Последняя глава (Книга 3)

– Милая, - прошептал он.

Она прижала палец к губам, затем опустила руку, и Тони с усилием дотянулся до нее.

– Идемте!

Когда он поднялся по лестнице, она уже успела открыть какую-то дверь и говорила кому-то:

– Это мой попутчик, тетя Эм. Он пришел к дяде. Мистер Крум. Моя тетя леди Монт.

Молодой человек увидел чью-то фигуру, сделавшую ему навстречу несколько шагов, и услышал голос:

– А-а, пароходы! Ну да! Как поживаете?

Крум почувствовал, что его разглядывают, и увидел на лице Клер чуть насмешливую улыбку. Если бы только остаться с ней вдвоем хоть на пять минут, он бы стер эту улыбку поцелуями! Он бы...

– Расскажите о Цейлоне, мистер Крэйвен.

– Крум, тетечка. Тони Крум. Лучше зови его просто Тони. Это не его имя, но его все так зовут.

– Тони! Так всегда зовут героев! Не знаю почему.

– Этот Тони совсем не герой.

– Да, Цейлон. Вы познакомились с ней там, мистер... Тони?

– Нет. Мы познакомились на пароходе.

– Мы с Лоренсом обычно спали на палубе. Это было в бурные девяностые годы. Река в то время кишела плоскодонками.

– То же самое и теперь, тетечка.

Молодому человеку вдруг представилась картина: они с Клер в плоскодонке, на тихой заводи... Наконец он очнулся и сказал:

– Я был вчера на "Кавалькаде". Замечательно!

– А, - отозвалась леди Монт, - я чуть не забыла...
– И вышла из комнаты.

Молодой человек вскочил.

– Тони! Ведите себя прилично...

– Но ведь она потому и вышла!

– Тетя Эм исключительно добра, и я не собираюсь злоупотреблять ее добротой.

– Но, Клер, вы не знаете, что...

– Знаю. Сядьте, пожалуйста.

Молодой человек сел.

– А теперь, Тони, слушайте! Физиологии с меня надолго хватит. Если вы хотите, чтобы мы стали друзьями, наши отношения должны быть платоническими.

– О боже!
– вздохнул Крум.

– Придется. Иначе мы просто не будем встречаться. Тони сидел неподвижно, не сводя с нее глаз, а в ее сознании мелькнула мысль: "Это будет для него пыткой, а он слишком хорош и не заслужил ее. Лучше нам не встречаться".

– Послушайте!
– начала она мягко.
– Вы ведь хотите мне помочь? У нас еще все впереди. Может быть, когда-нибудь...

Тони стиснул ручки кресла. В его глазах появилось страдание.

– Хорошо, - он говорил очень медленно, - я готов на все, только бы видеть вас. Я подожду, пока это станет для вас чем-то большим, чем физиология.

Клер, тихонько покачивая ногой, рассматривала лакированный носок своей туфли; потом вдруг подняла голову и взглянула прямо в его тоскующие глаза.

– Если б я не была замужем, вы бы спокойно ждали и ожидание не мучило бы вас. Считайте, что так оно и есть.

– К несчастью, не могу. Да и кто бы мог?

– Понимаю. Я уже не цветок, я плод, и я осквернена физиологией.

– Клер! Не надо. Я сделаю все, все, что вы только пожелаете! Но если я не всегда буду весел, как птица, простите меня!

Она посмотрела на него сквозь ресницы и сказала:

– Хорошо!

Наступило молчание, и она видела, что он жадно рассматривает ее всю, от подстриженных темных волос до лакированных туфелек. Жизнь с Джерри Корвеном раскрыла Клер всю сокровенную прелесть ее тела. Но разве она виновата, если оно прелестно и волнует? Она не хотела мучить юношу, и все же его мучения были ей приятны. Как странно, что можно испытывать одновременно и сожаление, и удовольствие, и недоверие, и легкую горечь. Стоит только уступить - и посмотрите, что будет через несколько месяцев!

