Последняя улика (сборник)
Шрифт:
Вера Васильевна встала из-за стола, подошла к окну. Во дворе снова хозяйничало солнышко - сушило лужи, прогревало тротуар, вытягивало из земли зеленые стрелки молодой травы. Тополя под окнами держали наизготовку коричневые пахучие почки - еще немного, и проклюнутся ярко-зеленые клейкие листочки. По-весеннему громко чирикали воробьи, собираясь кучками.
За ее спиной тихо дышала Тамара Снегова. Вера долго говорила с нею, убеждала, расспрашивала и ясно видела - лжет. Бессовестно лжет задержанная. Ну что ж, пора провести допрос.
Вера Васильевна резко обернулась. Снегова тревожно взглянула на нее, видимо, почувствовав перемену.
– Хватит кормить нас сказками, -
– Тебе нужны были деньги. Родители отказали, и ты решила их украсть. В материной шубе первого апреля приехала в город. Топор взяла у Щекиных. Выследила в "Тканях" Сенкову, у которой был ключ от магазина. Выманила обманом. Обманом же избавилась от девчат-продавщиц. В магазине закрыла дверь. Сенкову зарубила, взяла выручку из сейфа - 112 рублей. Спрятанное найти не успела - застучали в дверь. Открыла крючок, встала за дверь и убежала, когда вошли покупатели. Через пустырь выбралась на Луговую, остановила машину. Доехала до Сини. Рискуя провалиться под лед, прошла за Куличкову гору, угнала машину, дома спрятала боты и деньги в стайке под деревянный настил. Мы их обнаружили.
По мере того, как следователь рисовала картину преступления, менялось лицо Барковой-Снеговой. Вначале оно выразило наигранное любопытство, которое сменила растерянность, затем испуг, и по этому испугу Вера догадалась: да, все они установили правильно, все до мелочей. Это-то и ужаснуло Тамару. Не думала она, что можно так восстановить события. Надеялась, что все сошло ей с рук - ан нет, узнали о каждом шаге.
Она закрыла лицо руками, послышались глухие рыдания. "Опять плачет", - рассердилась было Вера. Но приглядевшись, поняла - это настоящее. И не стала мешать. Пусть плачет. Если это слезы раскаяния, значит, первое условие исправления уже есть.
– Где шуба?
– строго спросила Вера, внимательно наблюдавшая за Снеговой и уловившая спад эмоционального взрыва.
– У отчима, - выдавила та.
– Он увез к себе.
"Но при обыске шубу не нашли, - подумала Вера Васильевна, - значит, или спрятал, или уничтожил. Вернемся потом к этому".
И снова спросила:
– Откуда узнала про спрятанные деньги?
Снегова отняла от лица руки. Распухшее от слез лицо стало некрасивым, покрылось красными пятнами.
– Я не знала, предполагала только, что есть. Накануне там очередь была - мы с Таней видели. Мать всегда, как план выполнит, остальные деньги припрятывала и меня так учила, когда я в котлопункте работала. Я спрячу, а потом и трачу, не удержусь, - она замолчала, опустив голову, но Вера Васильевна не давала ей опомниться.
– Как решились на такое?
– Не хотела я, - она безнадежно махнула рукой, затем устало сказала: - Не хотела, можете поверить. Деньги мне были нужны, - она замолчала.
Вера Васильевна строго сказала:
– Дальше!
Снегова продолжала:
– Вышла в центр города, ходила по торговым точкам, приглядывалась. Дошла до "Высокого крыльца", вспомнила про очередь накануне. Подумала, что здесь есть деньги, но обманом не возьмешь, надо напугать чем-то. А чем? Я пошла к Щекиным и в стайке нашла небольшой топорик, спрятала под шубу.
Чем ближе рассказ к трагической развязке, тем труднее было говорить Тамаре. Она мучительно вздыхала, замолкала надолго. Следователь терпеливо ждала, не перебивала.
– Сумку надела на левую руку, топорик под шубой держу.
Она запнулась.
– Дальше вы знаете.
