Повесть об учителе

– Держи!
– - протянул ей пятёрку -- И перестань реветь.

Она благодарно застыла с открытым ртом....

Эх, память, память, непредсказуемая хранительница наших поступков! Иногда наглухо закрываешь свои двери, а, бывает, распахиваешь даже от лёгкого прикосновения.

Что Настя знала о нём, кроме мимолётных соседских встреч? Ведь не рассказывал ей, как в июне 42-го при отступлении на Дону вызвался добровольцем в группу прикрытия. Вёл огонь из пулемёта, пока не кончились патроны. Из их группы почти все погибли. Тогда и получил свою первую боевую награду -- медаль "За отвагу". И о другом случае -- под Белгородом в августе 43-го -- тоже ведь не рассказывал.

... Телефонная связь их роты со штабом батальона прервалась, и он был ночью послан туда с донесением. На обратном пути в предрассветных сумерках услышал стон. В воронке от снаряда лежал... немец.

Как он сюда попал? Скорее всего после отбитой вчера их атаки. Наклонился над раненым. С его пересохших губ еле слышное: "Вассер..." Немецкий Алексей напрочь не знал, однако догадался: пить хочет. Поднёс к его пересохшим губам флягу.... Немец совсем молоденький, видать, недавно призвали. Правая штанина выше колена набухла кровью...

Спустил с его бёдер штаны. Рваная рана, кровь ещё сочится. Снял с себя гимнастёрку, нижнюю рубаху. Нарезал штыком винтовки несколько лоскутов, перевязал рану. Ну, а дальше-то что? Вздохнул. Такая, значит, выпала ему сегодня доля. Приподнял раненого. Тот громко застонал.

– Терпи, фриц или как там тебя...

Взвалил его себе на спину. Поплёлся.

Изо рта немца попахивало чесноком. Алексей сначала досадливо морщился, а потом этот запах перестал ощущать. Даже позавидовал. Видать, у фрицев он в паёк входит. Для здоровья. А у них в роте про этот целительный продукт давно забыли.

Каждые сто шагов привал на пару минут. Такую себе определил ходовую норму. Привал-то привал, но снять немца с себя -- проблема. Не скинешь же его со спины как мешок с картошкой. Понимал: каждое резкое движение для раненого -- взрывная боль. Становился на четвереньки, ложился на живот и осторожно стаскивал на землю свою живую ношу. Приноровился и подниматься с ней. И здесь без рывков, медленно, натужно, но аккуратно, словно выполнял на производстве тонкую работу.

На последнем привале, лёжа на спине, вдруг ощутил лёгкое прикосновение к своей ладони. Слегка повернул голову. Немец пытается её пожать, только сил у него на это уже не осталось. Смущённо улыбнулся и... приложил руку к своему сердцу.

Алексей всё понял.

– Да ладно тебе!..

Как он доволок немца от той воронки в свою роту, откуда силёнки взялись, потом сам удивлялся.

... Выслушав краткий доклад связного, ротный раздражённо рубанул ладонью:

– Зачем ты притащил этого дохляка? И что теперь с ним делать?

– Товарищ старший лейтенант... Ну не мог я его, беспомощного, бросить.

– Не мог, говоришь? Коль ты такой жалостливый, пристрелил бы, чтоб не мучился.

– Но мы же люди...

У него было такое ощущение, будто это говорит какой-то другой человек, а он -- просто обессиленная плоть с притуплёнными чувствами. Хотелось лишь одного: раствориться в сне, самом желанном блаженстве, выданном этой плоти пожизненно. Только война проклятая то и дело его куда-то отодвигает. Потом, потом... Если, конечно, не заберёт саму жизнь.

Ротный молча прошёлся по блиндажу. Остановился. И вдруг тихо, с несвойственной ему мягкостью:

– Да, ты прав. Мы -- люди.
– - И уже по-командирски: -- Старшина! Немца -- в медсанбат! А ты, Левашов, часика четыре поспи. Умаялся за ночь. Твоего фрица посчитаем за "языка". Вторую медаль получишь.

... Как всё переменчиво в этом мире! Ещё неделю назад беспомощным был он, а его спасительницей стала Настя. Смотрел на неё, уже спящую, в каком-то сладостном оцепенении. Да нет, не приснилось. Кончиками пальцев прикоснулся к её обнажённой груди...

Обошлись без свадьбы, а тот день, точнее, вечер 25 сентября 1948-го, стал их праздником, их памятной датой. Они неукоснительно отмечали её и только вдвоём.

Шёл год за годом, а ребёнка у них всё не было. Они уже потеряли надежду. И вдруг, как солнечный луч, пробившийся сквозь тугую хмарь, -- беременность... Сына назвали Илюшей -- в память Лёшиного фронтового друга , погибшего в конце войны.

– Мама, папа, принимайте гостью!
– - простёр Илья широкий жест в сторону спутницы.

– Проходите, проходите, рады будем.

В глазах родителей -- напряжение. Понимали: не просто так привел он эту девушку. Ну, ну, посмотрим...

Но смотрины как таковые она тут же пригасила:

– День добрый, товарищи родители! Меня зовут Оля.
– - А как вас зовут, я уже от Илюши знаю.

Весело сказала, с подкупающей улыбкой. А дальше -- никакого напряжения, будто давно уже знакома с этими людьми.

И здесь "хорошо посидели". Ольга была немногословна и в общем-то сдержана, но её умение слушать, непринуждённость и вместе с тем деликатность создали между нею и родителями Ильи невидимый доверительный мостик.

После застолья стала собирать со стола посуду.

– Да вы что!
– - воспротивилась Настя.
– - Я сама.

– Не лишайте меня удовольствия, -- парировала гостья. И уже тоном лектора с наставительным рублением воздуха указательным пальцем: -- Учёные недавно установили, что мытьё посуды активизирует работу капилляров и благотворно действуют на центральную нервную систему, снимая стрессы и всякие дурные мысли.

– Как-кая сенсация!
– - подключился Илья к столь животрепещущей теме.
– - Тогда и меня возьмите. Значит так... Я транспортирую посуду на кухню, мама моет, Оля вытирает, а ты, папа, как глава семейства, осуществляешь общее руководство, контроль и подводишь итоги. Итак, начали!

... Когда Илья пошёл провожать Ольгу, -- Настя нетерпеливо мужу:

– Ну что скажешь, мой милый?

– А что тут говорить!
– - Алексей задумчиво посмотрел в окно, в ту сторону, куда только что ушли молодые.
– - Думаю, девка и тебе приглянулась. Только поедет ли из Минска в Илюшкину глухомань?

Предложение выйти за него замуж сделал ей лишь после того, как она получила диплом: не хотел срывать её учёбу.

– Поедешь ко мне в Забайкалье в Нижние Бугры?

Так называлась деревенька возле которой располагался их артполк.

Ответила не сразу.

– И что я буду делать в этих твоих Буграх да ещё нижних? Преподавать солдатикам изящную словесность?

– Будешь офицерской женой. А что? Серьёзная профессия.
– - Задержал на ней испытующий взгляд.
– - Посмотрим, какая ты претендентка на рай в шалаше. Приедешь -- устрою день открытых дверей, чтобы увидела этот рай во всей красе. А потом -- вступительные экзамены.

Ольга рассмеялась.

– У тебя конкурс?

– Пока не объявлял. Потому, что одна кандидатура внушает оч-чень большие надежды.