Я жил на улочке, куда сбегались мочиться все коты, вся собачня Сантьяго. Дело было в 25-м. Я жил самозатворником с поэзией, которая меня переносила в Сады, где царствовал Альбер Самен, к блистательному Анри де Ренье и к синим опахалам Малларме. Ничто так не спасает от мочи неисчислимых пригородных шавок, как это иллюзорное стекло — окно во Францию с прохладой парков, где целомудренные изваянья (напомню, дело было в 25-м) обменивались мраморной одёжкой, замшелой, помягчевшей от касаний бесчисленных столетий элегантных. На этой улочке я был счастливым. Позднее, много лет спустя, я прибыл в Сады Парижа в качестве Посла. Поэты отбыли из этих мест. А изваяньям был я незнаком.