Последняя глава (Книга 3)

Динни вдруг овладел неудержимый гнев.

– Я думаю, - проговорила она сквозь зубы, - что огромную ошибку сделали вы. Некоторые лошади не терпят плохого обращения, и потом уж с ними ни за что не поладишь.

Он промолчал.

– Вы едва ли захотите, чтобы в вашей семье был развод, - заметил он наконец и пристально посмотрел на нее.
– Я уже сказал Клер, что вины на себя не возьму. Очень сожалею, но в этом я тверд. Кроме того, если она ко мне не вернется, то все равно жить, как ей вздумается, я не позволю.

– Вы хотите сказать, что если она вернется, тогда позволите? продолжала Динни сквозь зубы.

– Вероятно, этим дело бы и кончилось.

– Понятно. Пожалуй, нам пора проститься.

– Как вам угодно. Вы считаете меня циником? Не спорю. Но я сделаю все, чтобы Клер вернулась. А если она не вернется, пусть пеняет на себя.

Они остановились под фонарем, и Динни заставила себя посмотреть ему в глаза. Этот человек, с кошачьей усмешкой и неподвижным взглядом, напоминал огромного бесстыдного и безжалостного кота.

– Я все поняла, - сдержанно сказала Динни.
– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Динни! Мне очень жаль, но лучше уж играть в открытую. Вашу руку!

Неожиданно для самой себя она протянула ему руку и свернула на Маунт-стрит.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда Динни входила в дом тетки, она всей душой сочувствовала сестре и вместе с тем понимала теперь, почему Клер все же вышла за Джерри Корвена. В нем действительно таилась какая-то гипнотическая сила, какая-то вызывающая бесстыдная дерзость, не лишенная известной притягательности. Естественно, что он имел огромную власть над туземцами и мягко, но вместе с тем беспощадно заставлял их подчиняться своей воле; он мог подчинять себе даже своих сослуживцев. Динни понимала также, как трудно, должно быть, отказывать ему в физической близости, пока он не оскорбляет человеческое достоинство.

Из печального раздумья ее вывел голос тетки, говоривший:

– Вот она, Адриан!

На верху лестницы стоял дядя Адриан; его лицо с козлиной бородкой выглядывало из-за плеча сестры.

– Пришли твои вещи, детка. Где ты была?

– У Клер, тетечка.

– Знаешь, Динни, - сказал Адриан, - а ведь я не видел тебя чуть ли не целый год.

– И я тоже, дядя. Как в Блумсбери? Все благополучно? Кризис не повлиял на ископаемых?

– Ископаемые in esse {Как они есть сейчас (лат.).} чувствуют себя прекрасно; in posse {Что касается их будущего (лат.).} они очень ненадежны, а денег на экспедиции у нас нет. Происхождение Homo sapiens {Разумного человека (лат.).} больше чем когда-либо покрыто туманом.

– Одеваться к ужину не нужно, Динни, Адриан остается. Лоренс будет так рад. Вы можете поболтать, пока я пойду распущу пояс. Может быть, ты хочешь подтянуть свой?

– Нет, спасибо, тетечка.

– Тогда иди туда.

Динни вошла в гостиную и села рядом с дядей. Дядя, худой и бородатый, с серьезным морщинистым лицом, загорелым даже в ноябре, сидел, скрестив длинные ноги, смотрел на нее сочувствующим взглядом и, как всегда, казалось, готов был слушать ее сердечные излияния.

– Ты знаешь насчет Клер, дядя?

– Голые факты, без "почему" и "отчего".

– Но они весьма некрасивы. Ты когда-нибудь имел дело с садистом?

– Однажды - в Маргете. В школе. Тогда я, конечно, не понимал, в чем дело, а потом сообразил. Ты хочешь сказать, что Корвен - садист?

– Так говорит Клер. Я шла с ним от ее дома. Очень странный человек.

– Неужели психопат?
– спросил Адриан, поежившись.

