Последний ветер
Шрифт:
Анатомия является одной из важнейших медико-биологических дисциплин, поскольку предметом изучения анатомии является человек – самый высокоорганизованный живой организм.
Профессор на секунду задумался. Самый ли? Он столько раз говорил это своим студентам, что только сейчас до него дошел смысл этих строк. Как долго он ещё собирается себя обманывать? Неужели, из-за этих низших существ, большая часть которых даже не в состоянии осилить пять лет сжатого обучения азам медицины, он должен загонять себя в угол? Должен бояться общества, которое,
Он поднял взгляд на аудиторию, и увидел, что студенты, отложив письменные принадлежности, непрерывно смотрят на него. Он даже не знал, сколько минут он стоит вот так, молча. И, откровенно, он не собирался ничего предпринимать по этому поводу.
Пауза затянулась. Ещё через пару минут один из студентов робко потянул руку вверх.
– Да, юноша?
– Вопрос был исключительно риторический. Он и так прекрасно знал, что молодчик спросит, все ли у него в порядке.
– У вас всё хорошо, профессор?
– В каком плане, хорошо?
– Простите?
– Физически у меня всё просто замечательно.
– Просто, вы замолчали, и я подумал...
– А вы не думайте, молодой человек, вы учитесь. Я за свою жизнь ни разу не видел умирающего с голоду врача. В отличие от мечтательных идиотов.
Записывайте дальше...
Остаток времени он механически повторял заученную до дыр лекцию. Ровно с той интонацией и интервалами, чтобы студиозусы могли успеть записать каждое слово. Ну, или списать у самых шустрых.
Мыслями же он был очень далеко.
На втором этаже дома была его лаборатория. Чистое большое помещение, с приглушенным газовым освещением, и глухими плотными шторами.
Бесчисленные и, порой, бесценные книги по медицине, стеклянные колбы. Маленькое подобие рефрижератора, представляющее собой металлический ящик, с термической прослойкой, и льдом. Внутри - штаммы вирусов. Личная коллекция трофеев, если можно так выразиться. Пойманная этим днем крыса сидела в маленьком стеклянном аквариуме.
Среди всех побежденных им болезней, не было ничего страшнее Черной Смерти. На одну руку он надел рукавицу из прочной толстой кожи, и плотно ухватил крысу. А второй рукой взял стеклянный шприц с инфицированной кровью, и аккуратно ввел её ей. Та запищала, и затихла.
Затем он спустился на улицу, и отпустил крысу. Она несколько секунд оглядывалась, а затем нырнула в канализационный сток. Он знал, что этого хватит. И через пару-тройку дней в городе начнется эпидемия.
Он снял с себя рукавицы, тщательно вымыл руки с мылом, и поднялся наверх.
Она была наверху. В спальне. Она лежала на кровати, прикрытая лишь тонким шелковым одеялом. И листала его справочник по минералам.
– Ты освободился?
– Её голос звучал неожиданно уютно в том хаосе, в каком он провел большую часть сегодняшнего дня.
– Да.
– Тогда прошу к столу. У нас сегодня птица в гранатовом соусе, бутыль отменного красного вина, и...
–
Ишчель.– Да?
– Ты должна уехать.
– Куда уехать? Почему?
– Просто собирайся и уезжай из этого города. Как можно дальше.
– Да что же случилось, потрудись объяснить?
– Это из-за меня. Я заразил город.
– Заразил? Чем заразил?
– Бубонной чумой.
– ЧТО?! Да ты в своём уме?!
– Да. Эти люди разнежничались.
– Что, прости?
– Они стали слишком мягкими. Им нужно что-то, что заставит их думать. Действовать. Выживать.
– Да они же все умрут!
– Не все. Возможно, кто-то и останется в живых. Я и так слишком долго был для них добрым самаритянином.
– Ты погубишь весь город! А если зараза пойдет дальше?
– Пускай.
– Ты убьешь миллионы...
– Ишчель тихонько всхлипывала. Ты ведь не такой. Ты же обещал лечить людей.
– Я и сейчас это делаю. Только сейчас я пытаюсь вылечить не людей, а общество.
– Ты, ведь не такой... Скажи, что это неправда...
Он смотрел на неё. По лицу её катились слёзы. Она оплакивала этих живых ещё людей, но она не понимала, что сейчас он делает для них нечто большее, чем всё сделанное до этого.
– Ишчель, уходи.
– Нет, я... Я не уйду без тебя.
– Я останусь здесь.
– Пожалуйста, пойдем со мной.
– Уходи!
– Пойдем, пожалуйста...
– УХОДИ!
Она замерла на месте. А потом, не прекращая плакать, оделась, и собираясь покинуть это место, остановилась в дверях.
– Это ведь не ты.
– Сказала она. Ты бы так не поступил. С тобой что-то не так.
– Это с ними что-то не так! Они ленивые изнеженные примитивные существа! Они забыли, что такое прогресс. Эволюция.
– Ллотр, пожалуйста...
– Не перебивай меня, женщина!
– Я ухожу. Но, я больше не твоя женщина.
– Что!?
– Это уже и не ты даже. Это всего лишь твоё черное эго, заполонившее твой разум.
– Тогда пошла прочь!
– Ллотр...
– ПРОООЧЬ!!!
С силой хлопнула дверь, и он остался один в комнате. Он сел за стол, и открыл бутыль вина. Есть ему не хотелось. А вот вино он пил прямо из горла. Мелкими глоточками.
Через три дня в город пришли чёрные жнецы с косами. И начали собирать свою жатву.
* * *
Когда он очнулся, он лежал на горелых останках бревен, укрытый тонким снежным одеялом. Где-то глубоко на задворках сознания были обрывки странного далекого сна. Или даже не сна, а воспоминания. В том состоянии, в котором он сейчас находился, его мозг вытеснил всё это, ради более насущной проблемы.
Он испытывал практические забытое со времен той давней бойни, чувство.
Боль.
Ллотр уже очень давно привык к тому, что именно он причиняет боль живым существам, а не наоборот. Он чувствовал, что всё тело его покрыто огромным ожогом. Но, больше всего, болела голова. Он начал щупать её, и наткнулся на рукоять, торчащую из глаза.