Последний ветер
Шрифт:
Руфь подняла глаза, и обратила внимание на то, что в центре пустуют два стула. Рядом с одним из них, запрокинув голову назад, была Мира. Руфь не сразу поняла, что не так с её подругой (за исключением того, что та была мертва). А когда увидела, что ей, натурально выражаясь, вырвали горло, её снова стошнило. Потом перед глазами всё поплыло, и Руфь повалилась в тёмное ничего.
Когда она пришла в себя, голова была невероятно тяжелой. Она с трудом подняла её со стола. В какой-то момент Руфи показалось, что щека будто прилипла к столу. Через какое-то мгновение пришло осознание того, что некоторое время она пролежала лицом в луже чужой крови. Она начала тереть щёку, но чувствовала, что кровь уже запеклась.
Она оглянулась вокруг. Справа от неё сидела Мира. В кровавом месиве виднелась
– Ты проснулась.
– Больше констатировал, чем спросил он. Руфь робко кивнула головой.
– Это хорошо. Кушать хочешь? Я тут порылся в вашей кладовой, и обнаружил банку ананасов в сиропе. Последняя банка между прочим. Будешь? Нет?
Он пододвинул к ней вскрытую банку, в которой в сахарном сиропе плавали аппетитного вида колечки ананасов. Руфь почувствовала на языке почти забытый вкус сладкого фрукта, и сглотнула слюну, которая отвратительно отдавала желчью.
– Нет.
– Ответила она. Голос её был сиплый, и звучал глухо. Она даже не сразу поняла, что говорила именно она.
– Ну, и зря. Я вот всегда любил ананасы. Самое прискорбное, конечно, что к таким мелочам быстро привязываешься. В этом цикле это, наверное, всегда было для меня чем-то особенным. В следующий раз будет что-то новое. Но, другое. Может быть, ещё слаще, или ещё вкуснее. Но, вот именно такого уже никогда не будет. И это прискорбно, да.
– В следующем цикле?
– Спросила Руфь.
– Да-да. Постой! А я, что, ничего тебе не рассказал. Прости меня сердечно. Позволь немного приоткрыть тебе завесу тайны.
– Ллотр сделал радушный жест, будто зазывала на бродячей ярмарке.
– Ваше человечество - это уже второй раз. В том смысле, что до этого было другое. Цивилизация более единая с природой, просуществовавшая более десяти тысяч лет, прежде чем она достигла морального и физического упадка. Она медленно вырождалась и умирала, прежде чем природа поглотила человечество целиком. После полной перезагрузки всё началось снова. В этот раз вы развивали науку, медицину, порывались осваивать космос, но, так и не смогли договориться с самой планетой. Вы расползлись по ней, как паразиты, оставляя за собой только мусор, грязь и отходы. И вот банальная штука - космическое тело столкнулось с луной, и сдвинуло её с орбиты. Это послужило началом вашего конца. Катаклизмы, сдвиги земных плит, а вот теперь ещё и эти столбы, убивающие атмосферу, которые вы назвали курильщиками. Ты ведь прекрасно понимаешь, что это закат вашего вида. Осталось совсем немного. Может, лет пять-шесть, и всё живое окончательно умрет. А потом начнется новый период терраформации. И всё начнется снова. С примитивных племен, и, возможно до человека, которому покорится космос. А потом - новая перезагрузка. И так - до момента, когда какая-то из сторон не проиграет.
– Каких сторон?
– Нас было десятеро. Пятеро белых, и пятеро чёрных братьев. И сестер, в том числе. Сейчас чёрных осталось только двое. Белых - пока ещё четверо. Всё это - всего лишь долбанная игра, в которой таким как я, уготовлена роль старших фигур. Две стороны. Белая и черная, соответственно. Игра закончится только тогда, когда все фигуры с одной стороны погибнут.
– А как же люди?
– Спросила Руфь.
– Люди не достойны даже уровня пешек. Вы всего лишь расходный материал, движимый Инерцией. И порой она весьма нещадна к вам. Вот как сейчас. Природа уничтожает ваш вид, чтобы дать старт новому Человечеству. Впрочем, всё это не имеет значения во вселенском масштабе. Кстати, как тебе моя композиция?
– Ллотр обвел рукой все вокруг. Руфь молчала.
– Я решил, что раз уж я представился Иисусом, то нужно продолжать следовать этому утверждению. И вот я решил воспроизвести "тайную трапезу". Во главе стола, естественно Я, и вокруг меня 12 апостолов.
– Ты их всех убил.
– На глазах у Руфи навернулись слёзы.
