Последний ветер

Глифическая система была крайне сложна и непонятна. Даже для человека, который говорил и знал языки, которые давно уже канули в лету, и стерлись из истории упоминания о народах, на них говоривших, это было нелегкой задачей. Оттого у неё возникало ещё большее желание разобраться в том, что здесь написано. Лист был один. И его сверху до низу покрывали причудливые витые буквы.

На первый взгляд здесь не было какой-то системы, или угадываемой грамматики. Некоторые символы и вовсе отличались друг от друга лишь небольшими хвостами, или подчеркиваниями.

И всё-таки было здесь что-то знакомое. Будто зеркальное отображение другого, известного ей языка. И построение текста. Будто стихи или заклинания. А ещё была формула сплава. Карбин плюс палладий. Странное сочетание. Если её знания были точны, такой сплав не возможен в принципе. Так же, как нельзя же скрестить человека и животного. Придется спуститься в библиотеку.

Её личная библиотека насчитывала порядка нескольких сотен тысяч уникальных изданий. Рукописи и первопечатники, каллиграфические копии и цифровые библиотеки. И она всё это прочла. Кое-что даже дважды.

Её звали Ишчель. Она была высокого роста и атлетического телосложения. А ещё у неё были белоснежные длинные волосы, которые она предпочитала заплетать в косу.И время. Очень много времени.

Она в очередной раз развернула лист с выжженными на коже символами. Если её перевод является хоть отделено правильным, то это значит, что грядет нечто нехорошее. Совсем нехорошее.

Глава 4

ГЛАВА 4.

Лис играл с хвостом. Он метался из угла в угол, и кружился на месте, в попытке поймать свой хвост. Внезапно он остановился, дернул ухом, и замер. Затем нырнул в угол, и затаился под лежащей там шкурой. Лис услышал, как где-то рядом толстая белая мышь пыталась прогрызть половицу. Он выжидал. Он чувствовал, что мышь - добыча. В темном углу блестели два глаза с вертикальными зрачками.

Мышь появилась из крошечной дыры в полу. Она осмотрела просторную комнату, и вразвалку засеменила в сторону очага. Хаас ещё секунду выжидал, а затем в три прыжка преодолел расстояние, и одним укусом перекусил мышиную шею.

Лис не доставлял неудобств. Изредка, конечно, он попадался под ноги Маат, отчего та перепрыгивала через него с бормотанием и улыбкой на лице.

За три месяца лисенкок подрос, и на лбу у него начали прорезаться небольшие шишки. Маат часто вспоминала, как он попал в их дом.

Когда Кхаа открыл глаза, было утро. Он попытался встать, но тут же лег обратно. Большую часть мышц пронзала острая боль. Ноги будто бы налились тяжелой аморфной ватой, но, больше всего болела голова. Помимо прочего, она была туго перевязана.

А ещё нестерпимо хотелось пить.

Рядом с ним спала Маат. Кхаа ещё несколько минут не решался её будить, понимая, что, скорее всего, она не спала из-за него целый день. Возможно, и больше. Он снова попытался встать, и от этого движения она всё-таки проснулась.

– Пить.
– Прошептал он.

Маат, зевая, протянула чашу с водой, стоящую рядом с лежаком. Кхаа жадно выпил ее, и улегся обратно.

– Ты не спала, когда я был в тенях?

– Я зашила твою голову, и ждала, когда ты проснешься. Я не спала ночь и ещё день. И ещё этот щенок...

– Это лис.

– Что?

– Это лисенок. Его зовут Хаас.

– Ты принес сюда рогатого лиса?

– Да. У нас с ним крепкая эмоциональная связь.

– В таком случае, может быть ты сам вскормишь его своим молоком?

– Не ругайся, Маат...

– Ну, да. Это ведь самое обычное дело. Тебе просто приносят замерзшее и окровавленное тело со скулящим щенком впридачу. И ты разрываешься между двумя мужиками, один из которых требует еды, а второй умирает.

– Прости меня, просто я не знал, что всё так выйдет.

Маат отвернулась и замолчала.

– Это ведь он меня принес сюда?
– Спросил Кхаа.

– Да. И я очень рада этому. А ещё я рада тому, что он ушел. И, возможно, надолго.

– Куда ушел? То есть, как, ушел?

– Он сказал, что у него есть одно дело, и он не может сказать точно, когда вернется сюда.

Мысли кружились в голове. Кхаа вспомнил, как они бежали от урагана, который разрывал деревья, и мгновенно замораживал все живое. Он вспомнил, как ударился о ветку и на ходу провалился в беспамятство.

– Он сказал, что это был Суховей. Ты бы не выбрался оттуда без него.

– Я понимаю. Я благодарен ему за это. А где лисенок? С ним всё хорошо?

– Да. Сначала он плакал. О, Праматерь, он рыдал совсем как маленький ребенок! Я думала, что не вынесу этого! Но потом он выпил молока, и уснул. И уснул только тогда, когда я принесла его к тебе.

Кхаа только сейчас почувствовал, что у него под боком, что-то горячее и меховое. Он отвернул одеяло, и увидел его. Хаас заворочался и повернул мордочку к нему. Он потянул носом, и впервые открыл глаза. Глаза были яркого оранжевого цвета.

* * *

Найти её теперь было непросто. После очередной терраформации он сомневался, найдёт ли по памяти дорогу к сестре. Тотль понимал это. Но, ещё он понимал, что если он попытается позвать её, не она одна услышит зов. И тот, о ком он подумал, только и ждёт, чтобы поймать своих брата и сестру одновременно.

Оставался только один способ. Он не давал большой гарантии успеха, однако стоило его попробовать.

Он понимал, что с её любовью к одному месту, она основала своё логово где-то в более уединённом краю. Тотль отправился на юг.

За несколько недель он пересек сломанную гору, и углубился на юг огромного континента. Снег здесь ещё лежал, однако температура была гораздо выше. Ещё через месяц он вышел к побережью океана. Он знал, что за ним ещё один материк с более мягким и влажным климатом.

Этой ночью Тотль остановился на берегу. Песчаный берег с вынесенными водорослями, корягами и камнями простирался на километры, изредка перемежаемый вгрызающимися в воду скалами. Ближайшую скалу обосновали синие чайки, и ветер доносил их ночные крики. В океане плескались какие-то огромные морские млекопитающие. Тотль вспомнил китов. Когда-то давно, в прошлом цикле, они были самыми большими обитателями океанов. В сравнении с нынешними гигантами, они были всего лишь мелкой рыбешкой.