Повелитель корней
Шрифт:
— Сейчас мы выйдем из лагеря! И сомнем германцев решительным натиском! Вы сами видите — боги на нашей стороне! Они не только позволили нам устоять, когда против каждого из нас было больше дюжины врагов. А теперь они прислали нам подкрепление. Там, — махнул он рукой, — сарматы. Несколько сотен конных воинов. Но это — НАША победа! Решительная! И негоже ее никому отдавать!
Князь снова сделал паузу, в этот раз очень небольшую.
— Но я вас не заставляю и ничего не приказываю. Понимаю. Страшно выйти к врагу, чтобы биться с ним лицом к лицу в поле. И если вы испугались и усомнились в том, что Перун любит нас, то мы остаемся в лагере
Сказал он и гул прошел по толпе.
Сначала робкий, а потом все нарастающий, превращающийся в нарастающий крик. Вон — усталость и отрешенность с них словно порывом ветра сдуло. Никто не хотел отдавать свою победу сарматам. Пусть даже и мнимую.
— Тогда выступаем! — выждав момент наибольшего эмоционального подъема, рявкнул Берослав и махнул рукой. — Берите все, что надобно, и выходите строиться! Там — за рвом!
— А что делать наемникам? — спросил Маркус.
— Если наемники не боятся, то пусть разделят с нами радость победы, — ответил князь в рупор на латыни…
Германские конунги тем временем пытались хоть как-то привести в чувство своих людей. Подавленных и испуганных страшными потерями. Они кричали о том, что «проклятый колдун» трус и может прятаться только за валами. Что сарматов они уже били, и они тоже трусы — вон — отвернули ведь. Ведь все видели, как они так поступили.
И тут…
— Глядите! — крикнул кто-то.
— Где?!
— Что?!
— Берослав! На его лагерь глядите!
И все, кто мог уставились в ту сторону, наблюдая как из прохода выбегают люди по колено в крови. Ибо прошли по тому месиву из тел между валами.
Вон их вождь что-то начал отрывисто кричать, встав и отставив от себя в сторону правую руку. А бойцы спешно подбегали и строились под нее.
Быстро.
Удивительно быстро.
И ровно как.
Словно какая-то невидимая сила сама подправляла их. Хотя, если приглядеться, этой силой выступали помощники того командира. В первой линии разместилась тяжелая пехота в железе с большими щитами и копьями. За ними же также строились ребята попроще — ополченцы, но также — неизменно с большими щитами и копьями.
Не прошло и трех минут, как все войско Берослава вышло и построилось. За исключением сирийских лучников и балеарских пращников, которые просто вывали и встали бесформенной толпой за основной массой войск.
А рядом с князем развевалось большое красное знамя со вставшим на дыбы медведем, вооруженным мечом и щитом.
Несколько мгновений.
И зазвучала какая-то музыка.
Сначала проигрыши флейты, едва доносившиеся до германцев. Потом подключились барабаны. И с первым их ударом все это войско двинулось вперед. Хорошим таким ровным, мерным шагом. Не как принято у римлян — коротким приставным, а нормальным. Вон — ногу вперед выносили. Из-за чего получалось идти намного скорее.
При этом строй не рвался.
Разве что чуть-чуть шел волнами, но не сильно.
Берослав вышел немного вперед и что-то покрикивал им…
В глазах гётов и квадов это выглядело… сюрреалистично, что ли. Они сталкивались уже римлянами. С их лучшими легионами, которые шли за императором. И они ничего подобного ранее не видели. Они и подумать-то не могли, что люди ТАК могут.
— Держать строй! — наконец донесся до них разборчивый
крик Берослава.Рядом с ним, «упакованный» как легионный опцион, каковым он былую службу и закончил, шел Маркус. Он, собственно, все это сидение в своем старом снаряжении и провел.
Верховный конунг визигётов вдруг словно спохватился и стал крутить головой в поисках сарматов. Но их уже на старом месте не наблюдалось. Они успели уже зайти по дуге к реке и начать атаку, стремясь с Берославом ударить как молот и наковальня.
— Проклятье! — рявкнул этот конунг и направил своего коня в сторону брода. — За мной! Уходим! Уходим! Черный колдун! Спасайся кто может! — кричал он, пробиваясь вперед.
Несколько секунд его бегство проходило в гордом одиночестве. Но потом, словно что-то хрупнуло. Вся эта толпа германцев вздрогнула, пошла волной и ринулась наперегонки к реке.
Слишком нереальным выглядел этот строй.
Мало ведь.
Мало.
Это и невооруженным глазом было видно. Да только вышли и нагло идут. И так, словно сами высшие силы направляют их. Ну и сарматы. Они развернулись и разгонялись для их знаменитого копейного удара. Крайне опасного. Особенно страшно выглядели вон те — с большими щитами…
Никто, впрочем, до драки дело не довел.
Слишком много было еще германцев, и вступать с ними в «собачью свалку» на переправе или сразу после нее означало понести страшные потери. Или даже проиграть.
Люди Берослава и так слегка дрожали, от психологического напряжения. Многие из них с трудом сдержались, чтобы не «навалить» в штаны, наступая на ТАКУЮ толпу. Да и идущие за Гатасом не сильно рвались героически погибнуть…
— Победа! — рявкнул Берослав, когда его войско складно, просто образцово перестроилось, развернувшись направо и встав лицом к броду. В то время как балеарские пращники и сирийские лучники высыпали с флангов и на пределе своей скорострельности накидывали по отступающим. — Ура!
— Ура-а-а-а-а-а! — протяжно заорала тысяча глоток.
И несколько мгновений спустя к ним присоединились и сарматы, которым этот клич пришелся по вкусу…
Часть 2
Глава 9
171, липень (июль), 8
Дарья скучала.
Германцы не спешили повторить штурм.
Вместо этого они активно стучали топорами где-то в лесу и прогуливались возле крепости, изучая ее. Порой излишне близко.
Очень хотелось этих любопытствующих накрыть. Они ведь входили в зону поражения почти что всех средств поражения, исключая, пожалуй, пилум. Но под давлением Дарьи все держались. Более того, чтобы имитировать оскудение защитников, даже несколько раз провернули простой трюк. Вечером из ворот выбегала группа мужчин — в дюжину-полторы с лодкой на руках. Добегала до реки. Садились в нее и уплывали вниз по течению скорее, чем германцы успевали отреагировать.
Ночью же, идя на маяки из факелов, они возвращались. И поднимались по спущенным им веревочным лестницам обратно. Лодку также вытягивали ручной лебедкой, благо, что она особым весом не отличалась.