Последний верблюд умер в полдень
Шрифт:
Зрелище, представшее нашему взору, оказалось настолько ужасным, что любые намерения мгновенно вылетели из головы. Я предполагала, что Аменит занимается своими делами, и наша встреча отодвинется на несколько минут, а то и дольше — в зависимости от обстоятельств. Но девушка была в спальне, съёжившись на циновке у кровати. При виде её лица Эмерсон испустил крик ужаса:
— Господи, Пибоди! Что ты натворила?!
Её шелушащаяся кожа была не просто покрыта волдырями — она приобрела мерзко-зелёный цвет разлагающегося трупа. Что выглядело особенно жутко по контрасту с фиолетовыми волосами.
Признаться, я несколько
Выражение, с которым она бросила на меня испепеляющий взгляд, отнюдь не улучшило её внешний вид.
— Ты обожгла мою кожу огнём, ты (несколько эпитетов, труднопереводимых дословно, но и без того достаточно ясных)..! Я убью тебя! Вырву у тебя язык изо рта, волосы с головы, твоё… — Издав предсмертный стон, она умолкла и согнулась, схватившись за живот.
Эмерсон судорожно сглотнул.
— Не… не мышьяк, Пибоди…
— Нет, конечно, нет. Но у неё явно какое-то расстройство пищеварения. Мыло не могло… О, Господи Всеблагий! — Я увидела чашу на полу рядом с бившейся в судорогах Аменит. Ту самую, в которой я истолкла бобы клещевины — и пустую.
Я рухнула на колени рядом с девушкой и схватила её за плечи.
— Аменит! Ты пила это зелье? Немедленно отвечай!
Судороги стихли; она покрылась обильным потом и обмякла в моих руках.
— Да, я выпила его. Оно было крепко заколдовано, ты говорила много заклинаний над ним. Оооо! Теперь я некрасивая, я умираю… но вначале я убью тебя!
Я отбросила её руку в сторону.
— Глупая девчонка! Ты слишком много выпила. Вот почему твоё лицо опухло и испортилось. Боги наказали тебя за кражу моего волшебного зелья!
— Так что же там было? — встревожился Эмерсон. — Действительно, Пибоди, если оно настолько опасно, тебе не следовало оставлять его без присмотра.
И это произнёс человек, только что пронзивший копьём живое существо, по поводу женщины, предавшей своего брата на пытки и смерть и, вероятно, способной точно так же поступить и с нами. Иногда я совершенно не понимаю мужской пол.
— От большей части она сумела избавиться, — сказала я, с отвращением взирая на массу, лежавшую невдалеке. — Не думаю, что ей угрожает гибель. Но для пущей безопасности лучше бы дать приличную дозу ипекакуаны. Придержи ей голову, Эмерсон — но сначала возьми чашу.
Аменит пронзительно завизжала. Я думала, что её вновь схватили судороги, но тут увидала, что в дверях стоял Реджи.
— Не позволяй ему смотреть! — завывала Аменит, свернувшись в клубочек. — Скажи, чтобы он ушёл!
— Что стряслось? — спросил Реджи. — Я слышал крики…
— Она выпила кое-что… кое-что из того, чем я пользуюсь для наведения красоты, — ответила я. — Не предназначенного для приёма вовнутрь.
* * *
Носилки, которые я потребовала, наконец, прибыли в сопровождении одной из запелёнутых девиц. Я надеялась, что она собирается позаботиться о пострадавшей сестре, но, бросив на ту поверхностный взгляд, Служанка дождалась, пока носильщики унесли Аменит прочь, и осталась, дабы обязанности последней были исполнены. Пока она командовала слугами,
прибиравшими спальню, я отозвала Эмерсона в сторону.— Это не Ментарит!
— Откуда ты знаешь?
— У меня свои методы. О, дорогой, я так беспокоюсь. Стоит осведомиться о Ментарит, как ты полагаешь?
— Не думаю, что это может причинить какой-либо вред, — ответил Эмерсон. — Во всяком случае, нам, а если Ментарит уже подозревают, небрежный вопрос не ухудшит её положения. Взгляни, Пибоди, ты не оставила здесь лежать ещё что-нибудь ядовитое? Мы же не хотим, чтобы и другая заболела.
— Говори за себя, Эмерсон. Если бы я твёрдо знала, что эта надзирательница не является одной из тех немногих, которые преданы Нефрет, то напичкала бы её чем угодно без малейших угрызений совести. Что касается Аменит, можешь о ней не беспокоиться. Пульс был сильным и ровным, так что отравление пошло на убыль. Естественно, я убрала компрометирующие свидетельства, пока мы ждали носилки, но лучше проверить новую надсмотрщицу, дабы убедиться, что она не суёт нос в мои вещи.
Однако в своей комнате я обнаружила Реджи, с любопытством рассматривавшего миски и кувшины, расставленные на сундуке, который заменял мне туалетный столик.
— Что это такое она взяла, миссис Амелия? Я даже не думал, что милые невинные дамы используют такие опасные вещества.
— Любое вещество опасно, если пользоваться им в чрезмерных количествах или неправильно применять его, Реджи.
Реджи поднял одну миску и понюхал — бесполезное занятие, потому что я успела тщательно её вымыть.
— С ней всё будет в порядке? В жизни не видел подобного лица!
— Это просто сыпь, вскоре исчезнет. Вы, кажется, меньше интересуетесь её здоровьем, нежели внешним видом, Реджи. Надеюсь, что данные вами обещания были искренними. Не хотелось бы считать вас человеком, способным подло обмануть женщину, подобно многим представителям вашего пола.
Реджи поставил чашу и серьёзно посмотрел на меня.
— Немногие погнушались бы использовать женщину, чтобы завоевать свободу для себя и своих друзей, или подумали бы, что так поступать недостойно. Что касается меня — я люблю эту милую девушку, я поклоняюсь ей, я обожаю её. И никогда её не оставлю!
— Лучше продолжить эту дискуссию в другом месте, — прервала я, многозначительно кивнув в сторону Служанки.
— Ох, — встревоженно взглянул Реджи. — Вы думаете, она…
— Я думаю, что лучше предоставить девушке возможность заниматься своей работой.
Мы удалились в гостиную, в которой не было никого, кроме трёх реккит, накрывавших стол к ужину.
— Где профессор? — спросил Реджи.
— Наверно, он отправился узнать у стражников, не обнаружены ли какие-нибудь следы Рамзеса. Да и меня это немного волнует, так что, с вашего разрешения…
— Я пойду с вами, — замотал головой Реджи. — Надеюсь, что профессор не планирует внезапное нападение на стражников. Он — самый храбрый из людей, но если вы позволите мне сказать…
— Не позволю, — отрезала я. — Профессор Эмерсон не только самый смелый из мужчин, но и один из самых умных. Несомненно, ваш скудный интеллект не в состоянии постичь ту глубину трезвых расчётов, на которых основаны все действия профессора. Я не потерплю никакой критики в отношении мужа, мистер Фортрайт — и особенно от вас.