Она решительно прервала молчание:

– Между прочим, жилье я нашла: такая смешная квартирка, раньше там была антикварная лавка. А еще раньше - конюшни.

– Недурно. А когда вы перебираетесь?
– спросил он нетерпеливо.

– На той неделе,

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Да, если вы сумеете выкрасить стены клеевой краской.

– Сумею! Я красил на Цейлоне. Я перекрашивал свое бунгало два или три раза.

– Только нам придется работать по вечерам... из-за моей службы.

– А как ваш патрон? Порядочный человек?

– Очень, и к тому же влюблен в мою сестру, - во всяком случае, мне так кажется.

– О!
– недоверчиво произнес Крум.

Клер улыбнулась, его мысль была ясна: "Может ли хоть один мужчина, который каждый день видит вас, влюбиться в другую?"

– Когда же мы начнем?

– Если хотите - завтра вечером. Адрес такой: Мелтон-Мьюз, дом два, за Малмсбери-сквер. Я утром достану краску, и мы начнем с верхней комнаты. Ну, скажем, в шесть тридцать?

– Великолепно!

– Но только, Тони, будьте паинькой... "Жизнь реальна, жизнь сурова".

Грустно усмехнувшись, он прижал руку к сердцу.

– А теперь вам пора уходить. Я провожу вас вниз и посмотрю, вернулся ли дядя.

Молодой человек встал.

– Что нового с Цейлона?
– отрывисто спросил он.
– Вас тревожат?

Клер пожала плечами.

– Пока еще ничего не произошло.

– Но это долго продолжаться не может. Вы что-нибудь надумали?

– Думать тут не приходится. Весьма возможно, что он вообще ничего не предпримет.

– Я не могу вынести, что вы... Он остановился.
– Пойдемте, - сказала Клер и повела его вниз.

– Як вашему дяде уже не зайду, - заметил Крум.
– Значит, завтра, в половине седьмого.

Он поднес ее руку к губам и направился к двери. Затем еще раз обернулся. Она стояла, слегка склонив голову набок, и улыбалась. Крум вышел, уже ничего не соображая.

Молодой человек, внезапно пробудившийся среди голубей Киферы, впервые ощутивший тот таинственный магнетизм, который исходит от так называемых "соломенных вдов", и вынужденный, вследствие предрассудков или укоров совести, держаться в стороне от такой "вдовы", бесспорно, заслуживает сожаления: не он избрал свою судьбу. Она настигла его, как тать в нощи, внезапно обесценив для него все прочие жизненные интересы. Это своего рода наваждение, при котором обычные склонности и влечения уступают место восторженной тоске. Тогда заповеди - вроде "не прелюбодействуй", "не пожелай жены ближнего" и "блаженны чистые сердцем" - начинают звучать как-то особенно отвлеченно. Крум воспитывался по школьному звонку и по принципу: "Живи, как велят". Теперь он понимал всю несостоятельность этого принципа. А что здесь велят? Есть прелестная молодая женщина, сбежавшая от мужа (который на семнадцать лет старше ее), потому что он вел себя, как скотина; правда, она этого не говорила, но Тони уверен, что это так. И есть он сам, безусловно в нее влюбленный; и он нравится ей, правда, по-другому, но все же нравится, насколько это сейчас возможно. А впереди - ничего, кроме совместных чаепитий! И любовь пропадает даром - в этом было что-то прямо кощунственное.

Погруженный в свои размышления, он не обратил внимания на человека среднего роста, с кошачьими глазами и узким ртом на загорелом, покрытом мелкими морщинками лице, который поглядел ему вслед, слегка скривив губы; впрочем, это могло быть и улыбкой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

После ухода Крума Клер постояла некоторое время в холле, вспоминая, как она восемнадцать месяцев назад покидала этот дом. Она была тогда в светло-коричневой кофточке и коричневой шляпке и проходила между рядами людей, провожавших ее возгласами: "Счастливого пути! Прощай, дорогая!", "Привет Парижу!" Да, прошло всего полтора года, а сколько событий случилось за это время! Клер усмехнулась и направилась в дядин кабинет.