Повелители лошадей

После четырех дней отдыха Коджа был достаточно здоров, чтобы передвигаться. Он все еще был слаб, но Ямун настоял на том, чтобы он вернулся в королевскую резиденцию. Кахану нужен был писец. Итак, Коджа неохотно вернулся в Кварабанд и приступил к своим обязанностям придворного писца кахана.

Этих обязанностей было не так уж много, в основном он тихо сидел в стороне во время аудиенций кахана, отмечая любые приказы или заявления Ямуна. Это была тихая работа, настолько тихая, что Коджа узнал о кахане немногим больше, чем он уже знал. Прошло две недели этой тяжелой работы, прежде чем произошло что-то примечательное.

Был очень поздний вечер, почти полночь, и трое мужчин, оставшихся в царской юрте, были почти измотаны. Ямун сидел, полулежа на своем троне, пил вино и отдыхал. Коджа, исполняющий свои новые обязанности всего две недели, зевнул, терпеливо работая с кипой бумаг. В темноте сбоку от юрты находился один из ночных стражников Ямуна. В своем черном халате мужчина почти растворился во мраке. Он сидел неподвижно, стараясь оставаться бодрым и бдительным, зная, что его побьют, если он заснет.

Придвинув к себе письменный столик, Коджа сидел, записывая суждения и заявления за день. Работая, священник приостановился, чтобы прислушаться к раскатам грома и стаккато дождя по войлоку. Гроза, бушевавшая снаружи, заставляла его вздрагивать каждый раз, когда новый грохот сотрясал юрту. Такие бури были далекими битвами бога Фуро со злыми духами земли — по крайней мере, так его учили. Тем не менее, эта буря, первая с тех пор, как Коджа прибыл в Кварабанд, была сильнее, чем любая, которую священник когда-либо слышал прежде.

Весь день небо было серым, обещая бурю нарастающей силы. В то время как ханы со страхом смотрели на небо, кахан был на взводе, ожидая дождя. Ранним вечером разразилась гроза. Внезапно Ямун отпустил ханов и слуг, отправив их под ливень. С тех пор Ямун сидел, пил вино и время от времени отдавал приказы, но его напряжение не спадало. К этому часу кахан двигался устало, и его состояние души было вспыльчивым.

Ямун отпил глоток вина из чеканного серебряного кубка. — Напиши этот приказ, писец, — резко сказал он.

Коджа аккуратно отложил в сторону заметки, над которыми работал, и разложил чистый лист бумаги. Его зрение было затуманено долгими часами работы. Его уставшие пальцы уронили кисточку для письма, разбрызгав капли черных чернил по чистой белой странице.

— Тебе придется быть сильнее, писец, — прорычал Ямун, раздраженный задержкой. — Будь крепче. У тебя будут дни и ночи без сна, когда мы начнем марш.

— В поход, Великий Хан? За две недели, прошедшие с момента его назначения, Коджа так и не услышал ни одного упоминания об армиях кахана, собирающихся в поход.

— Да, в поход. Ты думаешь, я намерен сидеть здесь вечно, ожидая соизволения других — таких, как твой Принц Оганди? Придет время, и я должен буду выступить, — огрызнулся коренастый мужчина. — Скоро здешние пастбища истощатся, и тогда мы должны будем переезжать.

— Великий Кахан, — взмолился Коджа, перекладывая бумаги, — не проще ли тебе было бы найти другого писца? Конечно, один из ваших людей, кто-нибудь посильнее меня, мог бы выполнить эту работу.

— Что это? Тебе не нравится быть моим писцом? Кахан сердито посмотрел поверх своей чашки на Коджу, его отвратительное настроение становилось все хуже.

— Нет, дело не в этом, — заикаясь, произнес Коджа. — Это... Я не храбрый. Я не солдат, — выпалил он. В ужасе он обратил свое внимание на листы перед собой, бормоча: — Кроме того, я никогда не думал, что здесь так много работы. Я имею в виду…

— Вы все думали, что мы невежественны и не знаем, как вести записи, — холодно перебил его Ямун. Коджа отчаялся. Все его попытки объяснить свои слабости только усугубляли ситуацию.

