Повесть о суровом друге
Шрифт:
Я узнал по голосу Тоньку.
– Ты что одна ходишь? В городе бандиты.
– Знаю.
– Вот убьют тебя, тогда будешь знать.
– Тебя же не убили?
– Глупая, то я, а то ты.
– А где Вася?
– спросила Тонька.
– Воюет. Бандитов колошматит. А у меня патроны кончились, пришел зарядить наган...
«Чудак, зачем-то наган выдумал... Сейчас Тонька спросит, и опять надо будет врать».
– У тебя наган есть?
– удивилась Тонька.
– Кто тебе дал?
– Нашлись люди...
– Покажи.
«Вот Илюха
– Не наган у меня, а смитвельсон.
– Ну, покажи смитвельсон, - не отставала Тонька.
– Нельзя девчонкам за оружие браться. У вас на то куклы есть. Тебе покажи смитвельсон, а ты не с того конца возьмешься и застрелишь себя. Отвечай тогда...
– Ты же не застрелился?
– Мы мужчины, понятно тебе?
Тонька молчала. Я тоже не знал, о чем еще говорить. Вдруг я вспомнил, что хотел украсть Тоньку... Сейчас самый подходящий момент: никого нет, тихо кругом...
– Тонь, а Тонь!
– Чего?
– Ты кого любишь?
– Мамку с папкой.
– А еще кого?
– Абдулку.
Сердце мое колотилось.
– Тонь, знаешь что?
– Говори.
– Давай... я тебя украду.
– Как?
– испугалась она.
– А так. Отнесу в степь на Кальмиус. Хату из камыша сделаю. Будем там жить. Купаться будем. Я на заводе буду работать, а ты обед варить...
Сначала Тонька засмеялась, но потом призадумалась:
– А как папка с мамкой? Они искать меня будут.
– Зачем? Им еще лучше, кормить тебя не надо. Ну? Украсть?
Тонька колебалась.
– Чего боишься, глупая? Знаешь, как заживем? Обвенчаемся, весело будет. Ну? Украсть?
– А Васю возьмем с собой?
– Зачем?
– Так...
– Можем взять, - сказал я неопределенно.
Тонька вмиг оживилась, как будто этого ждала, она засыпала меня вопросами:
– А что будем делать, если дождь пойдет?
– Ничего. Хата будет с крышей.
Тонька медлила, словно искала, о чем еще спросить.
– А обед в чем будем варить?
– Кастрюлю возьмем или цыганский котел раздобудем.
– Ладно, - сказала она.
– Что ладно?
– Кради меня.
Не ожидал я быстрого согласия и растерялся, не знал, как ее красть, в чем нести. Наговорил всякой чепухи, а теперь расхлебывать надо. Она тоже хороша - не успел сказать, уже и рада - кради! И сразу Тонька показалась мне некрасивой. Я вспомнил о Ваське, захотелось к нему. Сейчас он бьется с бандитами, раздавая удары направо и налево. Стать бы с ним рядом и драться.
Васька, Васька, верный друг мой! Вспомнилось мне его хмурое лицо и нежно-голубые глаза, вспомнилась забота обо мне, и я понял: не Тоньку люблю, а его, друга и заступника Ваську.
Я взглянул на Тоньку. Она выжидающе смотрела на меня, широко раскрыв черные глаза.
– Ну?
– спросила она и мягко взяла меня за руку.
– Что?
– Кради, чего же ты?
– Ну тебя...
– сказал я и побежал в город.
Глава одиннадцатая.
ДЕНИКИНЦЫ
Так пусть же Красная сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой,
И все должны мы неудержимо
Идти в последний, смертный бой!
1
Недолго радовались буржуи да колбасники, пришел и на нашу улицу праздник: Васю записали в комсомольцы.
А было это вот как.
В здании городской думы, где теперь помещался райком КСМУ, собрались рабочие.
На дощатой сцене, за столом, накрытым красным флагом, сидела Надя. Револьвер через плечо на ремешке придавал ей грозный вид. Рядом с Надей сидел чернявый паренек в шинели. Звали его чудно: одни - Президиум, другие - Ваней.
В глубине сцены виднелся портрет Ленина. Я первый раз видел его. В простой рабочей кепке, галстуке в белую крапинку, Ленин с улыбкой смотрел на меня. От портрета, от ласковых ленинских глаз в тесном зале было уютно.
Васька смущенно мял в руках картуз, как будто не Надя, а сам Ленин принимал его в комсомольцы. Надя с суровым видом, точно судья, строго спрашивала, сколько Ваське лет, кто его родители и как он смотрит на революцию.
Васька отвечал, что он хорошо относится к революции.
– Кто имеет слово?
– спросила Надя в зал.
И тут стали выступать рабочие, хвалили Ваську, вспоминали, как его мучили на коксовых печах.
Ваня Президиум тоже выступал. Он рассказал, как Васька расклеивал листовки против немцев и за это попал в немецкую тюрьму.
– Такие хлопцы позарез нужны в комсомоле, и я буду голосовать за Руднева обеими руками.
Потом на собрание пришел комиссар дядя Митяй Арсентьев. Он сказал, что хотя Васька еще не вышел годами, все равно его нужно принять в комсомольцы.
– Ваши ряды станут сильнее еще на одного бойца. Пусть господствующие классы содрогаются перед коммунистической революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир!
Хорошо сказал дядя Митяй. Нехай теперь Сенька колбасник содрогается!
– Вопрос ясен, - сказала Надя.
– Будем голосовать. Кто за то, чтобы Василия Руднева, сына пролетария, принять в боевые ряды Коммунистического союза молодежи, прошу поднять руки.
Я сидел на корточках возле круглой печки и тоже поднял руку. Надя дала Ваське какую-то книжечку, а дядя Митяй крепко пожал ему руку, как взрослому. Комсомольцы шумно поднялись со своих мест и запели:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный