишь» посылку. Ихним кабаном я займусь сам. Ничего, на этот раз они у меня хлебнут по полной программе! Долго они еще меня помнить будут! Ладно, всё. Давай спать, завтра вставать рано.
Наступила тишина.
………………………………
Капитан Кирпичников в соседнем модуле вынул наушник из уха и отмотал запись на диктофоне назад. На этот раз аппарат был размером с папиросную коробку. Он, отмотал назад, прослушал запись, и остался доволен услышанным.
…………………………………………………………
Два бойца, зевая, зашли в комнату Никитина.
Он при них вытащил из тумбочки злосчастный пакет и положил его на тумбочку же сверху.
– Дывись, - пригласил жестом.
Сержант Величко посмотрел, понюхал:
– Ось ничего себе подарунок.
– Нравится? Тогда подпишитесь под этим, – Никитин стал читать,– «Я, командир 1-го взвода 2-ой роты, старший лейтенант Никитин Игорь Алексеевич, докладываю, что 6 июня 1988 года, в 0 часов 25 минут, разбирая свои личные вещи в присутствии сержанта Величко О.П. И сержанта Олейникова В.А., обнаружил в своей тумбочке не принадлежащий мне полиэтиленовый пакет с веществом растительного происхождения, похожим на наркотическое, типа «гашиш», в количестве около 100 граммов.»
Он положил листок на тумбочку. На него ручку.
Сержанты по очереди подписались.
– А теперь свободны. Извините, что от сна оторвал. Сами понимаете, какое это дело.
Сержанты-понятые ушли, а Никитин еще раз перечитал свою бумажку, и остался ею вполне удовлетворен. Пакет с чарсом он переложил под матрас – на тот случай, если посреди ночи кому-нибудь вздумается поискать там, куда он его подсунул. Сложив докладную вчетверо, он засунул ее в наволочку, зевну, потянулся, упал на койку и мгновенно отрубился.
***
Титры: Москва. СССР
6 Июня 1988 года
Шура, бледный и усталый, каким Никитин запомнил его накануне вечером, сидел на широком гранитном парапете смотровой площадки Воробьевых гор и тоскливо
обозревал панораму Москвы, лежащую перед ним. На нем была выгоревшая «песочка», на поясе висел «Стечкин» в деревянной кобуре-прикладе.– Зачем тебе здесь ствол, Шура? – спросил Никитин, который стоял у парапета на траве. За спиной Шуры было видно высотное здание Московского университета
– Потому что мы с тобой в раю, Ник. А в раю все ходят со стволами.
– Почему?
– Здесь так положено.
– Кем?
– Им, Самим, Ник. Чтобы мы не чувствовали себя здесь одинокими.
– А разве пистолет помогает от одиночества?
– Только он и помогает. Разве ты еще этого не понял?
– А как же он может помочь, Шура?
– Очень просто, Ник.
С этими словами он медленно вынимает из кобуры пистолет, передергивает затвор и приставляет ствол себе под подбородок.
– Нет! – кричит Никитин, – Ты не можешь умереть еще раз! Ведь ты же в раю: значит уже умер!
–
– И в рай, и в ад можно попадать много раз. У тебя еще все впереди,– и нажимает спуск. Гремит выстрел, потом почему-то еще один, и еще…
– Нееееееееет!... – орет Никитин, как сумасшедший, и немедленно просыпается от собственного крика у себя в модуле в Фарахруде.
***
Титры: Фарахруд. Провинция Фарах. Афганистан.
6 июня 1988 года
В дверь грохочут глухие удары, которые Никитин в своем кошмарном сне принял за выстрелы. Он, не поднимаясь с койки, рявкает:
– Какого черта надо?
Одновременно бросает взгляд на часы – половина шестого. Действительно, кого и за каким чертом принесло в такую рань?
– Никитин! Открывайте! – гремит из-за двери хорошо знакомый со вчерашнего голос с начальственной интонацией, – Особый отдел!
– Так, начинается то, чего и стоило ожидать,– бормочет Никитин под нос, засовывая ноги в тапочки из шинельного сукна, вставая и топая к двери.
– Чего вам надо? – переспрашивает, чтобы потянуть время и собраться с мыслями.
– Откройте немедленно! – повторяет из-за двери тот же голос.
В открытую Никитиным дверь вваливается особист – старший лейтенант Угаров, а с ним – батальонный начальник продовольственного склада, прапорщик Мелконян, и какой-то незнакомый ему, зачуханный боец из ОБАТО.
«Особняк» с торжествующе-грозным видом объявляет металлическим голосом:
– Старший лейтенант Никитин! Мы вынуждены произвести досмотр ваших личных вещей!
– На каком основании? – спрашивает Никитин.
– На основании имеющейся уНАСоперативной информации и предоставленныхМНЕполномочий! – гордо сообщает Угаров.