Ямун соскользнул вперед со своего места, приблизившись к Кодже. — Я не умею писать и не умею читать, поэтому ты считаешь меня дураком. Я знаю их ценность. Он схватил горсть бумаг Коджи с маленького письменного стола. — Все великие короли и принцы правят с помощью этих клочков бумаги. Я видел бумаги, разосланные императором Шу Лунг. Я тоже император. Я не какой-нибудь маленький принц, который ходит от палатки к палатке, разговаривая со всеми своими последователями. Я — кахан всех Туйганов, и я буду еще большим.

Коджа, молча, посмотрел на кахана, пораженный вспышкой его гнева.

Тем не менее, скептицизм, должно быть, отразился на лице священника. Ямун тяжело поднялся на ноги, расплескав вино по коврам. — Ты сомневаешься во мне? Тейлас пообещал мне это! Послушай его там, — крикнул он, сделав паузу, достаточную для того, чтобы Коджа услышал особенно громкий раскат грома. — Это его голос. Это его слова. Большинство людей живут в страхе перед ним. Они молятся и кричат, боясь, что он призовет их к испытанию. Но я не боюсь. Он проверил меня, и я все еще жив. Слегка пошатываясь от выпитого вина, Ямун направился к двери. — Сейчас он зовет меня. Сегодня.

Коджа остался на своем месте, пытаясь разобраться в разглагольствованиях Ямуна. Ночной страж, однако, бросился к дверному проему и упал на ковер. — Великий Вождь, — взмолился он, — не выходи на улицу! Я прошу тебя об этом. Никогда еще не было такого шторма, как этот. Это дурное предзнаменование. Тейлас выпустил на нас своих духов. Если ты выйдешь на улицу, они попытаются тебя похитить. Тейлас сердится!

— Смотри, — крикнул Ямун через юрту Кодже. — Они все боятся штормов, гроз, мощи Тейласа. Это мои солдаты-дети! Двигайся, воин, — приказал он, снова обращая свое внимание на съежившегося человека. — Я не боюсь гнева Тейласа. В конце концов, я — кахан. Мой предок родился ребенком Тейласа и Синей Волчицы.

Ямун высокомерно прошагал мимо коленопреклоненного мужчины и отодвинул дверной клапан. Тяжелая ткань тут же с треском распахнулась. Холодный дождь хлестал в открытую дверь, подхваченный мощным ветром. Пачкающий пепел удушливыми облаками поднялся из жаровен. Теплый воздух внезапно испарился.

— Вот. Это мощь Тейласа, — проревел Ямун, указывая на бурю. — Пойдем, писец, раз ты не веришь, что он разговаривает со мной.

— Пожалуйста, Великий Господин, — взмолился Коджа, перекрикивая ветер, — останься внутри.

— Нет! Ты пойдешь и увидишь, потому что я приказал. Он шагнул к Кодже, схватил его за плечо и почти потащил к двери. Бесцеремонным толчком Ямун вытолкнул священника под проливной дождь.

Коджа споткнулся и поскользнулся в холодной грязи. Дождь хлынул в слякоть и густо забрызгал его. Копье молнии неровно рассекло ночное небо, осветив весь горизонт. В короткой вспышке света Коджа увидел темную фигуру Ямуна, стоящего над ним, лицом к небу, с широко открытым ртом. Свет длился всего мгновение, а затем мир снова погрузился во тьму. Сильная рука Ямуна схватила священника за одежду и вытащила его из грязи.

Двое мужчин двинулись в путь, борясь и скользя вниз по склону. Они прошли по ледяной грязи, вышли за ворота и миновали юрты, пока не добрались до загона для лошадей за пределами центра. Ветер и дождь хлестали их по лицам. Ручейки стекали с волос Ямуна на его усы, стекая в рот. Огромные капли стекали со всех сторон по бритой голове Коджи, смывая комья грязи.

— Тейлас! — крикнул Ямун, сплевывая воду между каждым словом. — Вот и я! Послушай меня! Далекая вспышка молнии тускло осветила степь, отбрасывая на них причудливые тени. Ветер на мгновение смахнул капли дождя с их лиц, а затем снова хлестнул по ним. Глухой грохот далекого удара едва донесся из-за ветра.