– Разумнее нас с тобой. Но он желает все делать как ему нравится, совершенно не считаясь с другими, а когда это не удается, он кусается. Не может ли Клер получить развод, не предавая гласности их интимную жизнь?

– Только если добыть бесспорные доказательства измены.

– А их придется добывать здесь?

– Получить их с Цейлона вряд ли удалось бы, да и стоило бы очень дорого.

– Клер пока не хочет, чтобы за ним следили.

– Конечно, дело это довольно грязное, - отозвался Адриан.

– Знаю, дядя. Но ведь иного выхода нет?

– Нет.

– Сейчас она считает, что лучше всего оставить друг друга в покое; а он говорит, что если она с ним не вернется на Цейлон, то пусть пеняет на себя.

– Значит, тут еще кто-нибудь замешан?

– Есть один молодой человек, он в нее влюблен, но она говорит, что между ними ничего нет.

– Гм... "Молодость! Молодость!" - как сказал Шекспир. Приятный юноша?

– Я видела его только несколько минут. По-моему, очень славный.

– Это палка о двух концах.

– Я во всем верю Клер.

– Ты знаешь ее лучше, чем я, дорогая, но ведь она не очень-то терпелива. Сколько здесь пробудет Корвен?

– Она говорит, самое большее - месяц. Уже неделя, как он приехал.

– Он с ней виделся?

– Один раз. И опять пытался сегодня. Я его увела. Она ужасно боится этих встреч.

– Но ведь как муж он имеет полное право с ней видеться.

– Да, - отозвалась Динни и вздохнула.

– Не может ли ваш депутат, у которого она служит, придумать какой-нибудь выход? Он ведь юрист.

– Мне бы не хотелось посвящать его во все это. Уж очень интимные вещи. Да люди и не любят вмешиваться в семейные дрязги.

– Он женат?

– Нет.

Она поймала на себе внимательный взгляд дяди и вспомнила, как Клер, засмеявшись, сказала: "Динни, он в тебя влюблен".

– Он будет здесь завтра вечером, - продолжал дядя.
– Кажется, Эм пригласила его ужинать, Клер тоже придет... Совершенно искренне, Динни, я просто не представляю себе, что тут можно сделать. Может быть, Клер передумает и вернется к Корвену или Корвен передумает и предоставит ей жить, как она хочет? Динни покачала головой.

– Они не передумают, не такие люди... Ну, мне надо пойти вымыть руки.

Оставшись один, Адриан стал размышлять о той бесспорной истине, что у каждого свои заботы. Его заботой была в настоящее время болезнь его двух пасынков - Шейлы и Рональда Ферз, которые заболели корью. Благодаря прямо-таки священному ужасу, с каким его жена относилась к "заразным" болезням, он оказался изолированным в собственном доме. Судьба Клер не слишком его интересовала. Ему и раньше казалось, что племянница принадлежит к тому типу молодых женщин, которые по любому случаю готовы закусить удила и когда-нибудь непременно свернут себе шею. Он отдал бы трех Клер за одну Динни. Но если семейные истории Клер угрожали спокойствию Динни, они становились важными и для него. У Динни, как видно, особая способность непременно взваливать на себя чужое бремя: сначала Хьюберта, потом его самого, потом Уилфр.ида Дезерта и, наконец, Клер.

И он сказал, обращаясь к попугаю леди Монт:

– Несправедливо, Полли, правда?

Попугай, привыкший к Адриану, вылетел из клетки, уселся к нему на плечо и ущипнул за ухо.

– Не одобряешь, да?

Зеленая птица пробормотала что-то нечленораздельное и продолжала прогуливаться по его пиджаку. Адрнан ласково подергал ее за хохолок.

А кто приласкает Динни, кто подергает ее за хохолок? Бедная девочка!

В эту минуту раздался голос его сестры:

– Я не позволю, чтобы Динни опять дергали.