Повесть о первом взводе

Солдаты во главе с Логуновым все еще бежали к орудию. От штабного крыльца, спешил к пушке капитан Крылов. Вслед за ним - оба разведчика. Командир полка потрясал кулаками. И кричал. Что-то очень нехорошее кричал. На этом расстоянии нельзя было разобрать, что. Сюда доносилось только протяжное: А-а-а! В-а-а-с...А-а-а-ть.. А-а-а-ть! А-а-а! В-а-с-с!..

Надо было принять решение. За считанные секунды. Единственно грамотным было: собрать пушки и действовать взводом. Но не было времени, чтобы поступить грамотно.

– Отставить!
– крикнул лейтенант уже перебросившему ногу через борт Гольцеву. Нырнул в кабину и бросил Долотову: "Жми!"

Машина рванулась вперед.

– Мы втроем остались?
– удивился Гольцев.

– И втроем не соскучимся, - пробурчал Малюгин.
– Сейчас весело будеть.

– Ничего!
– подпрыгивая в такт взлетающей на ухабах машине, прокричал Трибунский.
– Управимся!
– Комполка сказал, что тридцатьчетверки должны подойти.

– А если не подойдут?

– Как это не подойдут? Подойдут!

Машина вылетела из села, и солдаты увидели вдали темные квадратики. Это было совершенно не похоже на танки. Просто квадратики, маленькие, как спичечные коробки. И не разберешь на таком расстоянии: то ли стоят они, то ли медленно двигаются.

– Идут!
– ухватил Трибунский за плечо Малюгина.

– Где идут?
– Гольцев не мог понять, что эти маленькие темные кубики и есть те самые грозные танки, которые они должны остановить.

– Там впереди мельтешать, - объяснил Малюгин.
– Черненькие. Наверно, и "тигр" ползеть. Наклепали зверюг на нашу голову.

Машина свернула с дороги и помчалась по полю к омету прошлогодней соломы. Такое нельзя было назвать полетом хотя бы потому, что груженый снарядами и с пушкой на прицепе "студер" не приспособлен для воздушных путешествий. Но ездой это тоже вряд ли можно было назвать. Мотор "студебеккера" надрывно ревел, каждая частица машины дрожала от напряжения, а пушка то тяжело ухала литыми колесами о землю, то взлетала и плыла за машиной в воздухе.

Место для орудия лейтенант выбрал не сказать, что хорошее: - омет - прекрасный ориентир для танков. Но он и единственное укрытие. Больше некуда деваться. Не в чистом же поле принимать бой.

За высоким и длинным ометом Долотов круто развернул машину.

– Здесь!
– лейтенант спрыгнул с подножки.
– Десять ящиков!

Малюгин и Гольцев подавали ящики, Столяров и Трибунский сволакивали их на землю. Быстро сняли с крюка пушку.

– Долотов, за вторым орудием! Пусть станут возле той развалюхи, - лейтенант показал влево, где вдалеке чернело что-то вроде заброшенной сараюшки.
– Когда танки атакуют нас, пусть ударят с фланга. Только тогда и ни на секунду раньше. Бить по бортам. Слово в слово передай. Пошел!

Долотов умчался.

Столяров поднял бинокль. Танки находились еще далеко. Их оказалось не пять, как говорил командир полка, а восемь. Два тяжелых и шесть средних танков шли по дороге один за другим, с небольшими интервалами. На таком расстоянии даже в бинокль они казались беспомощными и хрупкими, как игрушки. Но лейтенант знал, как быстро исчезнет это впечатление, когда они подойдут ближе. И вообще - праздник небольшой: одно орудие против восьми.

Столяров опустил бинокль и повернулся к солдатам.

Гольцев был бледен. Он улыбнулся командиру, но улыбка получилась беспомощной и виноватой. Первый бой предстоял человеку, первый в его недолгой жизни бой... Гольцев боялся и пытался скрыть свой страх. Малюгин нервно тер ладонью подбородок. Ему не нравилось, что они здесь всего вчетвером, а второе орудие и почти весь взвод остались в селе. А Трибунский держался спокойно и уверенно. Словно не боя ждал, будто предстояла ему работа. Нелегкая и неприятная работа, и надо выполнить ее как можно лучше.

"Хорошо хоть Трибунский здесь, - оценил Столяров, - этот обкатанный".

Старший лейтенант не знал, какое напряжение испытывал "обкатанный" Трибунский перед каждым боем, как трудно доставались ему эти последние минуты, когда есть еще время думать, есть время для того, чтобы испугаться. И чего стоило приучить себя, оставаться в эти минуты спокойным и уверенным.

* * *

– Ну как, гвардия, довольны?
– постарался подбодрить незамысловатой шуткой свое немногочисленное войско лейтенант Столяров.
– Сами в руки идут.

– Снимем с "тигров" шкуры!
– откликнулся Трибунский.
– Я свою домой увезу. Брошу на пол возле кровати. Любуйтесь, Сергей Трибунский - охотник на тигров! Моя работа!..

– Он тебе бросить, - пробурчал Малюгин.
– Он тебе поохотится.

– Не ной, Малюгин, - оборвал его Столяров.
– Позиция неплохая. Беритесь с Трибунским за станины. Гольцев - на колесо! Выкатываем орудие!

57-миллиметровое орудие весило всего тысячу пятьдесят килограммов или, в зависимости от обстоятельств, больше тонны. На учениях они катили пушку взводом. Легко катили, бегом... В бою, когда приходилось менять позицию, без особого труда делали это расчетом. Бывало, управлялись и вчетвером. И сейчас управились бы. Но еще весной, оберегая омет от шального степного пожара, кто-то окружил его широкой полосой вспаханной земли. С разгона метра два прокатили они орудие и колеса утонули в жирном степном черноземе.

– Ну-ка, нажмем!
– Столяров уперся плечом в ребристую резину колеса. Он видел, как напрягся Гольцев, как взбугрилась у него на спине гимнастерка, обтягивая вздувшиеся мышцы. Почувствовал слабый толчок - это Трибунский и Малюгин попытались рывком сдвинуть орудие с места. Но колеса застыли в глубокой колее.

– Е-е-еще раз!
– Столяров пригнулся и почти лег на колесо. Нажал, сколько было сил. А пушка ни с места, только ноги вспахали в рыхлой земле глубокие борозды.

Они поняли, что попали в ловушку. Вчетвером не по силам выкатить пушку из этой предательской пашни.

– Нажмем!.. Воевать надо, - хрипел Столяров.
– Танки идут... Там госпиталь, всех перебьют... Еще раз нажмем!

Нажимали... Вздувались и болели от напряжения мышцы. Уходили по щиколотку в пашню ноги. А орудие по-прежнему только слегка покачивалось на литых резиновых колесах. Приказ командира полка, их спешка - все это лишалось смысла, потому что они не могли вывезти орудие на огневую.

Столяров в эти минуты не задумывался над тем, что виноват во всем он один. Если бы он не торопился. Если бы здесь находились оба расчета, пушки смогли бы на руках вынести к огневой. Столяров в эти минуты думал только о том, что надо сдвинуть орудие с места. И больше ничего для него не существовало: ни раскаленного солнца над головой, ни приближающихся танков с черными крестами на бортах, ни прошлого, ни будущего. Он был один на один с этой пушкой. Ее надо сдвинуть с места, потом вывезти на огневую. И от него, только от его личных усилий зависело все.