Повесть о суровом друге

Немец в каске водил за рукав кофты Илюхину мать и кричал:

– Где болшевик? Вы прятают болшевик?

Она крестилась, а Илюхин отец, рыжий банщик, ходил за немцем и бубнил ему в спину:

– Драйцик-цвайцик, не знаем, ей-богу, не знаем. Мы его сами поймали бы, если бы знали, где он заховался.

Немцы лазили в погреба и сараи, распугали всех кур. Беглец не находился.

Тогда оккупанты стали грабить жителей, тащили из хат узлы. На улице стоял стон и плач.

4

Я возвращался домой, когда уже начинало темнеть. На грязной улице, невдалеке от нашей землянки, меня кто-то тихо окликнул по имени.

Я оглянулся и увидел Ваську. Он лежал в высокой лебеде, виднелась только белобрысая голова.

– Немцы ушли?
– спросил он.

– Ушли.

Васька горячо зашептал мне на ухо:

– Хочешь секретного человека увидеть? Я его заховал.
– Васька взглянул на меня лукаво и спросил: - Знаешь, кто это?

– Кто?

– Не скажу, сам увидишь.

– Скажи, Вась.

– Тсс, тише.

Узенькую улочку, заросшую сурепкой и лопухами, заполнил бледный свет луны. Васька бесшумно двигался мимо забора, за ним кралась его тень.

Мы прошли в мой двор. Через крышу летней кухни влезли на чердак. Сквозь отверстие в черепице просеивались тоненькие матовые струйки, густые, как дождь. Мы остановились у входа. Жуткая тишина таилась по углам. Чудилось, что в темноте ворочается что-то лохматое, когтистое. Но рядом стоял Васька, с ним я не боялся ничего.

– Дядь, - сказал он в темноту.

Молчание.

– Не бойся, это я, - повторил Васька и прошел по чердаку дальше.

В яркой полосе лунного света, падавшего сквозь дыру в крыше, показалось чье-то лицо и снова скрылось.

– А-а, белобрысый, - отозвался из темноты голос.
– А это кто с тобой?

– А ты не узнаешь? Это же Ленька...

– Так, так... Ну а сам ты кто, как тебя дразнят?

Васька рассмеялся.

– Да ты же меня знаешь. И я тебя тоже... Ты...

– Погоди, погоди, - перебил Ваську басовитый голос, как будто боялся, что Васька назовет его по имени.
– Как ты меня можешь знать, если я сам не знаю, кто я.

Васька продолжал смеяться:

– Ты дядя Митяй, товарищ Арсентьев.

«Вот тебе и раз: неужели это в самом деле дядя Митяй?» - думал я.

– Меня не обманешь, - говорил Васька, - ты дядя Митяй, только сейчас ты секретный человек, красный.

– Скажешь еще... Какой я красный? Штаны черные, тужурка тоже.

Просто не верилось, что это дядя Митяй. Ведь я своими глазами видел, как он на днях вместе с Сироткой уходил из города. Откуда же ему здесь взяться? Наверное, мы ошибались.

– Если ты не красный, - не уступал Васька, - тогда почему немцы за тобой гнались?

– Это интересное дело. Если хотите, расскажу.

– Расскажи.

Он ощупью нашел нас во тьме и положил руки на наши плечи.

– Тогда слушайте: дело было вечером, делать было нечего, жарили картошку, ударили Антошку. Антошка закричал: «Ой!» Прибежал на крик городовой: «В чем дело?» Дело было вечером, делать было нечего...

Мы рассмеялись, а дядя Митяй спросил:

– Интересно?

– Интересно.

Он придвинулся к нам и зашептал:

– Вот что, хлопцы, если меня знаете - молчок. А теперь слушайте: тут недалеко живет безногий сапожник Анисим Иванович Руднев...

– Ну вот, я же говорил...
– перебил его Васька.
– Безногий - мой отец, а я Васька... Что ты, забыл меня?

– В голосе Васьки прозвучала обида.
– Вот на мне и сейчас та гимнастерка, которую, помнишь, в школе выдали. А это Ленька Устинов, его отца в коксовых печах казаки сожгли...

Я почувствовал, как дядя Митяй привлек меня к себе и спросил ласково:

– Значит, это ты, Леня? Ах ты, малец мой хороший. Растешь?

– Расту, дядя Митяй, - ответил я.
– У меня тоже штаны ватные целые, а жилетку я дяде Анисиму отдал.

– Ну, хлопцы, поговорим после, - заторопился дядя Митяй, - а сейчас бегите к отцу и скажите, что я ночью приду.

По дороге домой Васька все время удивлялся:

– Вот кого мы спасли! Теперь нехай трусятся немцы.

– Почему?

– Знаем почему...

В тот же вечер, лежа на сундуке рядом с Васькой, я ждал, когда придет дядя Митяй. Наконец под окном послышались осторожные шаги.

Васька вскочил и, не зажигая каганца, открыл дверь. Кто-то вошел. Васька занавесил окно.

Я слышал, как дядя Митяй тихо говорил Анисиму Ивановичу:

– Ревком ушел еще ночью, а мы с Мосей задержались, ну а... дальше знаешь. Хорошо, что твой сынишка подоспел, а то бы и мне болтаться на веревке. Ну, ладно, вот что, война с немцами идет по всей Украине. Под Харьковом бьются с немцами наши донбассовцы. Там Артем. В Луганске формируется пятая армия... У меня письмо Ленина. Надо бы свет зажечь.

– Вася, где там каганец?
– сказал Анисим Иванович.

Васька зажег каганец.

Дядя Митяй оторвал подкладку пиджака и достал лист бумаги. Тихим голосом он стал читать:

– «...2) Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови. 3) Железнодорожные организации и связанные с ними Советы обязаны всеми силами воспрепятствовать врагу воспользоваться аппаратом путей сообщения; при отступлении уничтожать пути, взрывать и сжигать железнодорожные здания; весь подвижной состав - вагоны и паровозы - немедленно направлять на восток в глубь страны. 4) Все хлебные и вообще продовольственные запасы, а равно всякое ценное имущество, которым грозит опасность попасть в руки врага, должны подвергаться безусловному уничтожению; наблюдение за этим возлагается на местные Советы под личную ответственность их председателей. 5) Рабочие и крестьяне Петрограда, Киева и всех городов, местечек, сел и деревень по линии нового фронта должны мобилизовать батальон для рытья окопов под руководством военных специалистов. 6) В эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся расстреливать!..

Социалистическое отечество в опасности! Да здравствует социалистическое отечество!..»

Дядя Митяй свернул бумагу.

Помолчали.

– Немцы здорово вооружены, - сказал дядя Митяй.
– Мне поручено организовать здесь отряд. Винтовок у нас сколько?

Анисим Иванович ответил очень тихо. Мы с Васькой тоже перешли на шепот.

– Слыхал?
– тихонько сказал он.
– Будем жечь все подряд, чтобы врагу не досталось.

– Вась, а чего германцы пришли до нас? Ведь солдаты в окопах замирялись, помнишь плакат?