Потерянное поколение

– Да пошел он!

– Он-то уйдет, а вот ты, останешься. Ты к этому готова?

– Мам, да он издевается! Говорю вот так делай! Показываю, раз, второй! А он,– Тамара, скорчив гримаску, движением рук и плеч изобразила, по ее мнению, неуклюжие движения Саньки,– как баран! У бандерлог вонючий!

– Ну неловкий парень, и что? Не всем…

– Это он неловкий!– Как ни странно, девушка кинулась в защиту,– он знаешь какой? Он на свиньях верхом катался!– Казалось, более веского аргумента в пользу ловкости парня, даже и искать не надо,– Неловкий!

– Ну уж, если на свиньях,– мать с трудом сдержала улыбку,– тогда…

– Они тут все, Маугли,– опять перебила дочь,– не то, что те Павлодарские!– Тамара мимикой изобразила брезгливое выражение в отношении мальчишек из прежней жизни,– и этот бандерлог, тоже.

– Похвально, что ты знаешь сказки, только почему все Маугли, а Саша, бандерлог?

– А он мой, как хочу так и называю!

– Вот что, собственница!– Женщина серьезно посмотрела на дочь,– он, прежде всего свой, и уж только потом,– твой! Он человек, личность, со своими достоинства и

недостатками, со своими привычками, желаниями и не желаниями, наконец. И, если ты не хочешь потерять его, советую не забывать об этом, никогда!– Вспомнились глаза парня,– он любит тебя, по настоящему любит! И не смей! Не нравится, расстанься! Но не смей! Не позволю!

Тамара невольно съежилась, так жестко, мама с ней, не говорила ни разу. Пересилив себя, чтоб не пожалеть дочь, женщина вышла из комнаты. «Пусть ей будет уроком!»-Успокаивая себя прошлась по залу, включила телевизор, мучительно

соображая, не перегнула ли? «Нет не перегнула! Отцовские гены полезли!»

Придя в себя от хлестких слов матери, Тамара попыталась вернуть себе чувство холодной злости, как когда-то, во время тренировок, за излишние, по ее мнению, придирки Марины Павловны, в добавок, обидеться на мать, но не получалось. Что-то гнетущее, неповоротливое, давило на нее, заглушая и гнев, и обиду. Вдруг всплыл затравленный взгляд парня, и как она, в какой-то мере наслаждаясь своей властью, и как ей казалось, праведным гневом, издевалась над ним. «Любящий, беззащитен пред любимым»,– откуда-то мелькнула строка.

«Боже мой!»– Неожиданно ей стало стыдно за себя, за свое поведение, браваду. Пытаясь хоть как-то приглушить навалившееся, заелозила по кровати, не помогло. Вскочив, прошлась по комнатке. Пожалуй, самое жгучее из всех страданий, это чувство вины. Она обидела. Кому как не ей, которую откровенно травили, унижали, понять, что она сотворила? Она обидела того, кто ей дорог, очень и очень дорог, своего любимого! Такого беззащитного! «О-е-е-й!»– И бегом к матери… Урок не прошел даром.

«Униженный и оскорбленный» отойдя несколько шагов от дома встал. «Надо же, шпагат, как с добрым утром! Ни разу не сказала, точно тихушница! Томочка моя! А ей идет когда злится… Че она там, из меня давила?» Проигрывая в голове мотив, стал выделывать элементы танца, которые не получались. Так и подался в темпе танца. Луна, мороз, и, баба Катя, прильнувшая к наполовину замерзшему окну,– «можа, и вправду любит. Вона как пляшет!»

Разгоряченный и довольный собой, (ведь получилось!) внеся клубы морозного воздуха, Санька ввалился в дом.

– Саш ты?– Донеслось из кухни.

– Я, теть Зин!

Санька прошел на кухню. Тетка хлопотала к стола, не оборачиваясь сказала.

– Пироги жарить буду.

– С чем?– поинтересовался племянник.

– Как и просил, с картошкой.

– Здорово. А дядя Боря где?– Раздеваясь Санька заметил на вешалке верхнюю одежду дядьки.

– Не знаешь где!?– Озлилась тетка,– спит скотина! Опять на рогах пришел!

Женщина с силой раскатала лепешку на пирог. Видя, что сделала не то, чертыхаясь, снова скатала тесто в шарик.

– Пришлось одной убираться, и со скотиной, и угля в дом. Ну завтра встанет!

– А батя где?– Только сейчас Санька сообразил, по графику на эту неделю, отец должен быть дома примерно с шести вечера.

–Откуда я знаю?!– Тетка долбанув толкушкой о стол, свирепо уставилась на племянника,– двоит наверное!

– Теть Зин, может че сделать надо?– Зная нрав тетушки, Санька мысленно посочувствовал ее благоверному.

– Да убралась уже! Ты же сказал, до позднего. А кого ждать?– Большие глаза стали хищными,– ну вста-анет!

С веранды послышался шум, следом скрипнула входная дверь и, женский голос.– Есть кто дома?

Санька вышел в прихожую, в дверях стояла живущая через несколько дворов соседка.

– О Саш, ты один?

– Здрасте теть Маш. Нет, тетя Зина еще.– кивнул в сторону кухни.

– Позови…

– Я иду,– тетка не выпуская из рук скалки вышла в прихожую, удивилась,– Маш, ты чего? Случилось че?

– Да, понимаешь…– замявшись соседка глянула на парня, Санька деликатно вернулся на кухню.

Женщины о чем-то зашушукались, Санька не прислушивался, глядя на стряпню вдруг

почувствовал голод. «Скорей бы нажарила.»

– И правильно, че ребенка пугать,– расслышал теткин тихий голос. И уже нормально окликнула,– Саш, я не надолго.

К огорчению парня женщины ушли,– «Приперлась! Не раньше, не позже!»

«Ненадолго» затянулось. Чертыхаясь как сапожник, Санька начал искать чем поживиться. Нашел на веранде кастрюлю с тушеной картошкой, сразу так захотелось, что слюни потекли. Скорей на печь, разогревать, мимоходом глянул на часы,

показывало без пяти одиннадцать.– «Поем, и спать»

Разогреть, и не сжечь в кость замерзшую тушеную картошку, дело не простое.

Прыгая вокруг кастрюли, предвкушая скорое утоление голода, Санька на память напевал мотив мелодии, под которую предстоит танцевать. От неожиданности чуть не уронил кастрюлю на пол, когда почувствовал легкий толчек в спину.

– Ты че пугаешь!– Накинулся на отца,– мозгов нету! Где шлялся?

– Но-но! Как с отцом говоришь?– Старший не обиделся на сына, да и доля вины, хотелось пугнуть,– а шляешься только ты, я работал. Че напевал-то?

– Двоил что-ли?– уходя от вопроса, спросил сам.

– Н-но, Иван Гусаров, не вышел, поди загулял. Отработает!– Отец махнул рукой,– А Зина с Борькой где?

– Дядюшка спит, а тетушка вышла, и посчезла!– Санька указал на стол,– пирогов стряпать хотела.

– Давно?
– Забеспокоился отец.

– Часа два. С тетей Машей Шалимовой. Пошептались и ушли.

Одинцов успокоился, дело соседское, всякое случается.

Поев картошку вприкуску с салом, отец с сыном обретя благодушие, немного пообщавшись, пошли спать в детскую, спальню родителей, заняли гости. Только легли, вернулась Зинаида. Чего-то бубня, разделась, прошла на кухню, где на всякий случай свет оставили включенным. Постояв у стола, решила заглянуть в детскую. Потянуло ароматом свежего самогона.