Повелитель тлена
Шрифт:
Раз и навсегда вырвать проклятого дознавателя из её сердца.
* * *
За всю обратную дорогу Эшерли не издал ни звука. Успешно делал вид, что меня рядом нет. Ну или как вариант — я для него пустое место. Не то чтобы во время наших поездок его светлость болтал без умолку, но в последнее время неловких пауз почти не возникало, и я чувствовала себя рядом с ним вполне комфортно.
А сейчас… Несмотря на напускное спокойствие, маску невозмутимости, за которой он так любил прятаться, было видно: ещё немного, и маг взорвётся, как самая настоящая бомба. И, наверное, я бы распереживалась, может даже, начала
Не думала, что от признания в любви, да ещё и от человека, к которому неравнодушна, может быть так горько. Лучше бы он промолчал! Лучше бы и вовсе со мной не танцевал.
Сейчас бы не было так больно.
— Ты забрал подарок, — пробормотала растерянно, заметив на сиденье знакомую коробку; правда, уже без обёртки. — Зачем?
Эшерли демонстративно проигнорировал мой вопрос, даже ухом не повёл в мою сторону, продолжая пялиться на мелькавшие за окном улочки, освещённые газовыми фонарями.
— Это был всего лишь танец, — прошептала чуть слышно. Ощутив, как сердце больно кольнуло, зажмурилась, отчего по щеке скользнула одинокая слезинка, и грустно закончила про себя: «А ведь мог стать началом нечто большего».
Не было никакого желания оправдываться перед высшим, но понимала, что лучше всё объяснить. Однако Эшерли не позволил.
— Не надо… — процедил глухо и снова вперился взглядом в окно, по которому струились дождевые капли.
Уловив стальные нотки в голосе мага, благоразумно замолчала.
Так мы и ехали: я, готовая на стенку лезть от душивших меня переживаний, и его ревнивая светлость, на протяжении всего пути боровшийся с одним ему ведомыми демонами.
Оказавшись дома, высший сразу рванул к себе в кабинет. Звякнула хрустальная пробка графина, обычно наполненного коньяком. А потом и сам графин, расставшись с частью своего содержимого, был с грохотом водружён обратно на стол. Как ещё не разбился…
Не желая искушать судьбу (если начнёт отчитывать за то, что опять общалась с Маром, точно разревусь), поспешила наверх. Сейчас быстро переоденусь и постараюсь отключиться. Не уверена, что получится, но обещаю считать верблюдов, барашков и златогривых пони, да кого угодно, лишь бы уснуть.
И ни за что(!), ни за что не буду думать о Бастиане Маре! Не сейчас, не сегодня.
Потом…
С горем пополам раздевшись — пальцы не слушались, мелко дрожали, отчего никак не получалось ослабить шнуровку корсета, — облачилась в ночную сорочку. Подойдя к туалетному столику, стала выдёргивать из причёски шпильки и складывать их в малахитовую шкатулку.
Одна, вторая, третья…
Рабыня. Вот, значит, какую его сиятельство уготовил для меня роль. Любимая одалиска, которая никогда не займёт место любимой жены. Потому что в понимании графа я стать супругой высшего не достойна. Нет, он сохранит эту привилегию для какой-нибудь высокородной леди, которая рано или поздно войдёт в его дом.
Разве не понимает, что от такой судьбы я и бегу. А он надеялся меня выкупить…
Вздрогнула, когда в будуаре хлопнула дверь, раздались торопливые шаги, и запутавшаяся в волосах шпилька, с которой тщетно боролась последние несколько секунд, вдруг выскользнула из рук и, коротко звякнув, приземлилась на пол.
Сердце зашлось от волнения. Предчувствия
чего-то страшного, непоправимого. И словно бы в подтверждение моей догадки, створки, закрывавшие вход в спальню, разлетелись в стороны.Эшерли замер на пороге: бледный, с заострившимся чертами лица. Взглядом, потемневшим от ненависти. Вот только непонятно, за что ненавидел меня.
За то ли, что позволила себе один невинный танец? Или, быть может, за то, что оставалась к нему холодна. И всё это время думала о человеке, о котором, как оказалось, думать не стоило.
Скользнув по мне взглядом, по длинной сорочке, распущенным волосам, Грэйв сделал первый шаг.
Помню, поначалу, когда только попала сюда, каждый вечер запиралась на ключ. И вздрагивала от малейшего шороха, опасаясь, что новоиспечённый хозяин вдруг передумает и нарушит наш договор. К счастью, Эшерли, как и обещал, сохранял дистанцию, и я постепенно успокоилась.
И вот сейчас передо мной стоял совсем другой Эшерли. Незнакомец, жадно пожиравший меня взглядом. От элегантного, обаятельного джентльмена, отсыпающего улыбки направо и налево, не осталось и следа.
Ещё один шаг, сокративший расстояние между нами, и сердце в груди почти перестало биться. На какой-то миг в комнате воцарилась тишина — вязкая, гнетущая, нарушаемая лишь шумом дождя да ветром, тоскливо завывавшим в дымоходе.
— Уже поздно, — голос предательски дрогнул. — Я бы хотела лечь спать…
А он по-прежнему меня не слушал.
— Эта метка… — Мгновение, и вот он рядом: убирает волосы с моего плеча, приспускает рукав, а я стою, натянутая как струна, и не могу пошевелиться. Лишь вздрагиваю, когда пальцы мага касаются обнажённой кожи в том месте, где запечатлён роковой знак, и мысленно прошу его остановиться. — Благодаря ей я и раньше чувствовал тебя, а сегодня твои эмоции зашкаливали. Ты влюблена, — рука скользит выше, пальцы смыкаются на моей шее, заставляя приподнять голову и заглянуть ему в глаза.
Голодные. Сумасшедшие. Точно так же когда-то друзья Мара смотрели на меня.
— Пьянящее чувство, — прошептал Грэйв, не замечая или не желая замечать объявшего меня ужаса. Отчаянья. — Наверное, стоит всё-таки его попробовать. Пусть и предназначено оно другому. Но какая, в сущности, разница? Ты-то всё равно моя.
В нос ударило терпкое амбре коньяка, смешанное с горечью одеколона. Мерзкий, мерзкий запах, пробудивший с таким трудом похороненные воспоминания.
Одним резким движением высший притянул меня к себе, а я, подхлёстнутая паникой, попыталась его оттолкнуть и отстраниться, но Грэйв лишь сильнее сжал пальцы на моих плечах.
— Прекрати. Пожалуйста, прекрати, — повторяла сквозь слёзы, вырываясь из навязанных объятий, уклоняясь от нежеланных поцелуев.
Но он не слышал меня. Продолжал целовать, исступлённо, до боли кусая губы, опустошая. Вытягивая вместе с треклятой влюблённостью, почему-то сводящей его с ума, гремучую смесь из эмоций, что сейчас бурлила внутри меня.
В какой-то момент всё смешалось. Ужасы прошлого и кошмар настоящего. Едва затянувшаяся рана снова начала кровоточить, и я почти обрадовалась, когда ощутила накатившую слабость. И теперь единственное, на что хватало сил, — это повторять слова мольбы, отказываясь смиряться и в то же время уже смиряясь с тем, что должно было произойти.