– Несомненно. Живые они только мешались бы мне. К тому же, я хочу произвести впечатление на моих братьев, которые уже совсем рядом, и скоро прибудут
сюда.– Надеюсь, они сделают с тобой то же самое, что ты сотворил с этими людьми.
– Ты что, собираешься их защищать? Да половина этих примитивных уродцев только и мечтала о том, чтобы ты сдохла вместе со своим ребенком. Причем, неизвестно от кого зачатым. Даже твоя подруженька не раз думала задушить тебя, пока ты спала. Кстати, как громко она кричала! Я думал, что у меня барабанные перепонки в ушах лопнут.
– Я ненавижу тебя! Я хочу, чтобы они убили тебя! Ты - больной... ааааАААААА!!!!
Руфь даже не успела уловить это движение. Ллотр в мгновение достал из складок своей одежды небольшой черный нож, и пригвоздил её лежащую ладонь к столу. Нож прошил доску насквозь. Руку невероятно жгло, будто раскалённым железом.
– Прости, что так получилось. Прости меня.
– Ллотр с отвратительным скрипом пододвинулся к ней на стуле, прижал к себе, и принялся нежно гладить по голове.
– Я не хотел причинять тебе боль, но, ты сама меня заставила. Ну-ну, прекрати завывать, а то я доберусь и до второй руки.
Руфь моментально закрыла рот свободной рукой, и принялась буквально давиться слезами и криком. Всё её тело беззвучно содрогалось.
– Кстати, как тебе нож? Нравится? Его зовут Куница. И у меня есть ещё одиннадцать его братьев. У каждого своё имя, и своё назначение. Один для филеровки; другой - чтобы отделять кости одну от другой; третий - чтобы доставать до внутренних органов; и так далее. Хочешь, я покажу тебе их все? Нет? Ну, и ладно. Ты, возможно, ещё успеешь увидеть, как я хорошо научился управляться с ними. Дело в том, что я потратил уйму времени, чтобы найти достаточно металла для их изготовления. А всё оттого, что это единственный материал, который способен причинить сильную боль, и даже лишить жизни моих братьев. Я надеюсь, ты тоже насладишься зрелищем, которое я приготовил специально к их приходу.
Они уже близко. Я это чувствую.
Руфь почувствовала, как она снова теряет сознание, проваливаясь в темное беспросветное ничто. Голос безумного Человека-Иисуса становился всё тише и тише, пока не пропал вовсе.
Глава 8
ГЛАВА 8
Издалека вообще невозможно было определить, чем это было когда-то. Масса небольших построек, сейчас превратившаяся большей частью в груды колотого кирпича, бетона, и стекла. И только подойдя ближе, по останкам ржавых горелых каркасов автомобилей специфичного назначения, можно было судить, что когда-то это место было военной базой. Всё, что было построено выше уровня земли, пришло в негодность. Исключение составляли подземные этажи. Шедший по руинам, ведомый тонкой, но отчетливой нитью, надеялся, что его брат сейчас внизу занимается чем-то полезным. Впрочем, чего-то другого от Цогуа ожидать вряд-ли приходилось.
Велер остаточно Видел, как шел его брат; какие куски бетона и железа он отбрасывал в стороны, дабы пройти более коротким путём. "Короткий путь, не всегда быстрый" - вспомнил Велер старую мудрость - "Впрочем, братца она не касалась ни единым словом" - сказал он уже вслух.
Нить привела его в разрушенное почти до основания фойе (когда-то оно действительно было им), заваленное бетонным крошевом. Под ногами хрустели осколки стекла, а от ходьбы поднимались вверх облака густой серой пыли. Пройдя несколько метров, Велер свернул вправо, к единственной частично уцелевшей лестнице, ведущей вниз. Этажом ниже зияла темнота коридора, лишь вдалеке был тусклый луч света, который давала одинокая, слабая лампа накаливания. Брат, судя по следу, задержался здесь недолго, и спустился ещё на два этажа вниз.
Минус третий этаж встретил Велера круглой дырой прохода, и отсутствовавшей металлической дверью. Огромная круглая дверь бункерного типа почти в метр толщиной была вырвана с мясом, и лежала в стороне. Велер предположил, что Цогуа был очень зол, и взбешен, раз потратил столько сил, вместо того, чтобы попытаться подобрать комбинацию.
– Это оно у тебя само выпало, или ты решил освежиться?
– Едкая реплика касалась блестящей в свете галогенной лампы, лысины.
Внушительный силуэт, склонившийся над столом, занимался своими делами, не считая должным удостоить вошедшего вниманием.