– Рассказывай.
Звучит голос Снеговой, а Вера так ясно все себе представляет, как будто это происходит перед ее глазами. Так ясно, что хочется
схватить убийцу, предотвратить трагедию....Вот она закрыла дверь, накинула крючок. Вытащила топор.
– Где деньги?
– кричит изумленной, но не испугавшейся продавщице.
– Ах, ты!..
– Сенкова же была на фронте. Без страха пошла она навстречу угрозе, как бывало в годы войны. И погибла.
Вера Васильевна стряхнула оцепенение. Все подтвердилось. Но откуда, откуда в этой молодой женщине такая бездна жестокости и изворотливости?! Пьянство и садизм отца, лживость и безволие матери, ханжество и цинизм отчима - вот чьи плоды мы пожинаем.
– Теперь поговорим о Степанко, - сказала следователь.
Глаза Снеговой блеснули.
– Гад он, арестуйте его. Это он виноват во всем. Когда денег не дал, я спросила: "Что же мне теперь - воровать?" Он и ответил: "Конечно. Что в этом особенного?" Только прикидывается, - голос Тамары от злобы окреп, верующим, святым, а сам ни в бога, ни в черта не верит - за гроши душу продаст. Я ему про убийство сказала, он и научил - молчи, ври, не сознавайся, не докажут. Все, говорит, они скоро погибнут, плюнь и не жалей, себя спасай.
– Верующий?
– заинтересовалась Вера Васильевна.
– Да-а, верующий, - с иронией ответила девушка.
– Иеговист он. Братья и сестры, что к нему приезжали, думаете, родня ему? Черта с два! Сектанты, как и он.
"Здорово живешь!
– ахнула про себя Вера.
– Вот от чьей руки Алик пострадал! Может быть, Тамара и про землянку знает?"
– Снегова, - строго сказала она, - признание должно быть полным. Степанко едва не убил нашего сотрудника в тайге по пути к землянке. Где она?
– Ах, изверг!
– Та грязно выругалась, ничуть не смутившись.
– Есть у него землянка в тайге, туда ходил с "братьями" и "сестрами" своими, молиться, говорил. Но так я им и поверила! Прячут там они что-то, прячут. В схороне я не была, но примерно знаю, где это. Он нас с мамой несколько раз брал с собой, так, для отвода глаз. Пройдем до родничка, он нас оставит, обернется минут за тридцать-сорок. Вот там и ищите.
– И совсем устало добавила: - Пусть за все ответит, пакость...
Закончен допрос. Поднялась из-за стола следователь, встала и Снегова. Они стояли рядом, но были бесконечно далеки. И вдруг лицо молодой женщины исказилось, она до боли вцепилась в руку Веры и вся затряслась от рыданий, уронив, голову ей на плечо. "Вот ведь как, - печально думала Вера, жертвой убийства стала не только Сенкова. Преступление - это горе, и на моем плече плачет тоже настоящее горе. Загубленная молодость, любовь, несостоявшееся материнство, несмываемое позорное пятно..."
Поразила эта неожиданно простая мысль: мы сражаемся с горем...
"Как красит все-таки его эта застенчивая улыбка, как располагает к нему", - думала Вера, следя за Николаевым. Юношески стройный, в ладно сидевшем мундире, майор ходил по кабинету, изредка взъерошивая свои русые волнистые волосы.
"А седины-то, господи! Рано как", - заметила она. Иван Александрович не скрывал своей радости.
– Преступление раскрыто, - говорил он.
– Ниткин принес данные последних экспертиз. Ель, которой прикрыт был раненый Богданов, могла быть срублена топором, найденным в рюкзаке Степанко. Если наличие почвы на сапогах он мог объяснить, - Николаев скривил губы, вспомнив унылую физиономию "святого Иосифа", - то тут уж никуда не денется. Однако же есть "но", - Николаев остановился, энергично взмахнул сжатой в кулак рукой. Землянка. Мы должны найти ее во что бы то ни стало. Мы еще не обнаружили шубу Снеговой. Не там ли она?