Последняя глава (Книга 3)

– Суду нужны не такие улики, и я вообще не уверен, что это улика, и все же надеяться на это не следует. Если бы вы могли привести серьезную причину разрыва с мужем и нам удалось бы как-нибудь обойти эту ночь в автомобиле...
– Он взглянул сбоку, по-птичьи, сначала на Клер, потом на Крума.
– Но вы же не захотите, чтобы суд взыскал с вас убытки и издержки ввиду неявки, раз вы... гм... ни в чем не виновны.

Он опустил глаза, и Динни подумала: "Не очень-то он нам верит".

"Юный" Роджер взял со стола разрезной нож.

– Может быть, удалось бы договориться о сравнительно небольшой сумме, для этого вы должны опротестовать иск и не явиться на разбор дела. Смею спросить, вы деньгами располагаете, мистер Крум?

– У меня ничего кет, но это не важно.

– А что это значит "опротестовать иск"?
– спросила Клер.

– Вы оба должны явиться в суд и отрицать обвинения. Вас подвергнут перекрестному допросу, а мы подвергнем тому же истца и сыщиков. Но если вы не приведете достаточно веских причин вашего разрыва с мужем, судья почти наверняка встанет на его сторону. Да и потом, - добавил он как-то по-человечески просто, - при бракоразводном процессе ночь - это все-таки ночь, даже если она проведена в автомобиле. Хотя, повторяю, это не те улики, какие обычно требуются.

– Дядя полагает, - спокойно сказала Динни, - что хотя бы часть присяжных нам поверит и что денежное возмещение удастся уменьшить.

Роджер кивнул.

– Посмотрим, что скажет мистер Кингсон. Мне хотелось бы теперь повидать вашего отца и сэра Лоренса.

Динни подошла к двери и открыла ее перед сестрой и Крумом. Обернувшись, оона взглянула на "юного" Роджера. У него был такой вид, точно кто-то очень просил его поверить в чудо. Он поймал ее взгляд, смешно дернул головой и вынул из кармана табакерку. Динни закрыла дверь и подошла к нему.

– Вы сделаете большую ошибку, если не поверите. Они говорят чистую правду.

– Почему она ушла от мужа, мисс Черрел?

– Если она не хочет вам сказать, не могу сказать и я. Но я убеждена в ее правоте.

Он несколько мгновений испытующе смотрел на нее.

– Почему-то, - сказал он внезапно, - мне бы хотелось, чтобы на ее месте были вы.

И, взяв понюшку табаку, он обернулся к генералу и сэру Лоренсу.

– Ну, как?
– спросил генерал.

Лицо Роджера вдруг стало еще более красноватым.

– Если у нее были достаточно серьезные основания, чтобы уйти от мужа...

– Основания были.

– Папа!
– Она, очевидно, не хочет о них говорить.

– Я тоже не стала бы, - негромко заметила Динни.

Роджер пробормотал:

– Однако от этого зависит все.

– Для Крума дело может обернуться серьезно, мистер Форсайт, - сказал сэр Лоренс.

– Безусловно, сэр Лоренс, и в любом случае. Я лучше поговорю с ними порознь. Потом узнаю точку зрения мистера Кингсона и завтра вас извещу. Это вас устраивает, генерал?

– Но этот Корвен меня просто возмущает!
– вырвалось у генерала.

– Вот именно!
– ответил "юный" Роджер, и Динни показалось, что она никогда не слышала более неуверенной интонации.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Динни сидела в маленькой пустой приемной, перелистывая "Таймс". Тони Крум стоял у окна.

– Динни, - сказал он, оборачиваясь к ней, - не могу ли я хоть чем-нибудь ей помочь? В известном смысле я кругом виноват, но я изо всех сил старался держать себя в руках.

Динни взглянула на его огорченное лицо.

– Не знаю. По-моему, нужно говорить только правду.

– А вы верите в нашего адвоката?

– Пожалуй. Мне нравится, как он нюхает табак.

– А я не верю в эту защиту. Ради чего мучить Клер в суде, если она совершенно невиновна? И какое это имеет значение, если они меня разорят?

– Мы должны как-нибудь помешать этому.

– Неужели вы думаете, я допущу...

– Не будем спорить. Тони. На сегодня хватит! Правда, здесь противно? В приемной у дантиста и то приятней: там хоть есть старые иллюстрированные журналы, гравюры на стенах, и можно привести с собой собаку.

– А курить здесь разрешается?

– Конечно.

– Только у меня очень плохие сигареты.

Динни взяла у него сигарету, и некоторое время они молча курили.

– Нет, какая все-таки мерзость!
– сказал он вдруг.
– Этому господину придется ведь приехать сюда? Он по-настоящему, наверно, никогда ее ни капли не любил!

– О нет, конечно, любил. "Souvent homme varie, folle est qui s'y fie" {Мужчина часто меняется, безрассудна женщина, доверяющая ему (франц.).}.

– Ну, лучше бы ему со мной не встречаться, - мрачно сказал Крум.

Он вернулся к окну и стал смотреть на улицу. Динни сидела, вспоминая другую сцену, когда двое мужчин все же столкнулись, и их унизительная встреча, похожая на встречу двух разъяренных псов, имела для нее столь трагические последствия.

Вошла Клер. На ее обычно бледных щеках горели красные пятна.
– Ваша очередь, Тони,

Крум отошел от окна, пристально посмотрел ей в лицо и направился в комнату адвоката. Динни почувствовала глубокую жалость.

– Уф!
– сказала Клер.
– Идем скорей отсюда!

На улице она продолжала:

– Знаешь, Динни, уж лучше бы нам быть настоящими любовниками, а то и положение нелепое и все равно никто не верит.

– Но мы верим.

– Да, ты и папа. Но этот кролик с табакеркой не верит, да и никто не поверит. И все же я решила выдержать до конца. Тони я не предам и не уступлю Джерри ни на йоту.

– Давай выпьем чаю, - предложила Динни.
– Можно же где-нибудь в Сити напиться чаю!

На людной улице они скоро увидели ресторанчик.

– Значит, тебе не понравился "юный" Роджер?
– спросила Динни, когда они уселись за круглый столик.

– Нет, он славный и, кажется, вполне порядочный человек. Должно быть, юристы вообще не способны кому-нибудь верить. Но меня ничто не заставит рассказать о своей жизни с Джерри, я твердо решила.

– Я понимаю Роджера. Ты начинаешь сражение, уже наполовину проиграв его.

– Я не позволю защитникам касаться этой стороны вопроса. Раз мы их нанимаем, пусть делают то, что мы требуем. Отсюда я еду прямо в Темпл, а может быть, и в парламент.