Посредник
Шрифт:
– Редкий гость, – сказал Мартин.
– Да, давненько я сюда не заходил.
– Стив говорит, ты получил работу. К мэрии примазался.
– Верно. Хоть и не примазался.
– Кем же работаешь?
Вопрос был настолько простой, что не ответить никак нельзя.
– Посредником.
– Посредником? Первый раз слышу. И в чем же он посредничает?
Мартин добродушно засмеялся, отхлебнул из стакана.
– Посредник приносит вести, – сказал Фрэнк.
– И ты принес вести мне? Курьером заделался, Фрэнк?
– Ты не замерз?
Мартин, явно рассерженный,
– Ты что, явился спросить, замерз я или нет? Коли бы замерз, давно бы ушел в дом и закрыл дверь, так?
Фрэнк засмеялся. Мартин все тот же. Никогда не изменится. Потому он Фрэнку и нравился. Все менялось, а Мартин сидел на веранде, со стаканом в руке и пепельницей на колене, такой же строптивый, упорный и злющий, как раньше.
– Конечно, – сказал Фрэнк. – Ты бы ушел в дом и затопил камин.
– Ты под кайфом, Фаррелли? Или просто пьян?
– Стива избили нынче вечером, Мартин. В «Рейлуэй рест».
– Его лупят каждую субботу, по пьяни.
– Да, он, бывало, чересчур уж заглядывал в бутылку.
Мартин поднял стакан и опять поставил.
– Ты это о чем, черт возьми?
– Да так, ни о чем, Мартин. Он заглядывал в бутылку не больше всех остальных.
– Опять.
– Что?
– Заглядывал. Ты говоришь о Стиве в прошедшем времени.
Фрэнк прислонился к перилам. Все звуки приблизились, река, ветки, трава. Все дышало. Существовал незримый мир, наверно лучше этого. Фрэнк мысленно чертыхнулся. Значит, он уже говорит в прошедшем времени.
– Темень, – сказал он. – Не вижу, блин, что говорю.
Мартин хмыкнул:
– Коли ты ищешь Стива, так он у тебя, Фрэнк.
– Верно. Обедал он у нас.
– Он что, в машине сидит?
– Стива избили, Мартин.
– Слышал. Расскажи что-нибудь новенькое.
– Нелегко мне это сказать… – начал Фрэнк.
Он умолк, заметив, что на самом деле наоборот. Сказать легко, легче, чем просто болтать, легче пустого разговора, который идет себе и идет и в конце концов говорить уже нечего. А он сейчас властвовал и над словами, и над временем.
Мартин начал терять терпение:
– Да говори же! Выкладывай, парень!
– На сей раз Стив, к сожалению, не встал.
– Что ты имеешь в виду? Не встал? Все еще там лежит?
– Его увезла «скорая».
– Стив в больнице?
Фрэнк подошел ближе:
– На дыхательном аппарате. В коме. Дело плохо, Мартин. Но Стив так легко не сдастся. Нам надо…
Мартин наклонился вперед, перебил:
– Он очнется? Очнется?
Фрэнк провел по глазам тыльной стороной руки. Теперь придется сказать. Теперь еще одна жизнь перевернется, это все равно что перевернуть камень – не знаешь, что под ним объявится.
– Никто пока не знает. И я вовсе не хочу внушать тебе ложные надежды, Мартин. Могу только сказать: Стив не страдает. Страдания позади. Пусть это будет тебе утешением. Что твой сын не страдает.
Пока Фрэнк говорил, Мартин сидел не шевелясь. Потом откинулся на спинку кресла:
– Говоришь, надежды нет?
– Надежда есть всегда, Мартин.
– Значит, с этой вестью ты и пришел? Что надежда есть всегда? В таком разе вали-ка ты обратно
в мэрию. Чертов Посредник!– Знаю, это трудно, Мартин.
– Не называй меня Мартином каждый раз, как открываешь варежку! И вот что я тебе еще скажу, Фрэнк. Ты никогда мне не нравился. Ты вечно плелся в хвосте. Нет у тебя хребта. И не один я так говорю.
Фрэнк молча стоял, вынужденный выслушивать все это. Поневоле напоминая себе, что у каждого человека беда своя. Беда Мартина Миллера упряма и злобна. Надо проявить терпение. И все-таки больно. Значит, вот как люди смотрят на него? Считают бесхребетным? Он, мол, плетется в хвосте? Такого он попросту не заслуживает. Фрэнк не только обиделся, но разозлился. Разве обычно не он, Фрэнк Фаррелли, принимал на себя удар, разве не он был вынужден почти со всем мириться? Больше он не желал мириться и заговорил, медленно, не спеша:
– Удар расплющил ему нос. Но это не самое скверное.
Фрэнк замолчал, посмотрел на Мартина. Тени скользили туда-сюда по его морщинистому лицу. Фонарь на углу качался от ветра.
– Что самое скверное, Фрэнк?
– Падая, Стив ударился затылком о музыкальный автомат. Мозги у него сдвинулись, вроде как груз в самолете при резком вираже съезжает на другой борт, верно? Так что, если Стив, вопреки всему, очнется, он уже не будет Стивом, какого мы знаем, Мартин. Мне очень жаль.
На миг Фрэнку показалось, что Мартин уснул в своем старом кресле, что он не слышал. Но тот вдруг поднял глаза, и в ту же секунду стакан выпал у него из рук и покатился прочь по наклонному полу веранды.
– То есть станет овощем?
– Я могу отвезти тебя в больницу.
– Зачем?
– Вдруг Стив заметит, что ты пришел. Как знать?
– Да уж, как знать. Идиот.
В конце концов Мартин все же поехал. Когда вблизи от Снейк-Ривер дорога плавно повернула, Фрэнк кое-что приметил. Замедлил скорость, показал. Мартин тоже обернулся. Посреди реки дрейфовала парусная лодка, вот-вот перевернется, сильное течение швыряло ее из стороны в сторону, и скоро они видели только парус, белое пятно в ночи. Потом и он пропал.
Фрэнк особенной религиозностью не отличался. В церковь после смерти отца не ходил ни разу. И не верил в знаки и предостережения. В жизни и без того хватало всякого. Но это было жутковато.
– На борту никого нет, – сказал Мартин.
Фрэнк прибавил газу, свернул прочь от реки. Мартин опять заартачился:
– Почему ты не остановился? Если бы повезло, мы бы могли получить вознаграждение за лом.
– А кто бы его выплатил? Почему ты не спросишь, кто избил Стива?
– Да какая разница?
– А как насчет капельки справедливости? На это тебе тоже плевать?
Мартин расхохотался:
– Справедливость? Когда ты ее видал последний раз? Пошел ты в задницу!
– Дело твое, – сказал Фрэнк.
– Все рано или поздно получают взбучку. Так уж заведено. А Стив иной раз бывает совершенно несносным.
Ближе к больнице тон изменился.
– Мне вот интересно знать, что он хотел включить на музыкальном автомате, – сказал Мартин.
– «В-двенадцать».
Мартин усмехнулся: